Abstract
Об утренней чашечке кофе, дневном тумане и вечернем массаже ступней
Не будь ты кавалеристом, я бы сказал, что ты дурак
(с) «Не покидай»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДРАГУНСКИЙ СЫН
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЕРЦОГСТВО БЕЗ ГЕРЦОГА
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. КРАСАВЧЕГ И МЕБЕЛЬ ПРАВОСУДИЯ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕОРЕТИК НА ВОЙНЕ
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ГУСАР ПО ЖИЗНИ
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. КРАСНЫЙ КОРОЛЬ
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПЕРЕВОД С ПОВЫШЕНИЕМ
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. ПРИНЦЕССА-АНГЕЛ
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. ПОТЕРЯШКА
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПОЧЁМ В ЧЕХИИ КАРТОШКА
ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ. КРАДЕНЫЙ ПРИНЦ
ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ. СЛАБОУМИЕ И ОТВАГА!
Утро злосчастного 14 октября выдалось туманным и тревожным. Уже в 6 часов, едва развеялся туман, с востока донёсся приглушенный рокот артиллерийской канонады. Все прислушивались к нему тревогой. Итак, под Йеной началось.
В 9 утра на взмыленном скакуне примчался вестовой от князя Гогенлоэ. Фон Рюхелю было предписано немедленно форсированным маршем отправляться на помощь его войску. Со всей возможной поспешностью! На вопросы младших офицеров огрызнулся и, сменив лошадь, ринулся обратно.
Фон Рюхель поддерживал свой корпус (назовём вещи своими именами) в строгой дисциплине, и уже через полчаса, свернув бивуак, первые батальоны двинулись на восток. Гнейзенау, конечно же, был с ними – какие к чёрту раны, когда такое дело – но как офицер без части был приписан к штабу. Однако стоило им пройти пять километров, как от Гогенлоэ примчался новый нарочный: паника отменяется, князь справляется сам, марш не нужен, можно возвращаться в Веймар. Этот был более разговорчив и ответил, что французы утренней атакой внезапно опрокинули заслоны генерала Тауэнцина, но теперь фельдмаршал перегруппировал войска и ведёт контрнаступление. Фон Рюхель выслушал это с мрачным выражением лица, дождался отбытия гонца и с отчаянной решимостью во взгляде приказал перестроиться в боевые порядки и продолжить движение.
Эрнст фон Рюхель (1754–1823)
Старик как в воду глядел. Ещё через полтора часа, около полудня, навстречу им прискакал адъютант князя, и его вид иначе чем паникующим назвать было трудно.
– Вы идёте! Слава Богу! Поторопитесь, нас прижимают!
– Да что у вас там происходит!? – не выдержал фон Рюхель.
– Французов тьма! – адъютант сглотнул. – Ещё один корпус зашёл нам с левого фланга. Князь скомандовал отступление.
– Какого... – фон Рюхель проглотил ругательство. Он был генералом на поле боя и обязан был сохранять спокойствие.
Гнейзенау понимал его чувства. У Гогенлоэ было 45 тысяч человек, он занимал выгодные позиции на высотах к северу от Йены. Что за фланговый удар слева, из-за Зааля, мог заставить его отступить?
Августу удалось словить вестового, пока тот жадно пил воду и ждал свежего коня. Очевидно, он не спешил возвращаться в ад, и Гнейзенау решил расспросить его, пока не слышали вышестоящие. Тот оказался более чем разговорчивым.
– Чёртов шваб, это всё из-за него!
(Гнейзенау не требовались пояснения, швабом при Гогенлоэ был полковник фон Массенбах, начальник его штаба).
– Мы могли занять Ландграфенберг ещё вчера вечером, отходя из Йены, но этот старый осёл убедил князя, что на ночь глядя такие манёвры не совершают. А на утро там уже были французские пушки, и они начали лупить прямо по Тауэнцину. Тот сражался храбро, но что он мог поделать, когда врагов было втрое больше.
Гора Ландграфенберг на север от Йены
– Но почему же ему не прислали подкрепления?
Адъютант скрипнул зубами и опустил глаза.
– Никто не решился доложить его светлости...
– Но сам-то он должен был видеть!
– Его светлость... – гонец запнулся. – Его светлость завтракал... А когда закончил завтрак, то уже увидел бегущих мимо его шатра саксонцев... и приказал отступать к Фирценгейлигену...
Гнейзенау выразился матерно. Гонец только кивнул в ответ и продолжил.
– ...но и там уже были французы... Дьявол! Их же было не больше трёх батальонов, – внезапно вспыхнул на ровном месте адъютант. – И мы два долбанных часа не могли взять эту деревушку! Целым корпусом! Мы лупили по ним почти всей нашей артиллерией, но эти косорукие мазилы даже не смогли поджечь дома! Мы подходили и стреляли – а они стояли и выкашивали нас, как будто на стрельбище!
– Почему вы не выдвинули вперёд егерей?
– Не было приказа...
– Но ведь это предписано новым уставом! – не выдержал Гнейзенау.
– Предписано... – с горечью ответил адъютант.
Они помолчали.
– Надеюсь, вы успеете, – невпопад сказал наконец-то гонец, – и мы сможем отступить на север.
Мрачное выражение лица Гнейзенау было ему ответом. Уже два часа, как канонада доносилась не только с востока, но и более приглушённо с севера, со стороны основной прусской армии.
Битва под Йеной, положение на 10:00
Через час густой туман, до полудня скрывавший все окрестности Йены, рассеялся, и Август увидел воочию, во что превратилась блистательная армия Гогенлоэ за эти полдня. Через долину Зульцбаха, разделявшую Йену и Веймар, бежали группки отчаянно спасавшихся людей, а французские гусары рубили их десятками. Он пытался найти взглядом своих фузилеров, но тщетно – все они казались одинаково серыми. Среди хаоса бегущих фигур, канонады и лошадиного ржания Гнейзенау увидел величественную картину: по затянутому пороховым дымом полю ровно, как на плацу, шагал последний оставшийся в строю батальон саксонских гренадёров. Посреди каре развевался флаг князя Гогенлоэ. Французы обходили их стороной – хватало и более лёгкой добычи.
Когда князь наконец-то смог пробиться к Рюхелю, даже через дым стали видны наступающие с востока атакующие колонны французской пехоты. И тут выяснилось, что даже такая катастрофа ничему не научила ни командующего, ни его начштаба. Едва приняв командование, Гогенлоэ по совету фон Массенбаха немедленно приказал атаковать французов, и фон Рюхель скрупулёзно исполнил приказ. И даже добился успеха. Правда, недолгого. Да, пехота его корпуса, выстроенная в два эшелона, смогла остановить дивизии Ланна, однако кавалерия практически сразу попала под плотный огонь французских батарей и была рассеяна. И тогда пришёл Мюрат...
Первый же удар его кирасиров смял левый фланг фон Рюхеля, и всё посыпалось к чертям. Гнейзенау сразу же потерял из виду всех вышестоящих офицеров и остался сам за себя. Цепочка командования была полностью нарушена, но интуитивно он понял, что была отдана команда «Спасайся кто может!». И принялся выполнять эту директиву, пришпорив своего коня назад в направлении Веймара и молясь, чтобы французские гусары выбрали кого-то другого в качестве жертвы. В голове его, наполненной смесью отчаянья, позора и страха крутилась странная мысль: «Но что же, чёрт побери, происходит на севере?».
Битва под Йеной, положение на 14:00
Если кто в основной армии и пребывал в более мрачном настроении, чем Шарнхорст, так это герцог цу Брауншвейг. Всего несколько дней назад ему исполнился 71 год. Он был старым, обрюзгшим и усталым. На войну он прибыл прямо с похорон старшего сына (зная о напряжённых отношениях с отцом, непутёвого младшего, дослужившегося до генерал-майора, отослали подальше в Ильменау, в резерв), и теперь с апатией смотрел на то, как сбываются его худшие ожидания. Он был против этой войны, он был против этого авантюрного похода на запад – и что, его кто-то послушал? А ведь всех собак, как пить дать, опять повесят на него – как и с тем проклятым манифестом 14 лет назад.
Дорога на Наумбург, выбранный местом для переправы через Зааль, вела через узкую долину Кёзен, и прусская армия растянулась на десятки километров. Когда вечером 13-го Брауншвейгу сообщили о том, что впереди замечен французский разъезд, он не придал этому особого внимания: о том, что конница Мюрата свободно разъезжает от Зааля до Лейпцига, уже знали даже прапорщики. Авангард армии расположился на ночлег в городке Ауэрштедт в полной уверенности, что дорога вперёд свободна. И когда ранним утром в густом тумане, никак не желавшем уходить из долин Тюрингии, гусары Блюхера наткнулась на французскую пехоту, это было сюрпризом для обеих сторон. Никто не сомневался, что это был авангард Наполеона, и никто не ожидал, что император французов окажется так далеко на севере.
Королева Луиза воодушевляет войска перед битвой под Ауэрштедтом
Получив приказ от короля атаковать, Блюхер не стал перепоручать это дело нижестоящим (хотя как командир корпуса имел на это полное право). В конце концов, ради таких моментов он и жил. Давить лягушатников копытами он любил, ещё когда это не было в тренде.
Правда, оказалось, что за 12 лет лягушатник пошёл совсем не тот. Заранее заметив приближение прусской конницы (впрочем, конную дивизию на марше трудно не заметить даже в тумане с видимостью на расстояние пистолетного выстрела), французы выстроились в несколько каре на северной окраине деревушки Хассенгаузен. И это были правильные каре с правильными рядами, правильными пушками на углах и, главное, с правильными солдатами, которые стреляли не по приближающимся, защищённым лошадиным корпусом и кирасой, всадникам, а уже в их спины, когда те вынуждены были разворачивать скакунов и драпать для нового захода. Блюхер был упрям, и водил свою тяжёлую конницу в атаку трижды, и ему даже удалось разбить одно из каре (правда, большинство солдат организованно укрылось в соседнем), но пересчитав после этого по головам своих коней и всадников, даже он был вынужден смириться с неудачей.
Французское каре под Ауэрштедтом
Теперь настала очередь пехоты. И это выглядело даже хуже. Французы, одна-две дивизии, успели стать полукольцом вокруг Хассенгаузена, и знаменитая прусская пехота пошла на них с трёх сторон. Со времён Фридриха Великого результат был предсказуем: никто не мог выдержать огневой мощи строенной прусской линии, ведущей стрельбу и перезаряжающей мушкеты прямо на ходу, дающей последний залп с расстояния, когда видно было зрачки врага, а потом примыкающей штыки и идущей в рукопашную. Но что-то пошло не так.
Ещё за несколько сот шагов до французских линий проклятые tirailleurs принялись прицельно выбивать вражеских офицеров, и прусские батальоны, представлявшие из себя прекрасно отлаженные машины для убийства, внезапно оказывались без механиков. Они продолжали идти и стрелять, но без руководящей и направляющей силы начальства это напоминало музыку заевшей шарманки – звуки были, а смысла нет. На расстоянии сотни шагов к снайперскому огню стрелков добавилась картечь – и знаменитая прусская пехота дрогнула и начала отступать.
Шарнхорст, будучи начштаба герцога Брауншвейгского, наблюдал это из тыла, вместе со своим непосредственным командующим, и на него начало опускаться ощущение нереальности происходящего. Престарелый герцог пришёл в очевидное бешенство и принялся разъезжать вдоль всей длинной линии прусской пехоты, готовя её ко второй атаке, а Герхард вынужденно мотался за ним, хотя очевидно, что фельдмаршал, выполняющий роль дивизионного командира, больше вызывал сумятицу, чем вносил порядок. Вестовые загоняли коней, пытаясь найти главнокомандующего, а тем временем то один, то другой участок фронта застывал в ожидании приказов.
На часах уже было 10.30, когда Брауншвейг наконец-то удовлетворился результатом приготовлений и отдал приказ о второй атаке. За это время к французам подошла ещё одна дивизия, но их всё равно было в полтора раза меньше (не учитывая даже стоящие в тылу два корпуса пруссаков). Непобедимая армия Старого Фрица под пение флейт и рокот барабанов снова двинулась вперёд. Tirailleurs тоже были наготове, и воздух наполнился свистом пуль.
Шарнхорст находился сразу за боевой линией, рассматривая в подзорную трубу позиции французов и параллельно прислушиваясь к приказаниями, которые отдавал Брауншвейг.
– Передайте генералу Шметтау, чтобы тот завершил охват вражеских позиций слева. Через полчаса... ААА!
Шарнхорст резко обернулся и увидел, как фельдмаршал с окровавленной головой валится с коня. Он соскочил на землю и с другими офицерами бросился ему на помощь, но это явно было не в их силах: герцог был жив, но скользнувшей по лицу пулей ему выбило оба глаза. Следующим по старшинству (не считая короля, конечно же) был генерал Шметтау, и Шарнхорст выкрикнул стоящему наготове и немного ошарашенному адъютанту:
– Немедленно найдите генерала Шметтау и...
В этот момент на взмыленном коне к ним на холм вскочил вестовой:
– Фельдмаршалу Брауншвейгу... – и осёкся, увидев, как тому перевязывают голову.
– Докладывайте мне, – приказал Шарнхорст
– Генерал Шметтау тяжёло ранен картечью.
– Найдите короля и передайте новость ему.
Внезапно Шарнхорст понял, что он теперь старший в командной цепочке. Да уж, не будем скрывать, он хотел этого, и Господь выполняет наши желания, но – о Боже! – зачем же так странно?
МОЛНИЯ! РЕПОРТАЖ С МЕСТА СОБЫТИЙ! ФЕЛЬДМАРШАЛ ОСТАЛСЯ БЕЗ ГЛАЗ!
Формально, конечно, командующим армией был и оставался король, однако все знали, что это блеф. Фридрих-Вильгельм должен был назначить и.о., однако, как это всегда бывало с ним в критические моменты, он начал колебаться. А тем временем прусская армия с методичностью паровой машины на холостом ходу продолжала выполнять последний полученный приказ, ибо любое отклонение от директивы приравнивалось в ней к дезертирству и каралось расстрелом на месте. Вот только смысла в этом уже не было. Лишившись верховного командования сразу на нескольких уровнях, различные подразделения вступали в огневой контакт несогласованно и без особого рвения, давая французам, которые на полную использовали преимущества «центральной позиции», возможность перекидывать резервы с одного направления на другое и отбивать разрозненные атаки противника. Хуже того, французская кавалерия зашла в тыл атакующим пруссакам и грозила отрезать их от резервов в Ауэрштедте. И король дал приказ отступать.
Это был последний удар по и так никакущей морали армии. После предвоенной эйфории и последовавших новостей о прорыве Наполеона в тылы. После полупанического отступления на восток. После новостей о позорных поражениях под Шлайцем, Заальфельдом и Лангенбергом. После кровавой мясорубки в этой проклятой долине Ильма, в которой они даже с двойным перевесом не могли ничего сделать с французами... Что же будет, когда в бой вступят основные силы во главе с императором?.. И теперь опять отступать...
Битва при Ауэрштедте
Всё произошло быстро. Стоило горнистам протрубить отступление, как французы, прореженные и уставшие, но полные воодушевления, перешли в атаку сами – и фронт посыпался. Бросая ружья, солдаты побежали, и немногие оставшиеся офицеры ничего не могли с этим поделать, разве что начать спасать свои жизни сами. Шарнхорст пытался придать этому процессу хоть какое-то подобие организованности, но мало преуспел. В определённый момент какой-то tirailleur достал и его – пуля на излёте пробила ботфорт и, скользнув по ноге, застряла в голенище. Не смертельно, однако в такой момент и не такие царапины могут стоит жизни.
Им удалось прорваться в Ауэрштедт, но увиденное там повергло Шарнхорста в отчаянье. Вместо двух корпусов, готовых вступить в бой, он увидел мечущиеся по узким улочкам городка толпы бесконтрольной солдатни без каких-либо признаков командования. Оказалось, что на юге армия Гогенлоэ была наголову разбита каким-то из французских маршалов, и спасшиеся дезертиры, ворвавшись в город, немедленно посеяли среди стоявших в ней частей панику, которую генералы не смогли (а может и не пытались) загасить. Кто стал командующим вместо Брауншвейга было неизвестно, местонахождение короля – тоже, и оставался лишь его последний приказ: отступать на север. И Шарнхорст, собрав вокруг себя последние боеспособные части, повёл их прочь из этого проклятого места.
Фельдмаршала Брауншвейга отводят в тыл
За городом Герхард внезапно наткнулся на человека, которого менее всего ожидал увидеть. По дороге, немного пошатываясь и придерживая на боку саблю, шёл подполковник гвардейской кавалерии в обтрёпанном мундире и без головного убора. Услыхав храпы коня тот обернулся, и Шарнхорст узнал младшего брата короля, принца Вильгельма.
– Ваше Высочество? – ошарашено то ли сказал, то ли спросил он.
– Полковник, – сухо ответил принц, как будто они просто встретились посреди улицы.
– Где ваша бригада? – не нашёл ничего лучшего чем спросить Шарнхорст.
– Не знаю. Я потерял коня, – и Вильгельм уставился на Шарнхорста, словно в этих словах был какой-то потаённый смысл.
Через секунду Шарнхорст понял, что допустил грубейшее нарушение этикета. Перед ним стоял принц. Пешком. А у него была лошадь...
– Ваше Высочество...
Он, поморщившись, слез с коня и протянул поводья принцу. Тот принял их, будто бокал шампанского на балу, и с нескрываемым удовольствием взобрался в седло. Уже свысока он решил спросить:
– Где мой брат?
– Не знаю, Ваше Высочество.
– Каковы последние приказы.
– Отступать к Магдебургу.
– Благодарю вас, полковник, – оказал Шарнхорсту милость принц и рысью удалился в сторону заката.
Принц Фридрих-Карл-Вильгельм Гогенцоллерн (1783–1851)
Без коня Шарнхорст чувствовал себя неуютно. Чтобы вернуть хоть какую-то уверенность, он поднял брошенное дезертиром ружьё, проверил замок, а потом осмотрел стоящих перед ним солдат, похожих на стадо овец, потерявших пастуха. Униженные, забитые полурабы, которых всю сознательную жизнь держали под контролем, а теперь пригнали неизвестно куда, бросили на убой – и внезапно оставили на самих себя. Некоторые из них даже не знали немецкого...
– Отступаем. Туда, – Шарнхорст ткнул рукой на северо-запад и, опираясь на ружьё, сам заковылял в указанном направлении.
Им повезло. По какой-то непонятной причине французы не стали их преследовать. Возможно Господь наконец-то смилостивился над ними и решил, что кара уже и так достаточно сурова. У Шарнхорста не было сил думать на эту тему. Буквально через несколько часов они наткнулись на разъезд, отправленный неутомимым генералом Блюхером, и вскоре присоединились к его потрёпанному корпусу в одном из маленьких городков юго-западной Саксонии, ставшем их приютом на ту ночь.
Как бы ни устал Шарнхорст, как бы ни болела его рана, он обязан был доложиться вышестоящему по званию. Делал он это с тяжёлым сердцем, ведь у них с Блюхером были весьма натянутые отношения. Тот ратовал за войну и наступление, Герхард – за мир и оборону. На последнем военном совете, заставившем короля принять злосчастное решение идти в Тюрингию, генерал сказал в его адрес немало обидных слов. И теперь, когда Шарнхорст оказался прав...
В комнате, выбранной в качестве штаба, было мало места даже для двух человек, а вокруг генерала ещё и суетился денщик.
– Генерал, передаю вам командование дивизией, – отрапортовал Шарнхорст.
– Ну просто «х'еть новость, – раздражённо ответил Блюхер, глядя на карту, едва видную в свете свечи.
– Какие будут приказы на завтра?
– Выспаться и с'баться отсюда... – генерал упал на кровать и протянул ноги, чтобы денщик снял с него сапоги.
– Каковы будут указания по маршевой диспозиции?
Блюхер в тот момент испытал глубочайшее наслаждение, которое доступно лишь человеку, после 20 часов езды верхом снявшему ботфорты, а Шарнхорст получил не меньший заряд бодрости от чисто солдатского запаха его портянок. На мгновение оба потеряли дар речи.
– Ваше превосходительство, – напомнил о себе Герхард.
– Умный, да? – буркнул Блюхер. – Вот, б'дь, и пиши маршевую диспозицию. Св'боден!
Через минуту комната наполнилась чистосердечным храпом. Шарнхорст вздохнул и, невзирая на усталость и боль в ноге, пошёл писать маршевую диспозицию. Приказ есть приказ.
продолжение следует ЗДЕСЬ
https://site.ua/khavryuchenko.oleksiy/kavalerist-i-teoretik-eto-sila-i01jgn3