Abstract
О милых сёстрах и угрюмом мальчике, о грязной сделке за посредничеством хитрого лиса, а также о влиянии имбридинга на склонность к переменам
Во мне вдруг проснулся дед с материнской стороны. Он был неженка. Он так боялся боли, что при малейшем несчастье замирал, ничего не предпринимал, а все надеялся на лучшее. Когда при нем душили его любимую жену, он стоял возле да уговаривал: потерпи, может быть все обойдется!
(с) Е. Шварц «Обыкновенное чудо»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДРАГУНСКИЙ СЫН
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЕРЦОГСТВО БЕЗ ГЕРЦОГА
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. КРАСАВЧЕГ И МЕБЕЛЬ ПРАВОСУДИЯ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕОРЕТИК НА ВОЙНЕ
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ГУСАР ПО ЖИЗНИ
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. КРАСНЫЙ КОРОЛЬ
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПЕРЕВОД С ПОВЫШЕНИЕМ
О короле Фридрихе-Вильгельме III говорили, что тот настолько добр, что ему следовало быть королём Британии. Глубоко закомплексованный мрачный мальчик, выросший фактически без отца, заикающийся и нерешительный и при этом глубоко религиозный – в средние века таких уклончиво называли богобоязненнымии старались сплавить в монастырь. В какой-нибудь другой стране он стал бы обычным чудаковатым и нелюдимым князем, но, увы, он родился для прусской короны, и над ним довлело наследие Фридриха: во главе войска может быть только король, иначе не поймут.
Фридрих-Вильгельм III (1770–1840), король Пруссии (1797–1840) и Вестфалии (1814–40) в бытность кронпринцем
Фридрих-Вильгельм питал к войне отвращение, но если и было для него что-то выше любви к Богу, так это чувство долга. Поэтому за реформу он взялся со всей серьёзностью, не доверяя министрам (потому что министрам доверял отец, а сын принципиально делал всё наоборот). Проблема была в том, что способностей Старого Фрица у него не было, так что дела собирались в королевском кабинете и подолгу никуда оттуда не двигались. А потом у Его Величества случался очередной приступ меланхолии, и он уединялся в берлинском дворце, поддерживая контакт исключительно со слугами и любимой женой Луизой.
О ней, кстати, нужно рассказать отдельно, ибо без её участия Пруссия рисковала остаться совершенно без управления. Дочь герцога Мекленбург-Стрелица (напомню, что у этой чудной земли было две линии, которые правили раздельно), рано осиротевшая и воспитывавшаяся со своими сёстрами у бабушки в Дармштадте, она была из тех замечательных особ, которые находились на границе между Веком Разума и веком романтизма, талантливо сочетая одно с другим. В 17 лет она со своей младшей сестрой Фредерикой попала на глаза старому развратнику Фридриху-Вильгельму II, и тот безо всяких обиняков заявил: «Я хочу, чтобы эти два ангелочка стали моими невестками. Организуйте».
Юные Луиза и Фредерика
Сильно организовывать не пришлось: его старший сын втюрился в бесприданницу по уши, как это умеют делать только настоящие интроверты. Через пять дней после первой встречи он сделал предложение руки и сердца. Младший брат Людовик был вынужден проделать аналогичный манёвр по отношении к Фредерике (хотя в этом случае ни о каких чувствах речи не шло). На свадьбе кронпринц, только что вернувшийся с французского фронта, веселился так, что никто не мог поверить, что это тот самый угрюмый Фридрих-Вильгельм, который мог часами не произнести ни одного слова.
Влюблённая чета через год после женитьбы
Луиза была не очень красивой, это признавали все, но её обаяние и непосредственность в сочетании с умом и начитанностью (в детстве она проводила немало времени в обществе матери Гёте, видной сановной дамы вольного города Франкфурта) производили на людей неизгладимое впечатление. Вдобавок, она действительно любила своего мужа. Настолько, что его беды стали её бедами, а его цели – её целями. И, в отличие от супруга, она обладала волей, чтобы этих целей добиваться.
Все признавали, что королеву Луизу написать невозможно – она в каждый момент менялась. Поэтому портретов будет много :) (слева направо 1797, 1801, 1802, 1810)
Однако Шарнхорст, только прибывший к берлинскому двору, этих тонкостей ещё не знал, поэтому начал с обычных официальных обращений к королю и военному министерству. Он получил должность директора «Школы молодых пехотных и кавалерийских офицеров» – третьем из высших военных заведений прусской столицы. В первое шли аристократы с прицелом на будущее в Генштабе, во второе – артиллеристы и инженеры, которым нужно было много математики. А всех, кто ни рыба, ни мясо, отправляли в «Школу». Шарнхорст решил всё поменять. И поменял.
За три года он сделал из «Школы» идеальное воплощение всех идей своего учителя, графа цу Липпе. Всё то, что не удавалось довести до конца в Ганновере, теперь, с прусскими ресурсами и его новыми полномочиями... Как только первые выпускники вышли за порог института, о них немедленно заговорили как о будущих звёздах прусской армии. Более того, Шарнхорст думал над тем, что упустил из своего внимания Старый Фриц. Великий Фридрих, создавая машину для обучения генералов, забыл вложить в неё функцию «обучать новых учителей» (хотя, как мы знаем сейчас, на машинном уровне это и не возможно). Шарнхорст исправил этот недостаток коренным образом – он принялся учить будущих учителей, причём так, чтобы эта традиция не прерывалась на нём лично.
Не менее революционным был его сократический подход к обучению студентов. Главное для него было не то, чтобы студент знал правильный ответ, а чтобы он его нашёл сам. Ответ – фигня. Нужно, чтобы он познал это чувство – нахождения правильного ответа – и потом смог вернуться к нему в пылу сражения, когда счёт будет идти на минуты. Именно для этого нужно образование, а не для вкладывания в голову готовых схем, как считали старики.
Параллельно ему удалось пробить и реформу Генштаба. Собственно, сделал это не Шарнхорст, а один из его единомышленников (и в будущем злейших врагов), вюртембержец на прусской службе полковник Кристиан фон Массенбах (однако, Герхард не стал бороться за эту славу, здесь был тонкий политический момент). Наконец-то у Пруссии появилась ставка Генштаба – организация, функционирующая даже в мирное время и готовящая планы всех возможных вариантов войны со всеми соседями, инспектирующая потенциальные поля сражения и всю логистику, ведущую к ним. Начальник Генштаба получил право доступа к королю в любое время суток, а сама ставка была разделена на три «направления»: восточное, южное и западное (Данию и Швецию в расчёт не брали). Должность «бригадира» последней занял Шарнхорст. У реформы, правда, был один изъян – все три «бригадира» терпеть друг друга не могли, а механизм решения конфликтов предусмотрен не был. Очень скоро эта мелочь выльется в огромную трагедию... но не будем забегать наперёд.
Увы, успехи на службе были омрачены личной трагедией – в 1803 году умерла его жена Клара. Теперь у Герхарда была только одна отрада – единственная выжившая дочь, 15-летняя Юлия, с которой он делился всеми мыслями и переживаниями (через 6 лет она выйдет замуж за адъютанта своего отца, будущего фельдмаршала графа цу Дона-Шлобиттена).
Не внушали оптимизма и новости с родины. После того, как министром иностранных дел Франции стал маркиз де Талейран, её дипломатия стала настолько же убийственной, как и военные таланты генерала Буонапарте. Хитрый лис прекрасно знал ход мыслей европейских монархов, нерадивых детей Века Разума: присоединять к своему домену всё подряд – это значит печься о благе государства, а последствия разгребём потом. В конце концов, ваши отцы и деды без стеснения обсуждали раздел Баварии, обмен Австрийских Нидерландов на Иннфиртель и Венецию, а уж после трёх разделов Речи Посполитой какой смысл изображать из себя невинных овечек?
Шарль-Морис де Талейран-Перигор (1754–1838), потомок 900-летнего рода, лиценциат богословия, епископ Отенский, депутат Генеральных Штатов 1789-го от духовенства, один из авторов Декларации Прав Человека и Гражданина, сторонник национализации церкви. Вовремя перешёл на дипломатическую службу и уехал в Британию ровно перед тем, как во время Великого Террора был выписан ордер на его арест. Провёл почти 3 года в США, разбогатев на финансовых и земельных спекуляциях. Вернувшись во Францию в 1796-м, через год стал министром иностранных дел. Соратник Бонапарта по всем последующим переворотам. Автор германской медиатизации. Принципиальный холостяк, подозреваемый в отцовстве нескольких десятков отпрысков
И в 1801 Париж предложил Берлину сделку: вы вместе с Данией-Норвегией и Россией присоединяетесь к нашей континентальной блокаде Великобритании, а взамен получаете... Ганновер. Весь, со всеми его разветвлёнными и запутанными правами и владениями. Фридрих-Вильгельм проглотил наживку, и прусская армия в считанные недели заняла все ключевые точки в этим обширных землях, так удобно расположившихся между рейнскими и бранденбургскими владениями Гогенцоллернов. (Формальным поводом было «принуждение к нейтралитету» всех земель Священной Римской Империи). Боевых действий не было – всё случилось молниеносно, да и сопротивляться пруссаками никто бы не рискнул; слава Старого Фрица по-прежнему витала над германскими землями.
Как и следовало ожидать, Наполеон просто заставил прусского короля таскать для себя каштаны из огня. Буквально через несколько дней пришла весть о полном уничтожении датского флота в гавани Копенгагена, британские ВМС стали арестовывать прусские корабли на всех просторах мирового океана, и Фридрих-Вильгельм резко дал заднюю, освободив ганноверские земли. В общем, на радость Бонапарту Пруссия рассорилась со своим традиционным союзником, не получив в обмен ничего.
Чтобы подсластить пилюлю и не дать молодому меланхолику попасть под влияние британской партии (которая, естественно, при прусском дворе была), Наполеон бросил Пруссии подачку – разрешил оккупировать Мюнстер. Ну, не в таких словах, конечно... Сообщил, что «воспримет с пониманием и обязуется всячески благоприятствовать секуляризации феодального пережитка». Мюнстер был другим мостиком между двумя частями Гогенцоллерновской монархии, и Фридрих-Вильгельм опять согласился. А возглавлял силы вторжения наш старый знакомый – генерал-майор Гебхард Блюхер.
Княжество-епископство Мюнстер в начале XIX века
Если вы удивились, что один из героев выпал из повествования, то не удивляйтесь. После Базельского мира 1795-го его жизнь была скучна и бессодержательна. Он любил воевать – а войны не было. Больше он ничего в этой жизни уже не хотел, поэтому просто убивал время. Некоторое время от алкоголизма его спасало написание фронтового дневника (уже в 1797-м, после того, как в нём исправили все грамматические ошибки и отцензурировали мат, он был предписан прусским офицерам в качестве обязательного чтения), но и этого хватило ненадолго. Немедленно по возвращении с войны (прямо на банкете в честь окончания оной) от нечего делать женился на сестре сослуживца, «циттеновского гусара» Петера фон Коломба, 23-летней Катрине-Амалии (на 30 лет его младше). Впрочем, чувств, которые Гебхард испытывал к покойной Каролине, уже не было. Да и старость, здоровье... В общем, жена ему понадобилась, скорее, следить, чтобы хозяйство было в порядке, а слуги не крали серебряные вилки. В письмах к ней он обращался «моё милое дитя». Детей у них не было (аж в 1808-м родится мальчик, но умрёт в 16-недельном возрасте).
Блюхер, портрет 1800-го года
Назначение генерал-губернатором аннексированного Мюнстера было для него довольно неожиданным. Мирное епископство, никаких военных сил, там нужен дипломат и благодетель, а не кавалерийский генерал...
Блюхер и не был дипломатичным. Он с порога заявил собравшимся сановникам новой прусской провинции, что считает аннексию Мюнстера (и Ганновера заодно) делом подлым, однако как солдат не вправе обсуждать приказы своего короля. Ещё через полгода в Берлин пришло прошение от мюнстерских сословий оставить им Блюхера в качестве генерал-губернатора и никого другого не присылать. Это немедленно вызвало в столице множество подозрений, и Гебхарда с губернаторства сняли.
Впрочем, и это не имело особого смысла. Уже в 1803-м будущий маршал Мортье оккупирует Ганновер и фактически присоединяет его к Франции. И Пруссия опять её поддерживает, объявляя войну Британии. Французы разоружают ганноверскую армию и через 2 года... опять отдают Ганновер Пруссии, теперь уже в плату за нейтралитет в войне против Третьей Коалиции.
Каков был главный итог всех этих перепихиваний? Очень очевидный – Фридрих-Вильгельм IIIполностью потерял авторитет среди европейских монархов. И до платы по счетам оставалось совсем немного.
У Шарнхорста всё тоже складывалось не гладко. Реформу военного образования и создание ставки Генштаба ему пролоббировать удалось, однако не получалось сделать главное – модернизировать саму армию. Как солдат, так и офицерский корпус. Особенно офицерский корпус.
С солдатами всё было более-менее понятно. Как говорили китайцы: «Из хорошего железа не делают гвозди, хорошие люди не идут в армию» – и отношение к ним было соответствующее. «Контракты», на которые набирали солдат, были чистой фикцией, и своего жалования рядовые практически не видели. Казармы были построены по принципу зоны: они не столько охраняли часть от внешнего нападения, сколько препятствовали побегу изнутри. Бараки на ночь запирали, а у дверей ставили часовых. За малейшее нарушение дисциплины провинившихся прогоняли через шпицрутены, передавая сомнительное удовольствие пытки сослуживцам (те, кто манкировал обязанностями и бил в полсилы, рисковал пойти под наказание следующим). К солдатам относились как к скоту – и они фактически им и были.
Праздник БДСМ в прусской армии: на переднем плане шпицрутены, на заднем – розги
Офицеры находились с рядовым составом в диалектическом единстве. С одной стороны, они были, как напоказ, все такие подтянутые, спортивные, изящные, ломали головами кирпичи и во сне способны повторить в любом порядке все команды, необходимые для построения каре, а в промежутках цитировали Вольтера с Ксенофонтом и безукоризненно исполняли на балах все фигуры танцев. С другой, владение рабами-солдатами имплицитно передавало хозяевам часть рабского духа, и звериная жестокость, порой прорывавшаяся в действиях прусских офицеров, была той же самой рабской природы.
Прусские офицеры около 1805 г.
И тут этот сутулый увалень с крупной выдвинутой вперёд головой, который на стометровке запыхается, мямлит что-то на своём ганноверском наречии и неспособен сформулировать даже простейшую мысль в виде команды, начинает им втирать о необходимости отказа от всех своих привилегий, о народном духе армии, о преданности Отечеству, а не монарху. Рассказывает что-то несуразное о национальном подъёме во Франции, призывает отказаться от комфорта и аристократического блеска и «стать в один строй со своими солдатами»...
Ага, щас! «Прусские аристократы пешком не ходят!»(с)
И вообще, ваш джаз нам чужд... в смысле, ваша Марсельеза – это зараза!
И не надо нам тыкать в глаза этим херром Бонапартом. Мы бы сейчас этого Наполеона нахрен в бараний рог свернули, но нам недосуг заниматься такими мелочами. А что до Вальми и Рейна – так это мы ещё даже не начинали!
В конечном счёте всё дошло до главного авторитета прусской армии – нашего старого знакомого, фельдмаршала Карла цу Брауншвейга. И тот сказал решительное «нет» якобинским ревизионистам, покушающимся на единственно верные основы прусской военной системы.
Судьба была к Карлу цу Брауншвейгу очень жестока, и свой седьмой десяток он доживал глубоко несчастным человеком. С женой он жил душа в душу (что, впрочем, не исключало наличие официальных любовниц, иногда даже двух), но множественные близкородственные связи не обманешь. Трое из четырёх его законных сыновей были дебилами – в прямом медицинском смысле слова. Старший совершенно не контролировал себя ни в еде, ни в выпивке, ни в болтании языком и держался в рамках исключительно стараниями своей милой жены Лулу (Луизы), живой и образованной дамы, из которой несчастный брак поневоле сделал святую. Второй был практически слепым и вообще неспособным поддерживать жизнедеятельность без помощи слуг, а третий невменяемым настолько, что его не показывали людям. Младший, Фридрих-Вильгельм, был вполне здоровым, но беспардонно бухал и волочился по бабам, из-за чего находился со своим чопорным отцом в постоянном конфликте (вы не поверите, но мы о нём ещё услышим).
Карл цу Брауншвейг с женой
С дочерями было не лучше. Нет, они были в своём уме, но...
Старшая, Августа, жена будущего герцога и короля Вюртемберга, родила ему за 4 года двух сыновей и двойняшек-дочек. Но потом они переехали в Петербург по приглашению Екатерины II, и та выяснила, что её муж избивает супругу и доходит до таких гнусных поступков, что я лучше не буду их описывать. Под покровительством императрицы Августа получила развод, но через несколько лет умерла, залеченная травяными отварами, которые были призваны помочь ей справиться с расстройством менструального цикла.
А младшая, Каролина-Амалия... Вы о ней уже читали, она стала женой своего кузена, наследника британского престола принца Георга (будущего регента и Георга IV), и её судьба, возможно, сложилась даже хуже.
Был у герцога и любимый сын – естественно, незаконный, красавец и храбрец, подполковник прусской армии... Но в 1794 году он был смертельно ранен под Кайзерслаутерном, в одной из бессмысленных битв Рейнской кампании против революционной Франции.
Над герцогом, некогда лучшим полководцем Германии, постоянно висела позорная слава Вальми. Эмигранты обвиняли его в трусости, пруссаки за глаза называли кукушкой в гнезде Старого Фрица, а французы ненавидели за эту чёртову декларацию, которую теперь все знали как «Манифест Брауншвейга». В сердцах он даже как-то высказался в духе «Этот документ – самая большая ошибка в моей судьбе. Если бы я мог отдать жизнь, чтобы её не было – я бы сделал это не раздумывая!». Но исправить уже ничего было нельзя.
Не удивительно, что под гнётом лет и ударов судьбы Карл цу Брауншвейг стал сварливым и совершенно несклонным к любым переменам. Проблему такого уровня мог решить только король, а Фридриху-Вильгельму не хватало духу спорить с ветеранами Старого Фрица на военные темы. Он даже впавших в маразм генералов не решался отправить в отставку, а давал им синекуры, назначая комендантами многочисленных прусских крепостей. В общем, реформа «сверху» не сложилась.
«Что ж, пойдём долгим путём, – говорит Шарнхорст. – Как говорят англичане: „Если правительство не идёт навстречу пожеланиям джентльменов, то джентльмены идут в правительство в клуб“».
И открывает неофициальный кружок со скромным именем «Военное Общество», в котором начинает открытую проповедь реформы. Начинание это было полезно в первую очередь ему самому, ибо в его рамках старая педагогическая истина «Хочешь что-то понять – попытайся объяснить другим» получила своё воплощение, и Шарнхорст, проговаривая мысли перед образованными и неравнодушными слушателями, сам начал находить в своей концепции ошибки. К его чести, он не боялся признаваться, что был неправ, чем ещё больше завоевал сердца своих коллег, поначалу состоящих в основном из его студентов в военной школе.
Заседание «Военного Общества». Шарнхорст стоит посредине, перед ним вполоборота король, рядом в штатском сидит фон Штейн (см. ниже)
Может Шарнхорст выстрелил наобум, но стрела попала точно в цель: самовлюблённые аристократы вскоре осознали, что где-то происходит что-то интересное – И БЕЗ НИХ! И высший генералитет потянулся к дискуссиям сам. Самым ценным приобретением был генерал фон Рюхель, комендант Потсдама и главный инспектор королевской гвардии и военных заведений Пруссии, которого тут же сделали почётным председателем. Теперь честолюбию случайно забредшего в салон аристократа не было никакого урона – с таким-то главой банкета. Но повестку всё равно формировал Шарнхорст.
Всего за недолгие годы существования «Военного общества», через него прошло около 200 человек, включая двух принцев крови. Но половина из них всё равно была ещё в чинах от лейтенанта до капитана. Пока что.
Заходили на огонёк и совершенно штатские люди. Например, Генрих фон Штейн, министр финансов, в будущем сыгравший в экономике Пруссии такую же роль, как Шанрхорст – в военном деле. Послушал, посмотрел на Герхарда поверх очков, хмыкнул и ничего не сказал. Тоже пока что.
Генрих-Фридрих-Карл фон унд цум Штейн (1757–1831). Имперский барон из Нассау (рейнские земли), элита элит, всего на одну ступеньку ниже от электоров. Юрист по образованию, практически сразу поступил на прусскую службу и занялся хозяйственным переустройством её западных земель – Клеве и Вестфалии. Совершил долгий тур по Британии, изучая первые плоды начинающейся индустриальной революции, и после возвращения начал внедрять всё то же самое у себя, только сверху. В 1803-м вместе с Блюхером был отправлен в оккупированный Мюнстер. С 1804-го министр торговли, промышленности и финансов
Почти не пропускал заседания 23-летний лейтенант и студент Шарнхорста, щуплый саксонец, сам сын лейтенанта и самозванного дворянина – Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц. Был среди постоянных участников «Военного общества» и ещё один саксонец по имени Август Вильгельм Антониус Нейдхардт фон Гнейзенау. Третий герой нашего цикла.
(Как вы уже, надеюсь, заметили наших героев зовут Герхард, Гебхардт и Нейдхардт. Главное не перепутать).
продолжение следует ЗДЕСЬ
