Abstract 

О том, как герой этого романа разминулся с героем предыдущего; о всех дорогах, ведущих в Берлин; и о главном задании любой тайной полиции 

«Я люблю путешествовать, посещать новые города, страны, знакомиться с новыми людьми» Чингисхан
(с) Роберт Асприн

Вдруг дверь открывается: молча входит Порок, опирающийся на Преступление, — господин Талейран, поддерживаемый господином Фуше
(с) Франсуа Рене де Шатобриан

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ДРАГУНСКИЙ СЫН
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГЕРЦОГСТВО БЕЗ ГЕРЦОГА
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. КРАСАВЧЕГ И МЕБЕЛЬ ПРАВОСУДИЯ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕОРЕТИК НА ВОЙНЕ
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ГУСАР ПО ЖИЗНИ
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ. КРАСНЫЙ КОРОЛЬ
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ПЕРЕВОД С ПОВЫШЕНИЕМ
ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ. ПРИНЦЕССА-АНГЕЛ 
ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ. ПОТЕРЯШКА 
ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ. ПОЧЁМ В ЧЕХИИ КАРТОШКА 

А в общем, Берлин с Веной на шару Scheiße gegessen. Пруссия истратила больше одного годового бюджета страны, Австрия – два своих бюджета, и, спрашивается, за что? Пришлось резко урезать расходы, а это значило и сокращение армии. И рядовой Гнейзенау, повоевав всего несколько месяцев, получил прощальное «война закончена, всем спасибо, все свободны» и вновь оказался без денег и работы, зато с хорошей отметкой в CV – «служба в Гусарах Вурзмера». Скоро подвернулась вакансия в игрушечной армии маркграфа Бранденбург-Ансбахского, очень дальнего родственника Старого Фрица, и наш герой, в духе времени совершенно не стесняясь переходом на сторону вчерашнего врага, вступил в егерский батальон под именем своего отца, Нейдхардт фон Гнейзенау.

Владения рода Гогенцоллернов (не только короля Пруссии) в 1795-м – красным. Ансбах и Байрёйт рядом с Баварией

Сидеть в казармах ему долго не пришлось. Как раз в эти годы Его Величество король Великобритании Георг III изволил прогневаться на своих мятежных подданных в североамериканских колониях и повелел усмирить их силой. Силы этой на самом Острове не хватало, и практически все германские княжества (и Россия, управляемая, как-никак, немкой) получили весьма щедрые предложения. Новый работодатель Гнейзенау, вечно страдавший от отсутствия кэш-флоу, охотно согласился, и несколько батальонов на неопределённое время было сдано в лизинг британцам. Август, получив звание лейтенанта, записался добровольцем. В конце концов, армия – это возможность побывать в других странах, увидеть что-то новое...

Было бы соблазнительно рассказать о встрече Гнейзенау с героем предыдущего цикла, но, к счастью, этого не произошло (иначе он вряд ли был бы героем этого цикла). В боевые качества егерей из какого-то мелкого княжества, которое и не сразу на карте-то найдёшь, британцы, естественно, не сильно верили, так что отослали их не на фронт, а охранять глубокие тылы – Квебек. Командование боялось, что восставшие повторят трюк 1775 года и попробуют экспортировать революцию в Канаду, но в целом ситуация в недавно присоединённых франкофонных провинциях была стабильной. Королевская власть внезапно выступила главным гарантом прав католиков, в то время как фанатичные пуритане из Новой Англии всё порывались разъяснить квебекцам все тонкости Святого Писания при помощи ружей и костров, так что симпатии местных явно клонились в сторону лоялистов.

Гарнизонная жизнь была довольно однообразной, и Гнейзенау, пользуясь знанием французского и зачатками английского (пригодилась таки иезуитская школа), внимательно следил за новостями с юга, из тринадцати бунтующих друзей Георга колоний. Пока что он мог оценить только военную сторону дела – и она его весьма заинтриговала. Континенталы, как они себя диковинно называли, использовали какую-то новую тактику, без линии на линию, как учили их в армии, а что-то очень необычное. Август чувствовал, что рядом случилось нечто новое, но пока не мог понять, что именно.

Эту войну он так и провёл без единого выстрела и в 1783-м благополучно вернулся в Европу, переведясь в Байрёйт. Однако деятельная натура требовала своего, и через два года Гнейзенау не выдержал и подал заявление о приёме в прусскую армию. Старый Фриц всегда внимательно относился к перспективным кадрам, тем более к служившим в попортивших ему немало крови «Гусарах Вузмера», так что Августа сначала временно приняли с повышением до старшего лейтенанта в хозяйственную службу Потсдама, а потом в лёгкий пехотный полк, базирующийся в Лёвенберге (по-польски, Львовек).

Фриц умер, но его машина продолжала жить, и Гнейзенау последовательно понесло вверх по карьерным ступенькам: производство в штабс-капитаны, участие во втором и третьем разделе Польши, чин капитана и своя рота в Йауэере (Яворе), что в Нижней Силезии. Женитьба на Каролине фон Коттовиц, богатейшей и знатнейшей представительнице силезийской знати (не путать их Катовице под Вроцлавом, ныне Оборники-Шльонски, с современным городом в Верхней Силезии), четыре сына и три дочери. Членство в масонской ложе «К трём глобусам», основанную в молодости самим Фридрихом Великим. Параллельно – изучение языков и множество прочитанных книг как по военному делу, так и по естественным науками, а после покупки женой поместья – по мелиорации и винокурении. О Гнейзенау, разменявшем пятый десяток, начинают говорить как о восходящей звезде прусской армии, и он начинает всё чаще появляться в Берлине, где неумолимо попадает в кружок ганноверца Шарнхорста, чьи работы уже не первый год прочитывал от корки до корки.

И тут в равномерный ход судьбы Гнейзенау вмешивается неожиданный фактор – война... ой, нет, не то... В смысле, война тоже вмешивается, но что здесь может быть неожиданным для кадрового офицера (ха-ха, говорит нам поколение офицеров, видевших войну только по телевизору)... Проблема же в том, что за этой войной стоял злой гений Европы – Наполеон.

Как говорил Будда, можно вывезти Буонопарте с Корсики, но нельзя вывести Корсику из Буонопарте. Наполеон бил в пух и прах всех этих лощёных аристократов: императоров, королей, великих герцогов и властительных князей, – ...и безумно им завидовал. Завидовал их коронам, гербам, мантиям и титулам на полстраницы, потому что в его нищем детстве именно так выглядел успех. Картина маслом, где он на троне попирает ногой земной шар, а вокруг летают ангелы, амуры и прочие лярвы, была для него таким же символом успешности, как красный пиджак и «Моторолла» для бандюка из ранних 90-х. Поэтому тихий и мирный переворот 1804 года, после которого Наполеон отбросил остатки республиканских драпировок и под аплодисменты восторженной публики провозгласил самого себя императором французов, удивил лишь самых наивных европейцев (к числу которых принадлежал, например, Бетховен, в сердцах отменивший посвящение «Героической» симфонии).

Коронация Наполеона в 1804-м. Цыганщина и пшонковщина детектед

К короне, правда, бонусом шли заговоры и покушения, к заговорам и покушениям прилагалась секретная полиция, а с секретной полицией в комплекте поставлялись интриги на тему того, кто именно из личностей с горячим сердцем и холодными ногами на этой неделе спасёт Его Императорское Величество от очередной измены. Как вы понимаете, в таких условиях провалившиеся перевороты и вскрытые предательства просто не могли не появиться, ибо, как сказал Вольтер, если бы измены даже не существовало, её следовало бы придумать.

Первый заговор вскрыли ещё в феврале 1804, когда провозглашение Пожизненного Консула императором только готовилось, но все уже понимали, что к чему. Монархисты генерал Пишегрю и Кадудаль сговорились с республиканцем генералом Моро (вот до чего докатились подлые наймиты британских реакционеров в ненависти к своему ниспосланному Небесами владыке) и готовили к восстанию парижский гарнизон. Однако Савари, директор бюро тайной полиции, успел первым. Собственно, даже не так... Все заговорщики были под наблюдением у шпиков едва ли не с того дня, как появилась сама идея свернуть Наполеона силой оружия, однако делу давали созреть.

Анн-Жан-Мари-Рене Савари (1774–1833), профессиональный военный, как и его брат (погибший в 1806-м), доверенный офицер генерала Дезэ, а после его смерти – Наполеона. В определённый момент оказалось, что Савари готов браться за дела, которые обычно не вяжутся с понятием чести, и в 1802-м стал директором тайного бюро полиции. В 1805-10 опять в армии, часто выполняя дипломатические функции (послания императору Александру перед и после Аустерлица), а потом сменяет Фуше на посту министра полиции. Получил титул герцога Риволи. Во время Реставрации выпускает скандальные мемуары о Наполеоне в стиле «тайная жизнь Гитлера с Черчиллем». В 1831-м руководил армией в Алжире и прославился геноцидом восставших

Тот, кто спросит, почему же заговор не пресекли в зародыше, очевидно никогда не работал в госучреждениях или больших корпорациях (что, в принципе, одно и то же). Ведь упреждённый переворот – это мелкая благодарность и едва заметный кивок со стороны директора Пожизненного Консула, а подавленный у поті совіної морди, с комендантським часом и прочими спецэффектами – это уже орден и продвижение по службе. Теперь, когда Париж был переведён на осадное положение, а на каждом перекрёстке стояли войска (сами парижане за 15 лет уже привыкли и даже не спрашивали, кто кого свергает в этот раз), размер пресечённой опасности был очевиден всем, а ставки Савари и его ведомства необычайно выросли – а разве не в этом весь смысл работы спецслужб?

Однако, рост Савари был опасен для Франции остальных патриотов Отечества и Пожизненного Консула, к числу которых принадлежали такие неординарные гады как министр полиции Фуше и не-первый-но-и-не-второй человек в государстве – маркиз де Талейран. Разваливать такое красивое дело на глазах у правителя было нелепо, зато ведь его можно было углубить и расширить! И в уши Наполеона, переполненного мёдом победы, полилась тоненькая струйка дёгтя: мол, хорошо, исполнителей словили, а как насчёт настоящих организаторов, в чьих руках находились все нити заговора? Во всех бумагах упоминался некий «принц», который должен был въехать в Париж на белом коне и вернуть Бурбонов на престол.

Как вы понимаете, принцев с такими полномочиями в Европе было не так уж много, однако искусство политика состоит в том, чтобы выбрать среди списка жертв именно ту, которую можно без проблем сожрать, и выдать публике за самого главного врага. (Нет, Талейран такого не говорил. Но мог бы). В роли публики выступал Наполеон, единолично.

Старый принц Конде, разочарованный в европейских монархах, тихо доживал своё в Британии. Его сын Луи-Анри исследовал новые возможности, открытые пьесами маркиза де Сада, и явно двигался в направлении его львовского альтер-эго, но предпочитал делать это подальше от неблагодарной отчизны. А вот внук, герцог Энгиенский, молодой развратник, в это время за счёт британских налогоплательщиков утончённо проводил время на Рейне, в курфюршестве Баден, являвшемся, на минуточку, официальным союзником Франции. Ну чем не тайный мозг, стоящий за переворотом! Ведь если Родина прикажет, предателем становится любой.

Арест герцога Энгиенского, хардкор страница из фешн-журнала о жизни селебритиз

Согласно предоставленному Наполеону отчёту в ходе успешной спецоперации «Спаси прекрасную даму» герцог Энгиенский был выманен на французскою землю и арестован. Согласно версии, распространённой при европейских дворах, французские драгуны просто вломились на суверенную территорию Бадена, выдернули юношу из тёплой постели и прямо в нижнем белье отвезли в Париж. В обеих версиях история заканчивалась одинаково: в Венсенском замке был срочно созван трибунал и несколько сонных генералов прочитали по заранее выданной им бумажке изменнику Родины смертельный приговор, немедленно приведённый в исполнение. Некий депутат Антуан Буле произнёс по этому поводу знаменитую фразу «Это хуже, чем преступление; это ошибка», но поскольку кто знает этого Буле, кроме нас с вами, то авторство немедленно приписали Фуше, Талейрану и Конфуцию.

продолжение следует ЗДЕСЬ 

https://site.ua/khavryuchenko.oleksiy/slaboumie-i-otvaga-iyw5je6