Abstract
О важности образования, об умении держать ум и совесть в согласии, а также об опасностях науки мнемоники

Учёный, сверстник Галилея,
Был Галилея не глупее.
Он знал, что вертится Земля,
Но у него была семья.
(с) Евгений Евтушенко «Карьера»

О Галилее в наших краях слышали многие (хоть и не все понимают, что он такого натворил), и некоторые даже помнят, что его то ли сожгли на костре, то ли заставили выпить цикуты во время процесса над троцкистами-маоистами. Но мало кто знает, что и учёный из стихотворения Евтушенко – тоже реальный персонаж. Точнее, образ-то собирательный, но два основных его прототипа вполне осязаемы и даже в некотором роде знамениты.

(Надо сказать, что сам стих довольно похабненький, и слава богу, что в народ ушло только одно вырванное из контекста четверостишье).

Первого из прототипов звали Роберто Беллармино, и по профессии он был иезуитом.

Всеобще известно, что иезуиты были тайным орденом убийц, коварно подсыпающими холеру в православно-лютеранские водопроводы по всему земному шару, и это знание является достойной отплатой за излишнюю самоуверенность, проявленную её членами в лихие 90-е бурном XVI веке. Но обо всём по порядку.

Юный Роберто был из «первого иезуитского призыва»: рождённый в 1542-м сын благородного семейства, племянник «папы на три недели» Марцелла II, в 1560-м, всего через 7 лет после утверждения иезуитского устава и 4 года после смерти первого генерала ордена, легендарного Игнасио де Лойолы, он стаёт новициатом – учеником «Общества Иисуса».


Святой Игнасио де Лойола (1491–1556). Добрый, интеллигентный человек. И ничего страшного

Ключ к победе – кадры, и воины христовы начинают с их воспитания. Уже к моменту смерти Лойолы иезуиты открывают почти сотню школ и колледжей. В них используются новаторские методы обучения; преподаватели ищут, как использовать всё ради лучшего усвоения материала и идей: все страхи и комплексы подростков, все благие помыслы и наивные ожидания – всё в костёр Веры и Знания.

Они учатся по новой программе, которой не знал ещё никто в Европе. Не просто латынь, богословие и риторика – нет, они обязаны стать лучшими людьми в христианском мире, чтобы привести церковь к вящей славе и вечному торжеству – поэтому в программу входят математика, логика и «запретные» языческие знания. Кроме того студентов обучают техники медитации: «Очищение, Просвещение, Единение» – по заветам первых христианских отшельников. Будущие иезуиты узнают о многозначности слов; об умении говорить, не делая ни одного утверждения; о способах сказать одно, имея в виду нечто другое. А главное, они познают, что всё это дозволено, если приводит к главной цели – спасению души.


Иезуитский колледж в Ингольштадте, открыт в 1556-м году

И уже через 10-20 лет первые птенцы гнезда Лойолового доказывают, что их учили не зря.

Для начала иезуиты прикладывают свою руку к завершающему аккорду Триденского собора, и не без их веского слова католическая церковь официально отказывается от самой пресловутой из своих практик – продажи индульгенций, из-за которой, собственно, формально и началась Реформация.

К середине XVI века оказывается, что старый катехизис, по которой учили тупых ослов бурсаков в университетах, перестал давать ответы на ехидные вопросы лютеран, и поэтому для использования в срачах диспутах католикоботам выдаётся новая методичка, в которой вместо старого доброго и универсального КГ/АМ «Ересь!» формулируются изощрённые ответы с кучей подколок и тайных оскорблений в язычестве, отступлении от веры и даже материализме. Подобный стиль ведения дискуссии называют иезуитским. Отцы-учители тихо радуются успехам своих воспитанников.

Одна за другой иезуитские миссии основываются не только в Европе, но и в самых отдалённых уголках земного шара (Онтарио, Парагвай, Индия, Япония). Маттео Риччи, «открывает» католицизму Китай и составляет первый латино-китайский словарь, переодевшись конфуцианским учёным преподаёт в местных школах поэзию Горация, Евклидову математику и басни Эзопа, а после смерти становится буддистским духом-покровителем часовщиков. (О трудностях иезуитской миссии в Японии – в гениальном романе «Сёгун» Джеймса Клавелла).


Маттео Риччи (1552–1610), китайская подделка версия

Во внешней политике иезуиты тоже настаивают на сочетании уступчивости с твёрдым внутренним стержнем, и не без их советов Папы перестают размахивать направо и налево отлучениями, а идут на какой-никакой не диалог. К примеру, в 1580-м с их подачи папа Григорий XIII приостанавливает интердикт, наложенный на Елизавету I десятью годами раньше, чтобы у католиков появился хоть какой-то шанс легализоваться в еретической стране. (Помогает не сильно, правда, и четвертованные иезуиты долго украшают ворота главных английских городов). На востоке получалось лучше, и иезуитские колледжи стали старейшими университетами Речи Посполитой, до сих пор обеспечивая Польше звание самой католической страны Европы.

Со времён Средних Веков поговаривали, что Дьявол – лучший теолог и полемист в мире, но теперь ходят шутки, что иезуиты способны привести к раскаянью самого Сатану. Многие верят.

Не меньшими были достижения и в точных науках. Кристофер Клавий (член НСДАП иезуит с 1555-го года) ведёт наблюдения за звёздным небом, а попутно решает задачи формальной логики. Его авторству, в частности, принадлежит закон, связывающий операции допущения и отрицания (Закон Клавия). Он же был тем маньяком, с чьей лёгкой руки мы поныне используем десятеричный разделитель – точку (3.1415926...).


Кристофер Клавий (1538–1612), суровый немец в Риме

Но самое значительное его достижение известно нам до сих пор – это Григорианский календарь. В 1582-м Клавий таки додавил папу-реформатора, и усовершенствованная ним система уже покойного Алоизия Лилия таки внесла коррективы в юлианский календарь и дала нам возможность праздновать Рождество дважды.

В 1590-м Хосе де Акоста, иезуит с 1553-го, работавший в Панаме, Перу и Мексике, издаёт результат своих 15-летних наблюдений в книге «История природы и морали индейцев».

Второе поколение иезуитских интеллектуалов прославляет свою веру и свой орден ещё больше. (Чтобы список имён и достижений не наскучил, переношу его в конец статьи). В общем, список достижений впечатляет.

(Главное, чтобы у вас не возникло впечатление, что иезуиты были единственными среди католиков, способными к работе головой, скажу просто – были и другие. Но о них речь в данной саге не идёт).

На этом фоне лютеранские богословы, увлёкшиеся внутривидовыми разборками, а после победы гнесеолютеранства и вовсе провозгласившие лозунг «Всё что идёт от Рима – зло!», начинают выглядеть в глазах образованных людей сущими идиотами. Естественно, протестанты приходят в бешенство, и слово «иезуит» в их кругах становится самым страшным ругательством.

Но это всё ни в какое сравнение не идёт с ненавистью, которую испытывали к «новым любимчикам» Святейшего Престола свои, «старые ордена»: августинцы, бенедиктинцы, бернардинцы и особенно доминиканцы, три с половиной столетья служившие главными идеологами и «мирской рукой» пап. «Возомнивших о себе умников» упрекают в лицемерии и жажде власти, в скрытом язычестве и потакании ересям, в самоуправстве и попыткам поссорить Рим с католическими монархами (это камень в огород миссионеров, которые часто выступали защитниками туземцев от «благородных идальго», использовавших этих «бездушных тварей» в качестве рабов).

Иезуитам начинают приписывать самые страшные гадости, а те и не спешат их опровергать, ведь страх – тоже орудие. Впрочем, довольно они упускают момент, когда игра заходит слишком далеко: на них начинают косо поглядывать даже католические монархи, не говоря уж о беспринципных персонажах вроде Генриха IV (в 1594-м незадачливый убийца, покушавшийся на его жизнь, свалил всю вину на иезуитов) – и членам ордена Иисуса приказывают покинуть одну страну за другой.


Роберто такой молодой, и нимб у него впереди (в 1930-м)

Но не будем забегать наперёд. Пока что на дворе 1589-й год, и почтенный 47-летний Роберто Беллармино, выпускник университетов Падуи и Лёвена, профессор научного коммунизма томизма в Римском колледже (будущем Папском Григорианском университете) получает внезапное назначение в Париж, помощником кардинала Каэтани, папского легата. С одной стороны, это несомненное признание авторитета иезуитов и заслуг самого Беллармино. С другой, Роберто понимает, что его, уже далеко не самого молодого и здорового, откровенно бросают на амбразуру.

Дело в том, что в Париже на тот момент творилось в буквальном смысле чёрти что. За год до того войска Католической Лиги, возглавляемой пресловутыми Гизами (если кто читал Дюма, конечно), триумфально вошли в столицу Франции, где их встречали восторженные горожане, а королю Генриху III, последнему из могикан Валуа, пришлось быстро уносить ноги из собственной столицы. За Лигой, и это знали все, стоял Папа Сикст V, испанцы (правда, только что получившие громкую пощёчину в виде разгромленной «Непобедимой Армады») и иезуиты, так что король вынужденно заключил союз со своим наследником и соперником – Генрихом Наваррским, Бурбоном.


12 мая 1588, «День Баррикад». Парижане восстают против короля (не в первый и не в последний раз), начинаются столкновения с войсками, но герцог де Гиз выходит на улицу и успокаивает горожан

23 декабря 1588 года Генрих Валуа пригласил герцога де Гиза с сыном и с братом, кардиналом Лотарингским, в замок Блуа под Парижем. Все ожидали, что это будет акт капитуляции, но король решил пойти ва-банк и приказал страже (пресловутым «Сорока пяти» гасконским дворянам) убить врагов.


«Неплохо сделано» – «О, ещё его братец в кладовке, не забыть бы»

Лишив оппозицию головы, Генрих приготовился к штурму Парижа, но за день до того, 1 августа 1589, был зарезан доминиканским монахом Жаком Клеманом, который среди прочего вдохновлялся и разработанной иезуитами концепцией справедливого убийства монарха, отступившего от веры.


«Ты убиваешь одного, другой убивает тебя...» Убийство Генриха Валуа, французский монастырский комикс

Генрих Бурбон стал королём Франции, но Парижский Парламент (что-то вроде нашего Верховного Суда) объявил этого гугенота нелегитимным. Наваррец созвал собственный парламент в Туре и приступил к осаде столицы. А кардинал Каэтани и его учёный политрук Роберто Беллармин приехали, чтобы разгребать вот это вот дерьмо. Ведь с одной стороны надо было объяснить разгневанным и испуганным парижанам, что они правы и надо гнать гугенотов взашей из нашей католической Франции. С другой, надо было это делать аккуратно, чтобы не подвести себя и всю Церковь под статью о госизмене (шутка ли, открыто поддерживать чернь в бунте против законного – и все юристы это понимали – короля) и оставить пути для дипломатического решения конфликта. На некоторое время кардинал и его советник фактически вошли в правительство восставших, что очень символизировало (если вы понимаете ход мыслей религиозных людей).

Генрих взял Париж в осаду, но, не имея сил для штурма, начал морить противника голодом; умерло от 40 до 50 тысяч человек, но в сентябре 1590 испанская армия знаменитого Алессандро Фарнезе таки прорвалась из Нидерландов с обозом и отогнала еретиков.

Именно в этот момент произошла другая знаменитая история: тайный советник Генриха IV, бретонский юрист и математик Франсуа Вийет получает перехваченную переписку главы Католической Лиги, герцога Майенского, с испанским командованием. Письма были зашифрованы кодом, разработанным лучшими математиками Священного Престола – то есть в Париже, скорее всего, этим занимался наш герой Роберто: для прочтения требовалась таблица из более 500 символов, заменявших буквы и цифры. Виет за две недели взламывает код, после чего Генрих целых четыре года спокойно пользуется конфиденциальной информацией о вражеских планах и успевает разбивать их поодиночке. Когда тайна вскрылась, испанский король потребовал от Папы отлучить Виета за использование чёрной магии, но к тому моменту папский нунций Джованни Батиста Ардженти уже и сам доказал уязвимость кода, так что иезуитам пришлось отложить месть до лучших времён (ходят упорные слухи, что Виет умер в 1603 таки от яда).

Но в конце концов Генрих сказал своё знаменитое «Да хер с вами!» и в присутствии свидетелей Истинной Веры дал священную клятву: «Теперь я настоящий католик, зуб даю в натуре!» – после чего добрые парижане сразу простили его и впустили переночевать в Лувр. «Наконец-то», – с облегчением выдохнул Беллармино и вернулся в Рим.

Там его уже ждала заслуженная награда за труды – назначение на должность ректора Римского Колледжа, епископского аттестатора, а позже кардинала-инквизитора. Временами его имя появляется в списке претендентов на Святой Престол, однако, как выразился современник: «Беллармино слишком много внимания обращает на веру и слишком мало – на государей».


Кардинал Роберто Беллармино (1542–1621) около 1600-го года

Впрочем, назначение на должность кардинала-инквизитора (генпрокурора, как на наш лад) – это не просто продвижение по служебной лестнице. Как и 10 лет назад, бедного Роберто кидают на амбразуру, потому что ни у кого другого не хватает ни знаний, ни решимости закончить одно скандальное дело, тянущееся уже седьмой год.

Дело это связано с отщепенцем, уроженцем древнего жаркого города Нола неподалёку от Неаполя; бывшим доминиканским монахом и священником, объездившим половину Европы и везде нажившим врагов, диспутировавшим в Женеве, преподававшим в Тулузе, Париже, Лондоне, Оксфорде, Марбурге и Виттенберге, занимавшимся оккультными практиками в Англии и в Праге (при дворе любителя этого дела императора Рудольфа); фаворитом Генриха III Валуа; автором около 40 произведений, большинство из которых посвящено мнемоническим методам; еретиком как среди католиков, так и среди кальвинистов; урождённым Филиппо Бруно, принявшим при постриге имя Джордано; известным под прозвищами Ноланец и Фагот.


Считается, что это поздняя копия прижизненного портрета (1548–1600)
А вообще поучительно... Неаполитанская школа славилась техниками мнемоники: умением запоминать огромное количество информации, связывая её при помощи формальных ассоциаций (созвучие, формирование красивых фраз, расположение объектов на рисунке и т.п.). Ноланец всего лишь пошёл дальше и распространил эти методы на все объекты и явления мира...

Дело Джордано Бруно описано неоднократно, и я особо останавливаться на нём не буду. Ноланцу было предъявлено восемь обвинений, каждое из которых тянуло на вышку: оскорбление веры и церкви; сомнения в Троице, божественности Христа и Воплощении, девственности Богоматери, пресуществлении и мессе; вера в множественность вечных миров и переселение душ; занятие магией и колдовством.

Проблема в том, что Бруно – не какой-то там примитивный сатанист, пытающийся компенсировать своё ничтожество изгаляниями над распятием. Не какой-то недоучка, вырвавший три библейских цитаты из контекста, совместивший их с услышанными на рынке языческими суевериями и на этом основании считающий себя новый пророком. Не безумный алхимик, пытающийся добыть философский камень из мочи висельников.

Бруно – гений, и это знают все.

Да, склочный, невыносимый, взбалмошный, упрямый и язвительный – но гений. Сжечь его просто, но это как раз случай со стрижкой кошки: визгу много, а толку мало. Надо не казнить, а привести к раскаянию. Иначе какой смысл у церкви вообще?

Но ни инквизиционный суд, ни даже высшая квалификация опытного иезуита Беллармино не могут пробить непоколебимую стойкость Ноланца. Даже проведя семь лет в далеко не самых комфортных помещениях инквизиционной тюрьмы, он не прекращает с вызовом повторять разными словами одно и то же:

– Я имею право верить в то, во что верю! Я имею право рассуждать о том, о чём мне захочется рассуждать! Вера не противоречит свободе, а если у церкви с этим проблемы – это повод задуматься, так ли она справедлива и всеблага. Вы можете сжечь меня – но не опровергнуть!

И даже услышав решение суда, Бруно не изменяет себе, бросая:

– Сдаётся мне, что судьи с большим страхом выносят приговор, чем я его принимаю.

Заключённый был передан в руки светской власти для умерщвления «без пролития крови», и, с кляпом во рту, «дабы не смущать речами народ», обнажённый, подвешенный за ноги и плотно обвязанный цепями, был привселюдно сожжён на Площади Цветов, Кампо деи Фиори, 17 февраля 1600 года.

«Мавр сделал своё дело, мавр может уйти», – как говорил вовсе не венецианский мавр Отелло, а наёмный убийца из драмы Шиллера. В 1602 году 60-летний Роберто Беллармино получает должность архиепископа Капуи (губернатора, как по-нашему): тёплое во всех смыслах местечко в пределах дня пути от Рима, что позволяет ему сочетать столичную жизнь с работой.

Именно в Риме в 1611-м году Беллармино и знакомится с 47-летним пизанцем, придворным советником (читай, астрологом) тосканского герцога Козимо Второго, всемирно известным астрономом Галилео Галилеем, прибывшим к папскому двору с новейшим изобретением технической мысли – телескопом – подмышкой и безумной идеей убедить Святой Престол в справедливости гелиоцентрической модели.

продолжение следует ЗДЕСЬ



SUPPLEMENTARY MATERIALS
ВЕЛИКИЕ УЧЁНЫЕ-ИЕЗУИТЫ «ТРЕТЬЕГО ПОКОЛЕНИЯ»

Кристоф Гринебргер, иезуит с 1580-го, ученик Клавия, становится составителем тригонометрических таблиц и фактически главным редактором издаваемых в Риме научных трактатов (а заодно цензором, да).

Франсуа д'Агуйон, иезуит с 1586-го, разрабатывает основы оптики и связанной с ней матаппарата – понятий проекции и подобия.

Джузеппе Бьянкани, иезуит с 1592, обсуждает концепцию симметрии, критикует Аристотелевские представления о природе плавучести и даже осмеливается излагать (в завуалированном виде) в своих лекциях богопротивные идеи Коперника и Кеплера.

Христофор Шейнер, иезуит с 1595-го, исследователь оптики, первоиспытатель трёхлинзового телескопа и переносной камеры-обскуры, вплотную приблизившийся к понятию «показателя преломления среды», безуспешно оспаривавший у Галилея лавры первооткрывателя пятен на Солнце.

Пауль Гульдин, бывший иудей и лютеранин, иезуит-схоласт с 1597-го, формулирует понятия «центра масс» и доказывает теорему о площади поверхности и объёме фигур вращения (теоремы Паппа-Гульдина).

Джулио Алени, иезуит с 1600-го, географ и математик, отправляется в Китай и присылает оттуда описание лунного затмения 1612-го, позволяя тем самым определить точную долготу Макао.

Кристофоро Борри, иезуит с 1601-го, оставляет первые описания Кохинхины и наброски магнитной карты Земли.

Никколо Кабео, иезуит с 1602-го, разработавший основы методологии физического эксперимента, оставил наблюдения о том, что два тела разной массы падают с одинаковой скоростью, и явлении отталкивания одноимённо заряженных тел, а также первые модели притяжения незаряженных тел (магнетизма).

Жан-Батист Цизат, иезуит с 1604-го, оставил необычайно точные таблицы движения комет и впервые описал деградацию кометного ядра.

Грегуар де Сен-Венсан, иезуит с 1605-го, выводит формулу площади под гиперболой и впервые использует полярные координаты.

Джованни Батиста Цупи, иезуит с 1610-го, открывает орбитальные фазы Меркурия.

Джованни Батиста Риччоли, иезуит с 1614-го, составитель первой карты Луны и человек, подтвердивший теорию Галилея о свободном падении, а также его коллега Францеско Мария Гримальди, иезуит с 1632-го, рассчитавший гравитационную постоянную и ввёдший понятие дифракции света.

Жан-Шарль делла Фай, иезуит с 1616-го, рассчитал центр тяжести сектора окружности.

Атанасий Кирхер, иезуит с 1618-го, один из столпов католической науки, оккультист, полиглот, антикваринист, герменевтик, египтолог и гебраист, изобретатель термина «электромагнетизм» и вообще человек-эпоха (или «человек-архаизм» по мнению многих).

Оноре Фабри, иезуит с 1626-го, математик, автор работ по теории кинематики, эластичности и колебаний, независимо от Харви открывший систему кровообращения у человека.


продолжение следует ЗДЕСЬ