Об Андрее Ермаке сказано очень много, но серьезная доля из этого множества высказываний cтроится на домыслах и попытках реконструировать пробелы в информации о нем и его деятельности и окружении. Заполнение этих лакун Ермак предпочел отдать на откуп не в меру старательным специалистам – лояльным интервьюерам и авторам темников, уже не раз вызывавшим бурное обсуждение в экспертной среде. Эти тексты достаточно очевидно раскладываются на похожие мотивы.
Интервью Ермака «Левому берегу» (первое и пока что единственное большое публичное высказывание от первого лица) содержит множество описательных конструкций, и должно быть воспринято как попытка словесно нарисовать собственный портрет.
Ермак пытается говорить о себе как о «стороннике жесткой вертикали», объясняя этот термин как ситуацию, в которой «каждый понимает за что он отвечает». Но вряд ли это на деле может называться жесткой вертикалью – скорее, конкретным разделением обязанностей. И поэтому использование формулировки «жесткая вертикаль» смотрится достаточно симптоматично в отношении того, где Андрей Ермак ищет образцы для подражания. Его попытки концентрировать максимальное количество разноплановых вопросов под своим контролем не дают оценить это высказывание иначе. Отсюда и желание объяснять свое очень яркое присутствие во внешней политике – в роли советника Владимира Зеленского в нормандском формате, координатора украинской делегации в ТКГ. Много говорит об ответственности – cвоей собственной ответственности как качестве, и ответственности лично перед Зеленским.
Из текста интервью выводится, что Ермак – крайне нетерпим к критике. Хоть и пытается представить себя ее приветствующим, человеком, «внутренний критик которого очень силен», и дающим «жесткую оценку» собственным действиям. В ходе беседы эти описательные конструкции трансформируются в прямое высказывание, практически директиву – «Мне не надо каждый раз подчеркивать красные линии, они у нас внутри прошиты на подкорке – и у меня, и у президента». Показательна не только последовательность упоминания президента и главы его Офиса, но и то, что заявление о «прошитых на подкорке» красных линиях откровенно расходится с действительностью.
Одна из самых ярких тенденций, прослеживающихся в высказываниях Андрея Ермака — попытки обозначить собственные провалы как маневры. Например, крайне печальная история Консультативного совета подается Ермаком как «идея, которую не помню уже кто предложил во время переговоров». Хотя совершенно очевидно, что у каждого плана капитуляции есть имена и фамилии, да и министр Резников крайне настойчиво пытался представить Консультативный совет украинской инициативой, и совершенно не тем, чем он являлся согласно тексту проекта решения о его создании. Ответ на этот вопрос в действительности несколько сложнее: Консультативный совет позиционировался как инструмент пересмотра смысла слов «представители отдельных районов Донецкой и Луганской областей» представителями Банковой и МинРеинтеграции, но текст проекта решения о создании Консультативного совета содержит формулировки, которые явно готовили в Москве.
Вместо того, чтобы признать, что авторы этой концепции из Киева допустили серьезную ошибку, и не просчитали всех тех рисков, которые сумела заложить Россия в проект решения о Консультативном совете, Ермак принялся говорить о том, что это была та самая пресловутая «многоходовая комбинация», которая позиционировалась его основным рабочим инструментом в прочтении авторов последних опубликованных темников (чью достоверность автор этого текста не берется ни подтверждать, ни опровергать). Якобы именно решение о Консультативном совете позволило освободить 20 человек из плена боевиков, и все изначально было задумано именно так. Даже если хотя бы на секунду предположить, что Ермак действительно такой «многоходовый комбинатор», каким пытается себя изобразить – то почему же эта сложносочиненная комбинация, стоившая власти более чем месяца протестов против КС, и напрочь сожженного к ней доверия, не была дооформлена до приглядного вида? Почему в ходе того освобождения заложников на подконтрольную территорию попали и люди, не имеющие отношения к конфликту? Почему после этой новости на улицы вышли родственники пленных, которых сначала обнадежили, а потом даже не удостоили внятных объяснений почему все прошло именно так, попытавшись отделаться замечанием – мол, «своими протестами вы повышаете ценность своих близких для боевиков и, тем самым, цену их освобождения, и потому – лучше бы вам ждать молча».
В целом, тратить столько времени на оправдания тех проектов, которые автор высказывания не считает «зрадой», сколько это делал Ермак, имеет смысл лишь в том случае, если проект имел персональное серьезное значение, напрямую связан с неким серьезным личным обязательством. И можно сколько угодно повторять, что подписи под проектом Консультативного совета (или слово «согласен», на чем настаивал Ермак), не имеют никакого значения, но последующие события в рамках ТКГ показали обратное: российская сторона, увидев готовность украинской делегации уступать в целом, согласилась не называть свои инициативы Консультативным советом в дальнейшем и только. От намерения заставить Украину вести прямой диалог с представителями НВФ, подконтрольными России, в Москве не отказались и не откажутся в обозримом будущем. Все попытки Офиса президента трубить об очередной «перемоге» и «сложной тактической комбинации», которая «вот-вот, еще немного, и сыграет» будут неизбежно натыкаться именно на такой подход.
Равно как и все обсуждения темников, отражающих попросту неприличные задачи, стоящие перед исполнителями, попытки играть в стратега и «творца новых геополитических смыслов» в пространных интервью, и через трансляцию этого образа журналистами и «экспертами» из пула, обречены сталкиваться с тем, что думает о происходящем российская сторона. И с тем, как именно транслирует эти мысли визави Ермака в нормандском формате – Дмитрий Козак.
Казалось бы, есть два переговорщика с на первый взгляд похожим подходом к работе с медиа. Оба они отдают предпочтение, чтобы говорили о них, а не они. Оба хотят превратить свои выходы к СМИ в повод к широким обсуждениям и дискуссиям. Но есть серьезное отличие: Ермак изо всех сил стремится говорить о себе. Козак же предельно жестко доводит мысли своего начальства. Или, в данном случае уместнее сказать – командования. И сводятся они к тому, что Россия и ее руководство не стали видеть свои задачи в переговорном процессе иначе: несомненно, им нужна такая форма реинтеграции ОРДЛО, которая будет оказывать максимально серьезный дестабилизирующий эффект на жизнь Украины. И не так важно, через что именно она будет достигнута – через «настолько радикальную и привлекательную децентрализацию» или «особый статус». Вывеска, под которой будет оформлена украинская капитуляция, никогда не волновала Козака, и все процессы, связанные с Консультативным советом и последующим отказом от оформления этой идеи показали это предельно наглядно. Последнее высказывание Козака также очертило контуры грядущих событий: терпение России заканчивается, но не так быстро, чтобы в Москве могли пойти на открытый демарш, чего упорно и предельно открыто добивалась действующая украинская переговорная команда. Но в качестве точки Козаком демонстрируется позиция, которая была озвучена Путиным еще по итогам Парижского саммита – Минские соглашения являются основой для урегулирования, а «попытки придумать новые инструменты урегулирования содержат реальную опасность отодвинуть разрешение конфликта на многие годы».
Из всего сказанного Козаком можно сделать только один вывод: сколько бы в Киеве ни говорили о скором проведении нового нормандского саммита как панацее ото всех наших нынешних бед, и сколько бы ни говорили о своих успехах – позиция России на деле остается неизменной. Русскими переговорщиками допускается лишь изменение вывесок, под которыми будут приняты продиктованные РФ условия, и незначительные стилистические правки.
На этом фоне неизбежен вопрос: сознает ли Андрей Ермак, что сегодня речь идет не о его персональной карьере, медиа-позиционировании, а о том, как будет жить вся наша страна? Что можно отдать приказы «придумать образ жесткого и эффективного переговорщика», можно публиковать бесконечное количество победных реляций – как от своего имени, так и от имени лояльных «аналитиков», но реальность от этого не изменится.
Никакого урегулирования за год с начала вхождения президента Зеленского в этот процесс не будет.
Россия настроена продавить свои условия «реинтеграции» ОРДЛО, напрочь отказавшись даже возвращаться к вопросу Крыма.
В сухом остатке, Украина получает не так много вариантов: способствовать форсированной реинтеграции оккупированных территорий востока и преподносить сдачу своих национальных интересов как большую победу, попытаться заморозить этот конфликт – но этот процесс снова-таки кажется малореализуемым, так как он категорически невыгоден РФ, либо же принять реальность – эта война надолго. И если мы хотим вернуть свои оккупированные территории – как Крыма и Севастополя, так и Донбасса – не нужно пытаться вписаться в откровенно нереалистичные дедлайны, теша свое самолюбие громкими заявлениями в процессе. Нужно иметь единую стратегию деоккупации и реинтеграции этих территорий.
А слава «многоходовых комбинаторов» придет после.
