Abstract
О похищении короля из собственной столицы, гении массового человекоубийства и победе вопреки всем стараниям победителей
Хотят ли грецкие орехов?
(с) КВН-ХАИ-1998
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДРАГУНСКИЙ СЫН
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЕРЦОГСТВО БЕЗ ГЕРЦОГА
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. КРАСАВЧЕГ И МЕБЕЛЬ ПРАВОСУДИЯ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕОРЕТИК НА ВОЙНЕ
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ГУСАР ПО ЖИЗНИ
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. КРАСНЫЙ КОРОЛЬ
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПЕРЕВОД С ПОВЫШЕНИЕМ
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. ПРИНЦЕССА-АНГЕЛ
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. ПОТЕРЯШКА
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПОЧЁМ В ЧЕХИИ КАРТОШКА
ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ. КРАДЕНЫЙ ПРИНЦ
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ. СЛАБОУМИЕ И ОТВАГА!
ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ЭТОТ ДЕНЬ ПОЗОРА ПОРОХОМ ПРОПАХ
ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ. КАВАЛЕРИСТ И ТЕОРЕТИК – ЭТО СИЛА
ЧАСТЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ. БЕРЕГИТЕСЬ ЯКОБИНЦЕВ!
ЧАСТЬ СЕМНАДЦАТАЯ. КОРОЛЬ-РАБ
ЧАСТЬ ВОСЕМНАДЦАТАЯ. НАСТОЯЩИХ БУЙНЫХ МАЛО
Бюллетень Великой Армии от 16 декабря 1812 года донёс до верноподданных французов благую весть: Le Grand Armeé уничтожена в России, но здоровье нашего обожаемого Императора никогда не было лучшим. А пока немногие выжившие пытались перебраться через Польшу в Саксонию, Наполеон на всех парах мчался в Париж, разбираться с последствиями неудачного заговора Мале и руководить новым набором, ибо было понятно, что битвы предстоят немалые.
К счастью для пруссаков, Бонапарт не доверял их армии, поэтому под раздачу Пруссия не попала. Контингент под командованием генерала Йорка (нет, а кто ещё мог заменить Блюхера?) был вспомогательным при корпусе маршала Макдональда, который прикрывал Петербуржское направление, и оттого в битвах практически не участвовал. А когда был отдан приказ на всеобщее отступление, пруссаки «случайно отстали». Настолько, что Йорк через волонтёров в «Немецком легионе» вышел на генерала Дибича... 30 декабря 1812 он объявил о нейтралитете своего корпуса. Фактически же это означало объявление войны Франции, потому что нейтралитета в те дни быть не могло.
А тем временем «внесистемная оппозиция» в самой Пруссии собиралась вокруг Блюхера. В прямом смысле слова, в его доме в Бреслау (ныне Вроцлав). Всё было готово к восстанию, но не хватало одного – согласия Фридриха-Вильгельма, занявшего принципиальную экзистенциальную позицию под лозунгом «від'їбіться від мене». Выступать же против Наполеона и короля одновременно не посмел бы из заговорщиков никто, и Блюхер в первую очередь. В конце концов, монарх и был для них Пруссией (нам сейчас это понять трудно).
Поэтому одним тёмным зимним вечером верные королевские слуги рангом от генерала до министра ворвались в его покои и с тревогой в голосе сообщили, что против Его Величества готовится заговор. Якобинцами, франкмасонами и Госдепом (кстати, он уже существовал, так что как знать...). Спасаться нужно было прямо сейчас, пока убийцы с отравленными сюрикенами не пробрались во дворец и не заразили их государя гангреной и воспалением коленной чашечки. Карета уже стояла во дворе, упакованные чемоданы лежали на крыше.
Не знаю, поверил ли Фридрих-Вильгельм в этот бред. В конце концов, он был вовсе не дураком. Однако доверить свою судьбу другим было проще, поэтому он без лишних разговоров сел в карету и под охраной гвардейцев отправился в единственное место, где его безопасность могла быть гарантирована 100%-но. Как вы понимаете, это был Бреслау, где Его Величество уже ждали товарищи Блюхер, Шарнхорст, Гнейзенау и примкнувший к ним Йорк. Сопротивление было бесполезно, и Пруссия официально объявила войну Наполеону.
Ура! Война! (Бреслау, март 1813)
Естественно, оставался вопрос: а кто будет реально воевать? Не рассылать ноты и не рисовать стрелочки на картах, а идти стрелять и умирать. Ведь разрешённой армии у Пруссии было аж 42 тыщи, да и те побитые молью и русскими морозами. Ну, ок, Йорк предусмотрительно набрал в Восточной Пруссии 20 000 ландвера и ещё 13 000 в резерв – ну... на два корпуса Великой Армии хватит, если недолго и под хорошую артиллерию. Выход был только один – всеобщая мобилизация мужчин от 17 до 24 лет. Та самая, к которой Шарнхорст и его друзья готовили страну с 1807-го.
17 марта 1813-го соответствующий проект был выложен на стол перед Фридрихом-Вильгельмом. Тот, пребывая в очередном периоде мрачной меланхолии, ответил: «А смысл? Всё равно никто не придёт... Но если вы считаете, что так нужно...» – и подписал.
Он даже не представлял, насколько ошибался в собственном народе. За считанные недели добровольцами в армию записалось больше ста тысяч человек (это при населении в 3.5 миллиона). Супружеские пары сдавали обручальные кольца, чтобы купить оружие. Женщины перешивали воскресные «синие пальто» (модная одежда тех времён) мужей в форму. И, что куда более важно, большинство новобранцев были таковыми лишь формально, потому что несколько лет назад прошли через «экспресс-курс бойца» по программе Шарнхорста. Уже к середине марта Силезийская армия под командованием Блюхера была готова к боевым действиям.
Железное кольцо «Я отдал серебро за железо» (да, уже в те времена знали за пиар-кампании). Всего было сдано 150 000 колец. (Остерегайтесь более поздних подделок – в 1914-м история повторилась, так что большинство сохранившихся экземпляров оттуда)
В середине марта русская армия вошла в Берлин и вскоре также заняла Дрезден и Лейпциг, фактически выведя из войны Саксонию. Император Александр и король Фридрих-Вильгельм по-братски обнялись (ну традиция тогда такая была, что ты поделаешь) и заключили союз против тирании, угнетения, якобинства и конституций. Но тут у союзников начались проблемы кадрового характера – Кутузов, выступавший активно против заграничного похода, 28 апреля умер, и пока русские генералы дрались за портьерами императорских покоев за звание любимой жены (ещё один милый горный обычай), войска жевали травку на просторах разорённой Саксонии и ждали пришествия Антихриста. И он пришёл.
Профессор Генрих Стеффенс доводит слушателей до патриотизма новостью о войне против Наполеона. На картине конца XIX века изображено единение нации, представленной профессорами, студентами, юристами и задницей рабочего на переднем плане
Чего нельзя отнять у Наполеона, так то, что он был гением. Никто бы не смог на считанные месяцы обеспечить 660 000 новобранцев всем. Он смог, и уже под конец апреля его новая Великая Армия двинулась из Майнца на восток. Увы и ах, но девять женщин не родят за месяц одного младенца, и если недостаток пушечного мяса можно было компенсировать досрочным призывом, усилением идеологического воспитания старшеклассников, подметанием гарнизонов и отменой всех льгот, то заставить лошадей плодиться поскорее ради величия французской нации не получилось. Аналогично, процессы охлаждения бронзового литья обмануть труднее, чем людей. В общем, второй релиз Великой Армии, хоть и был обогащён энтузиазмом, но оставался беден как на кавалерию, так и на пушки. Учитывая то, что Наполеон как был артиллеристом, так и остался, а шаблоны мышления в таком возрасте изменить уже сложно, французам предстояли весёлые времена.
Слава сыграла с Шарнхорстом дурную шутку. Его место по званию, заслугам и опыту было в кабинете, на посту военного министра, но он гордо отказался и перевёлся, как в старые добрые времена, в начштаба к Блюхеру. Вот только проработать там ему суждено было всего несколько недель – до первой встречи с русскими. Новый главнокомандующий, Карл Витгенштейн (не путать с знаменитым философом-позитивистом), увидав самого Шарнхорста, ткнул в него пальцем и сказал «Хочу!». Кавалеристам отказывать нельзя, тем более числящимся фаворитами русского императора и носящим титул «спасителя Петербурга», так что Герхард был вынужден переместиться из прусского штаба в русский.
Со времён принца Савойского и герцога Мальборо вариантов для пересечения между французами и немцами на поле брани было не так уж и много. И если это был не Рейн и не верхний Дунай, то все дороги сводились туда же, где Фридрих Великий уже бил принца Рогана и маршала Дауна, а Наполеон – пруссаков: в уютный уголок, где при слиянии Заале и Эльбы проходила граница между Саксонией и Тюрингией. Этот раз не был исключением.
Услыхав, что войско Наполеона растянулось на 60 миль от Наумбурга до Лейпцига, Витгенштейн не стал раздумывать и, испросив высочайшего разрешения обеих монархов, приказал переправиться через Эльстер и атаковать французов на марше. План был прекрасен, но вот исполнение... Шарнхорст составил чёткую маршевую диспозицию: в 6 утра 2 мая союзники должны были обрушиться на самый центр длиннющей вражеской колонны возле Лютцена и, развивая успех, окружить и прижать к Лейпцигу по крайней мере её переднюю треть... В плане не предусматривалось две существенные детали: во-первых, низкий уровень дисциплины прусского ландвера, который был весьма воодушевлён войной, однако ещё не понимал, что приказы надо выполнять точно; во-вторых, не менее высокий уровень русского раздолбайства, при котором маршевая диспозицию зачастую вообще игнорировалась. По итогу всю ночь колонны натыкались друг на друга и на заявленные позиции вышли лишь в 11 часов.
Битва при Лютцене (Гроссгёршине)
Впереди, традиционно, был Блюхер, и поначалу ему повезло. Его французский визави, маршал Ней, был с ним в чём-то весьма сходен: безумно храбр и настолько же невнимателен к рутине, – поэтому забил на выставление флангового охранения. Увы для союзников, на этом везение закончилось, ибо французские новобранцы внезапно оказались весьма злыми и бежать отказались. За череду сёл посреди вспаханных полей (начало мая же) началась ожесточённая схватка, и пруссаки, показавшие, что и у них есть смелость и гордость, большой кровью смогли выдавить врага с его линии обороны.
Что ж, пруссаки, пришло время показать, чего стоит ваш патриотизм
Но ничего не в силах заменить потерянного времени, и передовая часть французской колонны вместе с хвостовой немедленно выдвинулась на звуки канонады. Наполеон, в этот момент как раз совершавший экскурсию по полю битвы при Лютцене, где в 1632 был убит Лев Севера Густав-Адольф, немедленно скомандовал общее наступление и сам ринулся к месту схватки. С другой стороны союзный штаб представлял из себя душераздирающее зрелище: рельеф не позволял наблюдать поле боя за пределами соседнего перелога, а любое решение Витгенштейна, носившегося от фланга к флангу, сначала должно было быть утверждено обоими монархами, никак не славившимися решительностью, – и никакой гений Шарнхорста, сбросившего свою обычную маску хладнокровия и демоном парящего над полем битвы, исправить этого не мог. К двум дня подошли французские резервы, и теперь союзники оказались под ударом вдвое превосходящего противника. Наполеон установил свою Гранд-Батарею из ста орудий и принялся, как уже делал не раз за свою крьеру, методично избивать центр пруссаков. Под Блюхером, который большинство времени спокойно курил трубку посреди канонады (свидетели утверждают, что когда рядом упала зажжённая граната, он просто посоветовал адъютанту «оставить эту х'ню в покое»), традиционно убило лошадь (кажется, не было ни единой битвы, где этого бы не случилось), а его самого раненого пулей в бок унесли в тыл. Пулей в задницу задело 15-летнего Августа Гнейзенау (отец позже со смехом будет называть рану «боевой наградой»). Досталось и Шарнхорсту – осколком его ранило в левое колено.
Монархи-союзники не могли поверить своим глазам. То, что должно было быть стать полным разгромом Наполеона, превратилось в очередной пример его гениальности. В 6 вечера пришло известие, что французы смогли с ходу захватить Лейпциг, и теперь правый фланг русских находился под угрозой охвата. Пришлось отступать к Дрездену, а потом и дальше на восток, в Силезию, как бы не возмущался взбешённый Блюхер, требовавший контрнаступления (он чуть ли не самовольно произвёл ночную кавалерийскую атаку, впрочем, ничем не закончившуюся). Крайним сделали Витгенштейна, понизили в должности и отправили в тыл.
Союзники не подозревали, насколько кровавой была цена этой победы для французов. Головотяпство Нея и нехватка артиллерии привели к тому, что солдатами затыкали все дыры, и в результате потери Наполеона были даже большими, чем у пруссаков с русскими. Ведь теперь ему противостояла не армия Старого Фрица, а «новые прусские», обученные по уставам, идентичным натуральнымфранцузским, и он даже был вынужден признать, что «эти жЫвотные начали что-то подозревать». Но в любом случае теперь все карты были у него на руках, и он смело ринулся отвоёвывать Саксонию, с чистой совестью отправив часть войск на север, на Берлин. Казалось, Русский поход был просто нелепой случайностью, не повезло, бывает, а теперь всё вернулось к временам Аустерлица, и враги снова рухнут один за другим под его натиском. Более того, такого же впечатления были и Александр с Фридрихом-Вильгельмом. В союз требовалось больше союзников, и тут опять пригодился Шарнхорст.
Герхард за эту битву получил «Железный Крест», ибо на него вину в поражении возлагать было бы глупо. Правда, в строй ему вернуться не позволили врачи – раненное колено ужасно болело, он и так едва проделал путь верхом с отступающей армией, но госпитализироваться отказался наотрез. Поэтому в качестве компромисса его отправили с дипломатической миссией в Вену, убеждать австрийцев вновь включиться в бесконечную войну с Наполеоном.
Увы, Шарнхорст не оправдал надежд своего короля. Уже в Праге его состояние настолько ухудшилось, что ему пришлось остаться в постели. Экстренно вызванный эскулап осмотрел рану и поджав губы сказал, что не знает, кто больший болван: врач, лечивший её прежде, или Шарнхорст, разъезжающий в таком состоянии по Европе. Ещё через несколько дней Шарнхорст представился. Уже немалое достижение для человека, которому, согласно классификации Безенчука, суждено было просто гигнуться. И как бы это ни было печально с человеческой точки зрения, теперь количество сюжетных линий в нашей истории начинает сокращаться.
Кампания 1813-го до перемирия
На тот момент Наполеон, видимо, решил, что просто так разбивать врагов будет неспортивно, и предложил им перемирие. А может считал, что теперь и воевать не придётся – все уже достаточно поняли, что сопротивление бесполезно, и попросту сдадутся. Так или иначе, он просто стоял в Саксонии и ждал, пока союзники окончательно испугаются и прибегут сдаваться. И дождался.
Австрия не горела желанием опять воевать с Францией. Уж слишком много позора набрались в предыдущие разы. Вдобавок, теперь Наполеон был, как-никак, зятем Его Императорского Величества Франца, а со свояками ссориться не комильфо. С другой стороны, но не упускать же такую возможность? И Меттерних, министр иностранных дел, попробовал поиграть с Бонапартом в «мягкую силу». Мол, вы же понимаете, что будет, если мы сейчас вступим против тебя в коалицию, да? Так зачем же доводить до злого? Верни нам отобранное в 1809-м – и всё будет хорошо.
Но у Наполеона уже сорвало крышу. Ему, владыке Европы, такие мелкие угрозы? Да я вам сейчас всем рога пообломаю! На колени перед Владычицей Морской! И как-то так получилось, что к середине августа ему объявили войну и Австрия, и возглавляемая перебежчиком Бернадотом Швеция, а он оказался окружённым в Саксонии без провианта и с весьма призрачными перспективами. Он было рыпнулся к австриякам, мол, я передумал, но было поздно. Теперь его главная надежда была на перманентную бездарность вражеских военачальников и собственную скорость передвижения от одного фланга к другому.
Британская карикатура 1813-го. Краткое содержание. Герцог Йорк: «Вступайте с нами в союз против Наполеона!». Бернадот: «Да... Но деньги вперёд!»
План союзников был комплиментарен с наполеоновским и базировался на центральной стратегме «А давайте двинем на Бонапарта с трёх сторон и будем надеяться, что тот испугается и уйдёт». И зря Блюхер пытался переубедить монархов, что надо перейти Эльбу и брать врага тёпленьким в его логове: после 1806-го сама идея о том, что надо навязывать Наполеону инициативу, вызывала подсознательное сопротивление, а уж после Лютцена...
И Наполеон принялся отступать зигзагом, атакуя то австрийцев на юге, то русских на востоке, то пруссаков на севере. И всё вроде получалось, но враг, как та гидра, немедленно выставлял новые батальоны взамен выкошенных, а ему своих солдат в этой далёкой земле замещать было некем. Близилась осень, и второй Березины ему не хотелось. Пришлось отступать на запад, к Лейпцигу.
Блюхер тем временем испытывал муки, понятные лишь человеку-молнии в царстве тормозов. Во-первых, его сын Франц раненный попал в плен (и был с почётом принят Наполеоном), а зять, муж любимой Юлии, умер от горячки. Во-вторых, он-то думал, что его главной бедой станет потеря Шарнхорста – но его верный ученик Гнейзенау оказался не менее способным и вдобавок настолько же пылко ненавидел Наполеона, – а получилось, что кадровые проблемы ожидают его совсем на другом фронте. Его корпус должен был выполнять связующие функции между русскими на востоке и шведами на севере. В реальности это означало, что он поочерёдно двигался то туда, то сюда, безнадёжно пытаясь подвигнуть союзников на хоть какие-то действия – и постоянно оказывался один на один с французами: то с маршалами (которых бил), то с самим Наполеоном (от которого отгребал). Впрочем, в последнем случае его прогрессирующее сумасшествие имело положительные последствия: он, как та рыбка гупия, мигом забывал о поражении и, стоило императору французов повернуть против другого противника, немедленно вгрызался ему в пятки.
Но другие командиры доводили его до бешенства. Бернадот больше заботился о том, чтобы не потерять своих людей (ему никак не светила слава иностранца, который стал наследником, чтобы угробить своих новых подданных). Русские тупо не понимали, что они здесь делают и за кого воюют. Да и свои родные пруссаки (ладно, уже родные) не лучше... Генерал Йорк в очередной раз решил проявить свой склочный характер и в определённый момент тупо перестал выполнять приказы Блюхера (это к вопросу военной дисциплине вообще и немецком орднунге в частности). И сделать ему ничего было нельзя – не начнёшь же слать корою доносы на другого патриота прямо во время решительного бездействия оного. Пришлось писать унизительное письмо, просить прощения за все бывшие, возможные и выдуманные проступки и умолять Йорка сделать милость и атаковать французов. Тот в результате оттаял, и Блюхер мигом забыл о случившемся – его единственной идеей фикс теперь было загнать Наполеона в ловушку.
1813. Бернадот-победитель! А вот что вкололи лошади? И, главное, куда?
Это случилось в середине октября под Лейпцигом, куда французы, осознав опасность положения, принялись сводить все войска и припасы. Настало время знаменитой «битвы народов», в которой участвовали французы, пруссаки, саксонцы, поляки, русские, австрийцы, венгры, чехи, хорваты, словенцы, шведы и даже британцы (в лице одной экспериментальной батарее ракетниц Конгрива). О битве этой написаны книги и сняты фильмы, так что сильно распространяться не буду. Скажу лишь, что в этих описаниях чаще всего забывают главное: само сражение при всём его макабрическом великолепии, было лишь унылым финалом практически неподъёмной задачи «как загнать Наполеона в угол». Задачи, которая не решилась бы без Блюхера.
Дело в том, что Бонапарт, уже осознавая неизбежность отступления из Саксонии, решил напоследок дать по зубам преследующим его союзникам. Русские были слишком далеко, в решительность Бернадота он не верил (и правильно делал), пруссаков было слишком мало, а вот австрийцы, подошедшие с юга, подставились по полной. У него был шанс разгромить самую большую из преследовавших его армий и тем самым обезопасить отступление.
Наполеона загоняют
Всё смешал Блюхер. Наплевав на приказы сверху и на возражение некоторых подчинённых (не будем тыкать пальцами в Йорка), он перешёл на западный берег Эльбы, сел на хвост арьергарду маршалов Мармона и Нея и не отпускал его аж до самого северного пригорода Лейпцига, Шкойдеца. И когда 16 октября на юге началось сражение с австрийцами, он тоже не колебался ни секунды и начал лобовой штурм хорошо укреплённых французских позиций. В тот день под ним опять убили лошадь, а дивизия Йорка потеряла 7000 человек – но позиции были взяты. Более того, своей безумной атакой Блюхер сковал французские резервы. Те самые, которых в результате не хватило Наполеону для последнего решающего удара по австрийцам.
А дальше начала агония. Подошли русские и шведы, и после дня отдыха под самыми стенами Лейпцига Великая Армия была измочалена до неузнаваемости. Прямо во время сражения на сторону союзников в полном составе перешли остатки саксонского корпуса, чуть позже к ним присоединились баденцы и вюртембержцы. В ночь на 19 октября Наполеон дал приказ эвакуировать Лейпциг, но один единственный мост (понтоны не навели, свято веруя в победу) не смог справиться с десятками тысяч человек и тысячами коней и повозок. Утром, когда союзники на плечах отступающих французов ворвались в город, у какого-то ефрейтора не выдержали нервы, он поджёг фитиль под опорами моста – и взрыв отрезал 30 тысяч боеспособных солдат и ещё 10 тысяч раненных на правом берегу Эльсте. Многие пытались спастись вплавь – и холодные октябрьские воды реки с её скользкими берегами стали для них могилой. Среди них был и маршал Юзеф Понятовский, командир польского легиона, а другой маршал, Макдональд, чуть не повторил его судьбу и был в последний момент спасён своим коллегой, маршалом Удино.
Катастрофа
Преследовать Наполеона союзники не стали. Даже побеждённый, он наводил страх, а потери были слишком страшны для обеих сторон. Вдобавок, государям предстояла куда более приятная перспектива, ведь король Саксонии поспешил сделать то, что всегда делали в подобных случаях Веттины – перебежал на сторону победителей, и все главные лица были заняты составлением условий сделки. Вскоре прибыли послы от прочих держав марионеточного Рейнского союза: Бадена, Вюртембюрга, Баварии, вестафальских земель, – так что без дела Александр и Франц с Фридрихом-Вильгельмом не остались, надо же было подробно обсудить, кто теперь кому сколько раз делает ку и всё такое.
Правда, Бавария попыталась выслужиться в новом складывающемся миропорядке и выслала войска под руководством бывшего наполеоновского генерала, Карла фон Вреде, ему наперехват. Они встретились около Ханау, на восток от Франкфурта. Осмотрев вражескую диспозицию, Наполеон лишь покачал головой и сказал: «Я сделал его графом, но не смог сделать из него генерала,» – и одним ударом смёл баварцев со своего пути.
2 ноября 1813 года Наполеон в качестве жеста доброй воли(тм) вывел остаток своих войск из Германии.
продолжение следует ЗДЕСЬ
https://site.ua/khavryuchenko.oleksiy/feldmarsal-forvarts-i033wwe
