Прошло ровно 25 лет с тех пор, как я последний раз был в Сухуми. В большом двухэтажном доме из камня, который построил своими руками мой дед, обладатель двух десятков орденов и медалей Второй мировой войны. Дед воевал на границе с Японией, и пока был еще жив, часто показывал мне боевые трофеи – в частности, крутейший самурайский меч, который висел на настенном ковре в одной из комнат, самой тихой и прохладной на втором этаже. Этот ровный участок под дом недалеко от горной реки и в километре от моря дед получил от государства в качестве премии, благодаря заслугам в той войне. В 1949-м году, когда у него было уже трое детей.
К моменту моего появления на свет вокруг дома уже был большой субтропический сад с несколькими мандариновыми деревьями, хурмой, инжиром, мушмулой, фейхоа, гранатом, ткемали. Я проводил там каждое лето с самого рождения, сначала у них, а потом, когда деда не стало, приезжал к бабушке и своему дяде, который тоже жил в этом доме. Подростком я истоптал все пространство между двумя маяками, знал как свои пять все пляжи Сухуми – этот небольшой 200-тысячный мультинациональный город всегда был теплым, душевным, добрым и счастливым.
Так продолжалось до 1992 года, когда я будучи уже студентом харьковского вуза, приехал не на все лето, а только на один месяц. Помню, в тот год мы долго спорили с одногруппниками, кто в какой месяц будет проходить практику, и даже тянули жребий. Мне по обыкновению выпало не то, и пришлось ехать в Сухуми в июле, а не в августе, как я хотел.
В некотором роде этот жребий в итоге оказался ко мне благосклонен. 8-10 августа 1992 года город уже пылал от артобстрелов. За две-три недели до этого редкая ночь обходилась без очередей из калашей и пылающих домов на соседних переулках, но в целом в июле еще полноценной войны не было, она началась в августе. Еще задолго до тех событий я часто гонял мяч на поляне у реки, знал там каждую собаку, но только летом 92-го команды стали разделяться по нацпризнаку, и приходилось метаться между ними по остаточному принципу, попеременно меняя «умных» и «красивых».
В последних числах июля, когда футбольное поле пару раз обстреляли с высокого противоположного берега реки, бабушка за несколько дней до моего планируемого отъезда поездом договорилась с пилотом «тушки», который арендовал у нее одну из комнат, взять меня на приставной табурет в кабину. Так я и улетел домой, в Харьков. С прозрачным полом носа самолета под ногами, через который был виден уже местами подгорающий город у моря, бывший субтропический рай. К тому времени железнодорожное полотно уже было местами повреждено, а паромы, идущие вдоль берега, тоже часто обстреливали.
Дальше – это уже известная часть новейшей истории. Которая в свою очередь, не обошлась без переписчиков истории прежних времен и грубой подтасовки фактов. Не обошлась без рашистской пропаганды. Без чеченских подрядчиков. Без танков, бтр, боевых вертолетов и зенитных комплексов, которые, конечно же, местный небольшой горный народ лично собрал по чертежам да Винчи, совершенно случайно обнаруженных в пещерах Нового Афона. Даже без своего грузинского «Биндеры» не обошлось, которым как бабаем пугали русско/абхазоговорящее население. Все было исполнено точно по тем же лекалам, по тем же нотам из гимна исэсэсэр. Точно под ту же копирку, как двадцатью двумя годами позже в Крыму и на Донбассе.
В результате тех позорных имперских действий под эгидой «миротворческих операций» свои дома после долгих кровавых боев за свою исконную землю покинули порядка 800 тысяч грузинов. Дальше был геноцид, точечные вырезания оставшихся. Свою бабушку я увидел после того лишь однажды, в декабре 1993-го, когда ей вместе с больным почечной болезнью дядей удалось выехать из этой зоны, на перекладных, через Адлер.
Дядя не доехал до нас каких-то пару сотен километров, умер в пути. Бабушка какое-то время жила с нами, но нам не удалось убедить ее не возвращаться. Там был ее дом, где она была так долго счастлива. Спустя несколько лет соседи похоронили ее в саду, среди мандаринов. После ее смерти в нашем доме поселились российские голубые каски.
Мандариновый сад зачах, все поросло травой. Все трофеи деда, включая самурайский меч, стали трофеями «миротворцев». Несколько соседних домов с тех пор так и стоят обуглившимися. Как и город в целом – никто и не собирается приводить его в прежнее состояние. Эта опция Рашисткой империи никак не входит в набор обязательных, а горные народы, которым, по уверениям русских историков, эта земля принадлежала всегда, как выяснилось, почему-то оказались совершенно не готовыми к ее возделыванию.
Сегодня – 9 лет со дня официальной войны России против Грузии. И 25 лет реальному началу этой войны. Просто за эти 4-5 дней 2008 года русский мир довел до финальной стадии то, что начал в 92-м, сразу после развала совка. И все время этого 16-летнего отрезка было потрачено на провокации обездоленных людей, что в итоге дало желаемый имперастами результат: под предлогом притеснения «русскоязычного населения» ввести войска в Грузию и забомбить ее столицу.
Примерно то же самое могло случиться с Киевом, если бы в марте 2014 года украинские военные в Крыму повелись бы на аналогичную провокацию. И кто знает, что было бы сегодня, не будь они тогда подкованы реальной историей Грузии от 8-12 августа 2008 года.
Тем, что стало прелюдией вторжения в Украину.
Тем, что стало сигналом для всего цивилизованного мира, который в 2014 году не позволил этим тварям уже действовать настолько же безнаказанно.
Все еще вернется, Грузия. Вот увидишь. И, быть может, и я еще тоже зайду в свой дом, и еще окуну ладони в Черное море Сухуми.
Аминь.
