Abstract
Куда ушли славяне, зачем медведю крест и как голосуют императоры
Склада він карти наших болотів,
Щоб передати їх Гудеріану
(с) Лесь Подерв'янський «Павлік Морозов»
Дамы, господа и товарищи, устраивайтесь поудобнее. Сейчас я расскажу вам о стране болот и лесов, непролазной грязи и вечных холодов, стране вечной тоски и беспроглядной борьбы за существования, где мужчины грубы, а женщины зверообразны, где не знают культуры и спят в обнимку с медведями, от них же принося детей.
Нет, речь идёт не о России... Не в этот раз.
А вот знающий читатель наверняка понял, что я говорю о Германии. Просто об очень давних временах. Да, я понимаю, что для нас она – страна пенного пива и гладких автобанов (слава великому строителю шоссе! – и непроизвольно зиганул), но всё было совсем иначе во времена построения развитого феодализма.
Даже сейчас, в эпоху окультуривания и потепления, из окошка самолёта видно, что северная Германия – страна озёр. А уж тысячу лет назад она и подавно состояла из болот, гор и покрывавших и то и другое непроходимых лесов. Стоит ли удивляться, что даже упрямые римляне не захотели завоёвывать этот медвежий угол, а сами германцы убрались отсюда подальше на юг, как только представилась первая возможность? Начали этот забег, как мы помним, кимвры с тевтонами, успешно продолжили готы, а довершила начатое дело сборная в составе франков, бургундов, вандалов, свевов, аллеманов, баварцев, англов и ютов.
Длинный список, да? Так вот, земли северной и центральной Европы после такого эксодуса реально опустели, и на них пришли мы. То есть славяне. С примитивными горшками и плохеньким железом, которое ломалось от столкновения с настоящей сталью и ржавело на влажном воздухе. В VI-VII веках наши кузены по языковой группе, воспользовавшись исходом самых буйных представителей германского рода на юга, частично расселились, частично возглавили остатки местного вандальского населения вплоть до Эльбы на западе, где их запал окончательно иссяк. Никто не обратил на это особого внимания, так как грабёж обломков Западной Римской империи был занятием куда более привлекательным, чем разборки с нищими склавинами за оставшийся на прародине участок поймы, заливаемый по весне Одерским половодьем.
Время расплачиваться по земельной ипотеке пришло в VIII-м веке. Сначала жестоковыйные византийские императоры-иконоборцы выгнали взашей загоревших славянских дикарей с греческих пляжей, а потом пришёл черёд собирателя земель франкских, короля Карла Великого. Увлёкшись в борьбе против аваров, он случайно присоединил к империи владения баваров (не путать с современной Баварией), а там, слово за слово, сцепился с лабскими славянами. Итогом стало основание в 805-м году глубоко во враждебных землях на Альбе-Лабе-Эльбе города с оригинальным названием «Большая крепость» – Магда Бург. Дальше запала Великого Шарля не хватило, и он вернулся в Аахен доживать свою скучную императорскую жизнь в окружении графов, сбежавших от болгар родичей аварского кагана и присланного в подарок из Персии слона.
Потомкам Карла долго было не до болотных провинций: они ускоренными темпами вырезали друг дружку, пока не достигли успеха – род Каролингов прервался окончательно. Сын саксонского герцога Генриха Фаулера (Птицелова) Оттон, провозгласивший свою собственную империю – с ручным папой и правом инвеституры епископов – удручающе много времени проводил в карательных походах против восставших герцогов и героических деяниях против вторгнувшихся венгров, так что славян поколачивал и казнил лишь так, между делом. Германская власть представляла из себя сеть редких крепостей, которые терялись в диких и неприветливых местах, по-прежнему принадлежавших всяким вендам да лужичам.
А тем временем славяне вели непримиримую борьбу за свои исконно завоёванные земли: жгли немецкие поселения, крали их коней и совершали кровавые жертвоприношения на церковных алтарях. В конце концов центральные власти плюнули на это гиблое дело и отдали пограничные области на откуп желающим: мол, берите и владейте, всё что сможете отвоевать – ваше. Так Германия обросла с востока рядом марок: самоуправных областей, где все три ветви власти принадлежали маркграфам. Одна из них, под названием Восточная марка (Ostmark), с базой в старой римской приграничной крепости Виндобона скоро стала известна как Österreich. Дальше на север находился чешский «мыс», о котором в двух словах не расскажешь. Ещё дальше – огромная Саксонская марка, уютно расположившаяся в среднем течении Эльбы на землях лужицких сербов с их городами Дрежджаны, Мишна и Липск (АКА Дрезден, Мейсен и Ляйпциг). А за ней – названная и вовсе без фантазии Северная марка.
Вот о ней мы дальше и будем говорить.
После восстания вендов 983-го года территория этой самой марки сократилась до огрызка болот на западном берегу Эльбы, и её владельцы потеряли фактически всё, кроме титула маркграфов. Не так уж мало, как оказалось впоследствии.
Так и влачили своё жалкое существования эти маркграфы ещё полторы сотни лет, развлекаясь охотой, интригами да убийством родичей, как и положено благородным риттерам, аж до 1134-го года, когда на должность блюстителя северо-восточных земель Империи был назначен знаменитый уже в то время граф Альбрехт (Адельберт) из рода Асканиев по прозвищу Медведь. Несмотря на грозное прозвище, он вовсе не пошёл на гевелов с мечом, а очень даже наоборот: пригласил местного князька Прибислава, недавно познавшего дзен принявшего крещение под именем Генрих, стать крёстным своего первенца. Кумовство – двигатель дипломатии, и скоро местные хозяева жизни зачастили друг к другу в гости через Эльбу на чарочку-другую. Альбрехт похлопотал у императора о королевском титуле для кума, а тот в знак благодарности вписал его в завещание, и когда Прибислав-Генрих покинул земной круг, то Медведь перебрался на восточный берег, где на реке Хафель находилась столица покойного – славный град Бранибор. Местные славяне попытались возбухнуть, но тут Альбрехт показал, что недаром носит своё второе имя, и дополнил дипломатию мечом. Итог: в 1157-м году молодой император Фридрих Барбаросса жалует Альбрехту наследственный титул маркграфа в его новой вотчине, на немецкий лад названной Бранденбургом.
Здесь будет Берлин. А пока что — только только Берлога
А тем временем из Германии начинается великий исход. В смысле, колонизация. Городское население растёт быстрее, чем сельская округа в состоянии расширить пашни и увеличить производительность. Цены на импортную еду, закономерно, подымаются. В цехах подмастерьям всё тяжелее добыть звание мастера. Старые шахты истощаются, а новые доступные месторождения ещё поди найди. Младшие сыновья рыцарей, оставшиеся без наследства, мыкаются от замка к замку, периодически промышляя обыкновенным разбоем. Священники чувствуют, что их проповеди наскучили пастве, и жаждут духовных подвигов.
Выход есть! На востоке тебя ждут варварские народы, нуждающиеся в духовном окормлении. Там бескрайние земли, в которых ты оснуёшь свой собственный род. Там не знают секретов земли и камней. Там не умеют правильно ковать сталь и ткать шерсть. На Восток!
И небольшие караваны один за другим тянутся навстречу солнцу. Кто по приглашению местных князей (мастера нужны, рыцари нужны, податное население нужно), кто с самозахватом – под руководством особо рьяных епископов или самозванных баронов. Заселяют пустоши, считаемые местными жителями непригодными к хозяйствованию. Обживают Рудные горы на границе с Чехией, заполоняют города и местечки Силезии (напоминаю, что Силезия – это не Польша), основывают у подножья далёких Карпат семь крепостей, вскоре давших название целой стране – Семиградье...
– Что это вы всё на юг тянетесь? – с подозрением косится на них Рим. – А ну бегом христианизируйте север!
– Йес, эсцеленсия! – берут под козырёк монашеские ордена и выбирают на севере самые вкусные земли: Поморье (Померанию), Пруссию, Ливонию и Эстляндию, – где начинают резаться не столько с язычниками, сколько с польскими, датскими и шведскими королями да с Ганзой (включая Великий Новгород) за контроль над торговыми путями, по которым на Запад идут меха, строительный лес и вожделенный хлеб. Должны же воины христовы получить законное воздаяние на земле!
А что же серёдка между Севером и Югом? А туда по-прежнему никто лезть не хочет. Болота-с. Комары размером с лошадь. Охота разве что на уток. До цивилизации с органом и менестрелями – пять дней верхом. Та ну нафиг, лучше к тевтонцам или сразу в Святую Землю. Там тепло.
Вот так и остался Бранденбург без подпитки главным ресурсом – людьми. А поскольку не было перед ним и особо амбициозных задач вроде завоевания Гроба Господня или христианизации Татарии, то и без финансово-административной (от Священного Престола) – тоже. Но тем не менее, уже при сыне Альбрехта Медведя Оттоне граница маркграфства передвинулась ещё дальше на восток вдоль Хафена, где неподалёку от большого озера, на речушке Шпрее, на месте спревянской (угадайте, откуда название реки) деревушки с романтическим названием Медвежья Берлога была основана очередная деревянная крепостица с неожиданно великим будущим. А при внуках-правнуках Брандербургская марка протянулась на восток тонкой кишкой между Померанией и Саксонией аж за самый Одер, добившись тем самым контроля над речным путём из Балтики в Силезию. Марка была поделена на три части с неприхотливыми названиями Альмарк (по ту сторону Эльбы), Миттельмарк (посерёдке) и Нёймарк (за Одером).
Но потом с родом Асканиев случилась чисто средневековая неприятность – он вымер. Вечные простуды, антисанитария всякая, а потом почему-то умирает последний ребёнок в семье, маленький маркграф Вольдемар. И всё.
Болотная марка на отшибе цивилизации стала разменной монетой ну очень низкого достоинства в игрищах германских князей. Как и подобает в цивилизованном феодальном государстве, право распоряжаться выморочными хозяйствами переходило к сюзерену, то есть к Императору. И в 1320 году Людовик IV Виттельсбах (дядя по матери последнего Аскания) воспользовался этим правом по справедливости – отдал марку своему 8-летнему сыну Людвигу, по совместительству герцогу Баварскому.
Коррупционный дар не пошёл на пользу никому. Баварцам северные болота были глубоко индифферентны, и представители герцогского двора появлялись там исключительно ради взимания налогов. Местные жители в отсутствие чуткой хозяйской руки стали промышлять контрабандой, грабежом мытарей и прочим робингудством, а потом и вовсе озверели до такой степени, что сожгли на центральной площади Берлина папского пастора, за что заработали персональный бан от Рима. А потом в Бранденбурге и вовсе завёлся самозванный маркграф Вольдемар, чудом спасшийся от смерти в младенчестве, и любовь к баварским хозяевам оказалась настолько впечатляющей, что его тут же признала вся марка.
Людвиг Баварский плюнул на это болото и гордо удалился домой, а Бранденбург продал сводным братьям, родственникам нового императора, Карла IV Люксембургского. И тут в истории зазвучал новый мотив – электоральный. Дело в том, что Империя была глубоко демократическим образованием (ну ладно, неглубоко, но запах был идентичный натуральному), и главу её избирала коллегия самых уважаемых людей страны, и было их аж семеро. Назывались они принцами-электорами (избирателями) или же, от слова курия – палата для собраний – курфюрстами. Естественно, для получения нужного результата всегда желательно было держать избирателей под контролем, а ещё лучше – совместить в своём лице сразу побольше титулов, дающих право на голосование (ведь голос был привязан к владению соответствующей землёй). Или, на худой конец, закрепить это звание за каким-нибудь родичем.
И герцог Люксембургский, уже успевший к тому моменту стать королём Богемии (один голос), не просто купил вакантный Брандербуржский престол за сумасшедшие бабки, а и законодательно закрепил за ним право голоса вовеки веков (Золотая Булла 1356 года). На этом интерес люксембургской династии к северным болотам, что характерно, опять иссяк, и через несколько десятков лет марка, теперь уже гордо именуемая курфюршеством, вернулась в режим поедания случайных путников и сожжения чучела Ярилы прямо перед воротами церкви. И тогда терпение местных элит: рыцарей и купцов, – закончилось. В Буду, к имперскому двору, отправилась делегация с верноподданнейшим предупреждением: или вы у нас правите, или мы уходим в Ганзу.
Император Сигизмунд грустно вздохнул и признал, что не желает своим подданным такой тяжкой участи. Но жить в болотах ему никак не позволяет политическая ситуация и ревнивая жена, посему в 1415 году на бранденбуржское княжение был отправлен шваб, бургграф Нюрнбергский Фридрих VI, с звучной фамилией «Высокая Скала» – Hohenzöllern, Гогенцоллерн. Тот быстро перенёс ставку из Брандербурга поближе к центру своих земель, в захудалый Берлин, и принялся железной рукой наводить порядок: то есть вешать, отнимать и даровать.
В этом месте, естественно, читатель ожидает рассказа о том, как всё сразу наладилось в марке Бранденбурга и земля стала родить трижды в год... Но так не бывает. Несмотря на орднунг и дисциплину, болото оставалось болотом, а его жители – полуграмотной деревенщиной, далёкой от цивилизации. И ситуация оставалась такой ещё более двух веков, пока не случилась одна из крупнейших катастроф в истории Европы – Тридцатилетняя война.
продолжение следует ЗДЕСЬ
