Abstract
Об одноногом и одноглазом; о лучшем в мире ресайклинге царских декретов; а также о прессе, который любят не только девушки
Лучше быть одноногим,
Чем быть одиноким
(с) Наум Олев «Танго Сильвера»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
Ещё одна история будет короткой и довольно анекдотичной, хоть и с примесью чёрного юмора. Луи Мари Максимильен де Каффарелли дю Фальга был настолько аристократом, что во времена Великого Террора ждала бы его гильотина, кабы не две его особенности – храбрость и чувство юмора. «Каффа», как его по-свойски звали сослуживцы, был армейским инженером. В 39 лет на немецких фронтах Революции он потерял ногу, что, впрочем, не мешало ему двигаться на марше быстрее остальных.
Луи Мари Максимильен де Каффарелли дю Фальга (1756–1799)
В Египет он отправился в ранге начальника инженерной службы... ну, и учёным секретарём Египетского Института заодно. Его вечная бодрость и жизнерадостность временами раздражала коллег, но выливалось это в шутки вроде «Нашему Каффе пофиг, что творится вокруг – он всё равно одной ногой во Франции».
В ноябре 1798-го, когда мамлюки уже были относительно замирены, а поход в Сирию ещё не начался, Наполеону ударило в голову поехать к фонтану Моисея, а заодно посетить маленький городок на побережье Красного моря, о котором у Диодора Сицилийского говорится, что там во времена фараона начинался канал между двумя морями. Городок назывался Суэц.
Помимо военных, Наполеона сопровождают и звёзды Египетского Института: Монж, Бертолле, Лепер, Костас и, конечно же, одноногий Каффа. Довольно скоро они нашли остатки старого канала и даже проехались по нему пару часов.
– Надо же, 4000 лет назад здесь ходили суда... – задумчиво отмечает генерал Бонапарт. – И смогли же построить...
– А я бы и сейчас построил, – с усмешкой отмечает Каффа.
– У тебя другая работа есть, – качает головой Наполеон, и работа уходит Леперу (который и представляет первый проект канала, правда, наделав немало ошибок).
Это была бы красивая история, но работой Каффарелли была война – и он отправился туда.
Не лишился Каффа жизнерадостности и при осаде Акры, когда пуля раздробила ему правую руку: если можно жить без одной ноги, то зачем вторая рука? Но бактерии имели на этот счёт другое мнение, и через несколько дней Каффа умер от гангрены. R.I.P.
И последние герои в нашей суперкоманде идут целым блоком. Это Жан-Жозеф Марсель, Николя-Жак Конте и Антуан Галлан. Но на самом деле наш главный герой тот, кто прославил Египетскую экспедицию больше всех – камень.
Розеттский камень.
Жан-Жозеф Марсель был печатником. То есть, на современный лад, полиграфистом. О его молодости не известно ровным счётом ничего, кроме того, что в 1792 году, пока жирондисты свергали короля, он учился в Парижском университете и даже занял второе место на конкурсе переводов на латынь. Учитывая турбулентность эпохи, такое отсутствие всяческих упоминаний в официальных источниках выдаёт в нём весьма разумного человека.
Жан-Жозеф Марсель (1776–1854). Тут мы его видим уже старым и важным, но представьте, что ему всего лишь 22...
Так или иначе, в 1798 году он отправляется в Египет в роли заведующего передвижной типографии (тут причина понятна – он был внучатым племянником французского консула в Каире). И уж тут мы о его деятельности узнаём много... но не будем опережать события.
С Николя-Жак Конте наверняка знаком каждый из нас. Точнее, не с ним, а с его изобретениями. Родился он в нормандской глуши, в семье простого садовника, и почти сразу же остался без отца. Мальчику повезло, местный священник подметил его умение рисовать и подрядил делать простенькие картинки на религиозные темы для храма и вообще в воспитательных целях. Далее везение продолжилось: интендант Алансона, которому Николя помог с упорядочиванием кадастров, проспонсировал поездку своего подопечного в Париж с целью усовершенствовать свои умения. Там 28-летний Конте нашёл место зарисовщика механических устройств и вскрытых животных при Академии наук, а вскоре и сам принялся помогать учёным в качестве подручного.
Николя-Жака Конте (1755–1805) очень легко находить на коллективных фотографиях портретах
Оказалось, что Конте – талантливый инженер. Причём не просто рукастый, а ещё и с мечтами о высоком... в прямом смысле слова – молодой человек заболел воздухоплаваньем и проводил дни и ночи с другими фанатами своего дела, мастеря плетения для воздушных шаров и добывая драгоценный летучий газ – водород.
Революция изменила жизнь бедного провинциала. В 1792 году оборонная комиссия жирондистского правительства поручила ему возглавить проект по применению аэростатов в военных целях. Жирондистов вскоре казнили, но до учёных добраться не успели. Впрочем, работа у Конте была такая, что даже самые фанатичные комиссары признавали: на такую пойдут только самоубийцы. Во время испытания прототипа аэростата на водороде огонь перекинулся от лампы на баллон с газом, и взрывом Николя выбило левый глаз.
Аэростат. Из книги Конте
На время излечения Родина не оставила своего подчинённого без задач. Франция задыхалась от морской блокады, устроенной мерзкими англичанами. Среди многих очевидных продуктов, от импорта которых зависела страна, внезапно оказались карандаши. Казалось бы, такая простая вещь – но нечем делать записи в военных условиях, ведь прежде эту удобную штуку делали из цельного графита, а все запасы европейского графита – в Британии. Военный министр, Лазар Карно, дал задание, и Конте нашёл способ: перетирать порошок графита (или даже древесный уголь) с клеем и вкладывать между двумя выточенными полуцилиндрами. Способ оказался настолько удачным, что «карандаши Конте» быстро вытеснили с рынка старые добрые английские деревяшки. На этом Конте не остановился и изобрёл способ делать аналогичным образом и цветные мелки (мы до сих пор их используем, а торговая марка «Конте» является общепризнанным брендом).
Новое правительство (уже Директории) произвело Конте в звание комбрига, главы подразделения воздухоплавания. Именно в этом чине он и отправился в далёкий Египет.
Судьба Антуана Галлана (не путать с тёзкой, переводчиком «Тысячи и одной ночи», фактическим автором известной нам истории об Аладдине) была очень простой. Юноша из глубоко провинциальной Оверни (родине сыров и неотёсанных простаков) в 1790 году прибывает в Париж на волне восторженного единения короля с нацией. Единение длилось недолго, восторг тоже, и относительно молодой человек находит простую и честную работу – журналистом. Уже в 1795 его арестовывают за «клеветнические измышление, порочащие честь и достоинство Нации», но отпускают по ходатайству писателя Луи Мишо. После этого Галлан переключается на деятельность не менее скандальную, но всё же не столько опасную для жизни: издаёт ежедневную новостную газету и печатает в журналах эротические рассказы ("он страстно обнял её всю" и тому подобное... пипл хавает). В Египет Галлан отправляется в команде печатников Марселя.
Ещё одним действующим лицом рассказа является царь и по совместительству фараон Птолемей V Эпифан, но он, как и положено богу, в пьесе напрямую не появляется. Но он делает то, что пристало богам – даёт причины для подвига людям.
Дело было так.
Через год после высадки Наполеона в Египте, в июле 1799-го, турки наконец-то смогли собрать достаточно сильный флот, чтобы рискнуть открыть военные действия на морском фронте, и прибыли на рейд порта Абукир, одной из главных гаваней Александрии. Французский гарнизон получил приказ срочно укрепить прибрежные форты, чтобы быть готовыми отразить десант. Среди прочего было решено восстановить полуразрушенные укрепления форта Жюльен (он же форт Рашид), построенные ещё в 1470-м мамлюкскими султанами, но с тех пор пришедшими в негодность. Для восстановления стен было приказано использовать камни соседней разваленной деревни.
Тот самый форт Рашид (Жюльен) в 1802 году. Рашид во французской транскрипции – Розетт, поэтому и камень такой
Ну, камни, так камни. Солдатская жизнь проста: круглое – носить, квадратное – катить. Поэтому большой желтоватый камень, наличествующий среди прочих, прилежно кантуют в направлении будущего оборонительного рубежа. К счастью для истории, их непосредственный командир, 28-летний лейтенант сапёров Пьер-Франсуа Бушар (даром, что сын буржуа) получил классическое образование, включавшее древние языки. Он вообще был выдающейся личностью, членом команды аэронавтов Конте, одним из первых учеников Бертолле в Эколь Политекник. В общем, случайно заметив на плите греческие слова, он немедленно приказал отложить её в сторону и позвал командира гарнизона, полковника д'Опуля, а тот доложил командиру дивизии, генералу Мену.
Солдаты уже не удивлялись тому, что к гранитной плите прискакало всё начальство. За год в этой странной стране они поняли, что некоторые вроде бы неважные вещи могут иметь какое-то высокое, недоступное им значение.
Над греческим текстом обнаружились буквы какого-то непонятного языка, а ещё выше – иероглифы. Генерал Мену смог перевести несколько слов с греческого: речь шла о царе Птолемее – имя известное любому, кто учил античную историю. Мену распорядился немедленно отправить камень в Каир, в Египетский Институт, и отправил вперёд депешу.
Тот самый камень. Чёрный он не от природы, а от воска, которым его покрыли, чтобы посетители не замацали пальцами
Наполеон как раз вернулся из неудачного сирийского похода, когда камень, названный Розеттским (французская форма имени Рашид) доставили в Каир. Бонапарт, несмотря на огромное количество забот, связанных с незапланированным крахом экспедиции, нашёл время, чтобы осмотреть находку и задать собравшимся вокруг членам Египетского Института сакраментальный вопрос:
– Кто-нибудь может объяснить мне, что это такое?
Все непроизвольно повернули головы в сторону Жан-Жозефа Марселя, чьё пристрастье к литературе Востока и сопутствующим знаниям не было секретом ни для кого.
– Ваше Превосходительство, – аккуратно подбирая слова, начал печатник, – пока что рано делать далеко идущие выводы, но я могу сделать предположение, что второй текст написан на сирийском.
– И что же в нём говорится?
– Кхм... Простите, я не знаю сирийского.
Тут же выясняется, что сирийского не знает никто, зато кто-то упоминает о местных христианах – коптах, которые говорят на не-арабском языке. Может они знают?
По итогу командующий даёт приказание составить словарь коптского и – самое главное – немедленно сделать точную копию надписи на Розеттском камне, чтобы доставить её во Францию, к лучшим умам Республики. (Конечно же, Наполеон не уточняет причины поспешности – незачем сеять панику, рассказывая о предстоящей блокаде).
""ЗДЕСЬ БЫЛ..." – а дальше неразборчиво"
Художественная фантазия на тему того, как это было
Марсель задумчиво чешет репу. У него много работы в типографии, ведь французский режим издаёт огромное количество печатной продукции: информационные бюллетени, листовки, труды Института и прочую дребедень. Ещё никто не знает, что здесь, в Каире, Наполеон отрабатывает методы пропаганды, которые буквально через несколько лет станут основой стабильности его личной Империи. И самое главное – в типографии постоянно толкутся арабы.
Дело в том, что Бонапарт полагается не только на силу оружия. Они приходит в Египет как – па-бам! – защитник ислама! (Вышеупомянутый генерал Мену, например, и вовсе обратился в ислам и женился на дочери местного богача). Наполеон ведёт тонкую игру с местным духовенством и не-мамлюцкими элитами, и в этой игре произвести впечатление своей мощью, своими знаниями, своей мудростью – даже важнее, чем отбить дурацкие атаки местных шарифов.
Каир – это не какая-то убогая деревушка. Это миллионный город с многотысячелетней историей, центр мировой торговли, место ежегодных оптовых ярмарок, на которых определяются стоковые цены на самые важные товары: хлопок, пшеницу, ячмень, железо, драгоценные металлы... на всё, что продаётся и покупается. И в этом городе много умных людей, которые объединены в настоящие гильдии: судьи-улемы, книжники, звездочёты, врачи... Их не так просто удивить или обмануть.
Их не сильно впечатляет поражение мамлюков под Пирамидами. Отношение к этому, скорее, философское. Мамлюки – известные отступники от Господа, вот Аллах и решил покарать из руками франков. Да, у франков лучше ружья и пушки, но и они лишь пылинка перед ликом Всемилостивейшего.
Каир. Правда, это уже XIX век, но при Наполеоне было почти то же самое
Но всё это спокойствие и уравновешенность пропадают, как только местные мудрецы видят в работе один неприметный аппарат – печатный станок. Словно зачарованные, они стоят и смотрят, как за один час появляются сотни листков с абсолютно одинаковым текстом, с рисунками, с портретами и виньетками по краям. И все они содержат одну и ту же идею – ту, которая нужна их хозяину, генералу Бонапарту. Это вам не какие-то глашатаи и ленивые переписчики...
Местные гости угрюмо спрашивают, как давно франки научились делать такие странные вещи.
– Больше трёх веков назад, – с высокомерной улыбкой отвечает им Марсель.
Арабские мудрецы мрачнеют ещё больше.
– И русские тоже?
– Нет, они научились буквально недавно.
– Правда?
Почти что детская радость пробивается на лицах местных интеллектуалов. Значит не так уж сложно овладеть этим искусством...
(Буквально два года спустя, когда албанец Мухаммад Али станет хозяином Египта и пошлёт турецкого султана подальше, одним из первых его заимствований у гяюров станет именно печатный станок).
В общем, слишком много работы, и дипломатической, и технической, так что не до прорывных идей по исполнению высочайшего указания командующего. Зато есть человек, который прямо призван решать такие проблемы – одноглазый комбриг Конте.
Полгода назад тот уже здорово подсобил каирской типографии. Дело в том, что вернувшийся из далёкого путешествия на юг Денон, красава, наделал сотни зарисовок, и все их надо было срочно напечатать. А техника рисунка у него очень сложная – с большим количеством заштрихованного пространства (ах, это египетское небо...), без которого картинки получаются бездушными. Дома достаточно было свистнуть – и толпа голодных художников с набережной или из коридоров Академии Искусств тут же выполнила бы заказ, но где взять такое количество дешёвых профессионалов здесь?
И Конте таки помог – создал специальную машину, которая автоматически наносила штриховку на литографическую пластинку. Это был первый в мире зарисовочный автомат, и у него было удивительное будущее.
В общем, Марсель пошёл к Конте.
Штриховочная машина Конте
У Конте было своих проблем выше крыши. Во время плавания сел на мель корабль со всеми измерительными приборами для Института, и сразу по прибытию в Каир Бонапарт дал одноглазому Николя приказ быстро сделать аналогичные устройства, используя местные возможности. В результате получилось, что пока одноногий Кафа был главным инженером в армии, одноглазый Конте выполнял ту же функцию в Институте. Он облазил все местные кузни и мастерские, но в кратчайшие сроки выполнил приказ.
Затем настала очередь аэростатов. Наполеону очень требовалось поразить воображение местных небывалыми достижениями французской науки, и воздушный шар был идеальным решением. Но вот беда, первый из них опять взорвался, перепугав половину Каира, а второй почему-то не произвёл впечатление. "Франки зря пытаются нас надуть, – проницательно отметили местные мудрецы. – Этот летающий мешок нельзя употребить в военных целях. Просто ещё одна забавка странных гяуров".
Ткацкая мастерская в Каире
На нём висело всё: создание литейного завода, постройка ветряных мельниц, печать денег, производство пороха, бумаги, картона... И вот теперь этот камень...
Конте глядит на камень, потом на печатника Марселя... Печать... камень...
Да зачем что-то изобретать! У нас уже есть готовая ксилографическая матрица – сам камень! Просто обмажем его чернилами, а потом приложим бумагу – и у нас есть готовый оттиск!
Когда Марсель с первыми оттисками возвращается в типографию, его уже с горящими глазами ждёт подручный, Антуан Галлан. У него тоже появилась идея: можно размягчить картон водой, придавить к камню, аккуратно снять, а когда он затвердеет – у нас есть готовая литографическая матрица для печати оттисков в любых количествах!
Итого, во Францию вместе генералом Дюгуа, отправляется сразу два варианта копий таинственной надписи.
Вот в таком виде надпись на Розеттском камне была опубликована в многотомном Отчёте о Египетской Экспедиции много лет спустя
Год спустя, уже после убийства Клебера и поражения Мену под Александрией, при обсуждении условий капитуляции Розеттский камень стал отдельным пунктом договора. К сожалению для французов, среди историков не нашлось своего Сент-Илера, и некому было отстоять самую знаменитую находку Египетской экспедиции. Так камень попал в Лондон, где и находится до сих пор.
Заметка о доставке Розеттского камня в Британию (1802, The Gentleman"s Magazine)
Заслуги Жан-Жозефа Марселя были оценены по заслугам. После возвращения из плена в 1803-м он стал главой Национальной (позже Имперской) типографии, в каковой роли поражал всю Европу способностью качественно напечатать любую блажь своего Императора в кратчайшее время. С приходом Бурбонов ушёл в частный бизнес и чувствовал себя прекрасно при всех последующих сменах власти (а дожил он аж до Второй Империи). Был знаменитым арабистом, собственником богатейшей коллекции исламских текстов, вывезенных из Египта (3000 манускриптов).
Николя-Жак Конте тяжело переживал необходимость бросить все свои египетские начинания (которые, естественно, немедленно были разрушены египтянами как несущие враждебный франкский дух). По возвращению во Францию он принялся было внедрять новейшие индустриальные методы на родине, но смерть брата и жены сильно его подкосили, и он сам умер в 1805 году, не дожив до 51-летия. Памятник, установленный в его родном городе, был чудом спасён от уничтожения во время "режима Виши", который яростно истреблял всякую память о республиканцах и атеистах.
Антуан Галлан оказался очень прытким человеком, и пока остатки Египетского "Института в изгнании" больше 10 лет готовили свой многотомный научный отчёт, он уже в 1802-м году издал свой двухтомник с краткими материалами экспедиции, сделавшими знаменитым и Институт, и его сотрудников, и, самое главное, самого Галлана. При падении Империи он, конечно, потерял 3/4 своего состояния, но тем не менее оставался почтенным человеком аж до самой смерти в 87-летнем возрасте.
Но самое удивительное будущее было у репринтов, сделанных Марселем, Конте и Галланом. И хотя первую попытку перевода текста Розеттского камня сделали Давид Окерблад (первый опознавший во втором языке простонародный египетский, так называемое "демотическое письмо"), Сильвестр де Саси и Томас Янг, работавший с оригиналом камня, полную расшифровку дал француз из Гренобля, Жан-Франсуа Шампольон, молодой маньяк, который ещё в детстве увидел черновики отчёта о Египетской экспедиции с репликами Розеттского текста в доме математика, участника Экспедиции и секретаря Египетского Института Жозефа Фурье (служившего в это время, как мы помним, префектом в Гренобле) и заболевший этим вопросом на всю жизнь.
Жан-Франсуа Шампольон (1790–1832), криптоманьяк
История расшифровки этого текста довольно известна, и я не буду её пересказывать. Только скажу, что так возникла наука египтология, от которой почкованием образовались все известные нам дисциплины о Древнем Востоке: ассирология, хеттология, шумерология и прочая милая сердцу архаика.
Египетская экспедиция сделала Египет модным. На несколько десятилетий "египтомания" охватила все области европейской интеллектуальной деятельности, от истории до архитектуры. После расшифровки Шампольоном Розеттского текста тут же вспомнили о зарисованной ещё Деноном двуязычной стеле на острове Филы, и в те края отправилась экспедиция Роберта Хея... но это уже совсем другая история.
Вот и всё.
И это я ещё не упомянул много достойных имён, связанных с Египетской экспедицией.
Это и Этьенн Луи Малюс, первооткрыватель поляризации света и двойного лучепреломления в кристаллах.
Совсем мельком упомянули мы журналиста Жан-Ламбера Тальена, незадачливого мужа Терезы Тальен.
Жан-Ламбер Тальен во время переворота 9 термидора
Мы совсем забыли о втором секретаре Института, геометре Луи Костасе. И обо многих других.
ЭПИЛОГ
К сожалению, не существует фотографии со скромной подписью в углу "Каир, 1798". А жаль.
Но разве можно перечислить всех, кто был в том знаменитом каре неподалёку от Пирамид? Хорошо, что нам хватило времени хотя бы на этих. Как говорилось в одном винтажном фильме: "Некоторые люди вообще удостаиваются всего лишь тире между датами рождения и смерти".
А имена ослов история, увы, не сохранила.
P.S. А вы не забыли вернуться к картинке о работе Института в ПЕРВОЙ ЧАСТИ? :)
Acknowledgments
Памяти Святослава Яковлева.
Спасибо Игорю Бартишу и Дмитрию Дзюбе за вычитку глав по биологии и медицине.
Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.
В порядке саморекламы
Вашему вниманию предлагается уже три (!!!) книги:
1. Сим объявляется подписка на новую книгу Хавра "Величний Світанок OFTHEMAYBUTNIE". (вполне себе приключенческую! "на злобу дня, месяца, года, века!.." ;-) Спешите добыть -- и не говорите, что не слышали! :)))
https://balovstvo.me/khavr/svitanok
2. Перед вами единственная и уникальная (вру, третья и улучшенная) форма для заказа книги Алекса Хавра "Сказки Нового Времени, или что вам не говорили в школе, да вы и не спрашивали". Спешите, последняя гастроль в этом тысячелетии!
https://balovstvo.me/skazki-novogo-vremeni
3. Передзамовлення книги "А потім прийшов Цезар…" видавництва "Фабула"
https://fabulabook.com/product/a-potim-pryjshov-tsezar/
В порядке саморекламы-2
Канал в Телеграме: https://telegram.me/KhavrHistory
Мои гениальные работы, вдохновляющие цитаты и просто материалы на историческую тему, которые мне кажутся интересными :)
Если у вас внезапно есть желание поддержать исторический Провал канал, чтобы он не сильно проваливался, то вы можете сделать это здесь
