Abstract
О важности образования, об умении держать ум и совесть в согласии, а также об опасностях науки мнемоники

Учёный, сверстник Галилея,
Был Галилея не глупее.
Он знал, что вертится Земля,
Но у него была семья.
(с) Евгений Евтушенко «Карьера»

О Галилее в наших краях слышали многие (хоть и не все понимают, что он такого натворил), и некоторые даже помнят, что его то ли сожгли на костре, то ли заставили выпить цикуты во время процесса над троцкистами-маоистами. Но мало кто знает, что и учёный из стихотворения Евтушенко – тоже реальный персонаж. Точнее, образ-то собирательный, но два основных его прототипа вполне осязаемы и даже в некотором роде знамениты.

(Надо сказать, что сам стих довольно похабненький, и слава богу, что в народ ушло только одно вырванное из контекста четверостишье).

Первого из прототипов звали Роберто Беллармино, и по профессии он был иезуитом.

Всеобще известно, что иезуиты были тайным орденом убийц, коварно подсыпающими холеру в православно-лютеранские водопроводы по всему земному шару, и это знание является достойной отплатой за излишнюю самоуверенность, проявленную её членами в лихие 90-е бурном XVI веке. Но обо всём по порядку.

Юный Роберто был из «первого иезуитского призыва»: рождённый в 1542-м сын благородного семейства, племянник «папы на три недели» Марцелла II, в 1560-м, всего через 7 лет после утверждения иезуитского устава и 4 года после смерти первого генерала ордена, легендарного Игнасио де Лойолы, он стаёт новициатом – учеником «Общества Иисуса».

5c398faf6c8b6.jpg
Святой Игнасио де Лойола (1491–1556). Добрый, интеллигентный человек. И ничего страшного

Ключ к победе – кадры, и воины христовы начинают с их воспитания. Уже к моменту смерти Лойолы иезуиты открывают почти сотню школ и колледжей. В них используются новаторские методы обучения; преподаватели ищут, как использовать всё ради лучшего усвоения материала и идей: все страхи и комплексы подростков, все благие помыслы и наивные ожидания – всё в костёр Веры и Знания.

Они учатся по новой программе, которой не знал ещё никто в Европе. Не просто латынь, богословие и риторика – нет, они обязаны стать лучшими людьми в христианском мире, чтобы привести церковь к вящей славе и вечному торжеству – поэтому в программу входят математика, логика и «запретные» языческие знания. Кроме того студентов обучают техники медитации: «Очищение, Просвещение, Единение» – по заветам первых христианских отшельников. Будущие иезуиты узнают о многозначности слов; об умении говорить, не делая ни одного утверждения; о способах сказать одно, имея в виду нечто другое. А главное, они познают, что всё это дозволено, если приводит к главной цели – спасению души.

5c398fbe86e44.jpg
Иезуитский колледж в Ингольштадте, открыт в 1556-м году

И уже через 10-20 лет первые птенцы гнезда Лойолового доказывают, что их учили не зря.

Для начала иезуиты прикладывают свою руку к завершающему аккорду Триденского собора, и не без их веского слова католическая церковь официально отказывается от самой пресловутой из своих практик – продажи индульгенций, из-за которой, собственно, формально и началась Реформация.

К середине XVI века оказывается, что старый катехизис, по которой учили тупых ослов бурсаков в университетах, перестал давать ответы на ехидные вопросы лютеран, и поэтому для использования в срачах диспутах католикоботам выдаётся новая методичка, в которой вместо старого доброго и универсального КГ/АМ «Ересь!» формулируются изощрённые ответы с кучей подколок и тайных оскорблений в язычестве, отступлении от веры и даже материализме. Подобный стиль ведения дискуссии называют иезуитским. Отцы-учители тихо радуются успехам своих воспитанников.

Одна за другой иезуитские миссии основываются не только в Европе, но и в самых отдалённых уголках земного шара (Онтарио, Парагвай, Индия, Япония). Маттео Риччи, «открывает» католицизму Китай и составляет первый латино-китайский словарь, переодевшись конфуцианским учёным преподаёт в местных школах поэзию Горация, Евклидову математику и басни Эзопа, а после смерти становится буддистским духом-покровителем часовщиков. (О трудностях иезуитской миссии в Японии – в гениальном романе «Сёгун» Джеймса Клавелла).

5c398ffd56094.jpg
Маттео Риччи (1552–1610), китайская подделка версия

Во внешней политике иезуиты тоже настаивают на сочетании уступчивости с твёрдым внутренним стержнем, и не без их советов Папы перестают размахивать направо и налево отлучениями, а идут на какой-никакой не диалог. К примеру, в 1580-м с их подачи папа Григорий XIII приостанавливает интердикт, наложенный на Елизавету I десятью годами раньше, чтобы у католиков появился хоть какой-то шанс легализоваться в еретической стране. (Помогает не сильно, правда, и четвертованные иезуиты долго украшают ворота главных английских городов). На востоке получалось лучше, и иезуитские колледжи стали старейшими университетами Речи Посполитой, до сих пор обеспечивая Польше звание самой католической страны Европы.

Со времён Средних Веков поговаривали, что Дьявол – лучший теолог и полемист в мире, но теперь ходят шутки, что иезуиты способны привести к раскаянью самого Сатану. Многие верят.

Не меньшими были достижения и в точных науках. Кристофер Клавий (член НСДАП иезуит с 1555-го года) ведёт наблюдения за звёздным небом, а попутно решает задачи формальной логики. Его авторству, в частности, принадлежит закон, связывающий операции допущения и отрицания (Закон Клавия). Он же был тем маньяком, с чьей лёгкой руки мы поныне используем десятеричный разделитель – точку (3.1415926...).

5c39901716c34.jpg
Кристофер Клавий (1538–1612), суровый немец в Риме

Но самое значительное его достижение известно нам до сих пор – это Григорианский календарь. В 1582-м Клавий таки додавил папу-реформатора, и усовершенствованная ним система уже покойного Алоизия Лилия таки внесла коррективы в юлианский календарь и дала нам возможность праздновать Рождество дважды.

В 1590-м Хосе де Акоста, иезуит с 1553-го, работавший в Панаме, Перу и Мексике, издаёт результат своих 15-летних наблюдений в книге «История природы и морали индейцев».

Второе поколение иезуитских интеллектуалов прославляет свою веру и свой орден ещё больше. (Чтобы список имён и достижений не наскучил, переношу его в конец статьи). В общем, список достижений впечатляет.

(Главное, чтобы у вас не возникло впечатление, что иезуиты были единственными среди католиков, способными к работе головой, скажу просто – были и другие. Но о них речь в данной саге не идёт).

На этом фоне лютеранские богословы, увлёкшиеся внутривидовыми разборками, а после победы гнесеолютеранства и вовсе провозгласившие лозунг «Всё что идёт от Рима – зло!», начинают выглядеть в глазах образованных людей сущими идиотами. Естественно, протестанты приходят в бешенство, и слово «иезуит» в их кругах становится самым страшным ругательством.

Но это всё ни в какое сравнение не идёт с ненавистью, которую испытывали к «новым любимчикам» Святейшего Престола свои, «старые ордена»: августинцы, бенедиктинцы, бернардинцы и особенно доминиканцы, три с половиной столетья служившие главными идеологами и «мирской рукой» пап. «Возомнивших о себе умников» упрекают в лицемерии и жажде власти, в скрытом язычестве и потакании ересям, в самоуправстве и попыткам поссорить Рим с католическими монархами (это камень в огород миссионеров, которые часто выступали защитниками туземцев от «благородных идальго», использовавших этих «бездушных тварей» в качестве рабов).

Иезуитам начинают приписывать самые страшные гадости, а те и не спешат их опровергать, ведь страх – тоже орудие. Впрочем, довольно они упускают момент, когда игра заходит слишком далеко: на них начинают косо поглядывать даже католические монархи, не говоря уж о беспринципных персонажах вроде Генриха IV (в 1594-м незадачливый убийца, покушавшийся на его жизнь, свалил всю вину на иезуитов) – и членам ордена Иисуса приказывают покинуть одну страну за другой.

5c39902c1db35.jpg
Роберто такой молодой, и нимб у него впереди (в 1930-м)

Но не будем забегать наперёд. Пока что на дворе 1589-й год, и почтенный 47-летний Роберто Беллармино, выпускник университетов Падуи и Лёвена, профессор научного коммунизма томизма в Римском колледже (будущем Папском Григорианском университете) получает внезапное назначение в Париж, помощником кардинала Каэтани, папского легата. С одной стороны, это несомненное признание авторитета иезуитов и заслуг самого Беллармино. С другой, Роберто понимает, что его, уже далеко не самого молодого и здорового, откровенно бросают на амбразуру.

Дело в том, что в Париже на тот момент творилось в буквальном смысле чёрти что. За год до того войска Католической Лиги, возглавляемой пресловутыми Гизами (если кто читал Дюма, конечно), триумфально вошли в столицу Франции, где их встречали восторженные горожане, а королю Генриху III, последнему из могикан Валуа, пришлось быстро уносить ноги из собственной столицы. За Лигой, и это знали все, стоял Папа Сикст V, испанцы (правда, только что получившие громкую пощёчину в виде разгромленной «Непобедимой Армады») и иезуиты, так что король вынужденно заключил союз со своим наследником и соперником – Генрихом Наваррским, Бурбоном.

5c399039c0476.jpg
12 мая 1588, «День Баррикад». Парижане восстают против короля (не в первый и не в последний раз), начинаются столкновения с войсками, но герцог де Гиз выходит на улицу и успокаивает горожан

23 декабря 1588 года Генрих Валуа пригласил герцога де Гиза с сыном и с братом, кардиналом Лотарингским, в замок Блуа под Парижем. Все ожидали, что это будет акт капитуляции, но король решил пойти ва-банк и приказал страже (пресловутым «Сорока пяти» гасконским дворянам) убить врагов.

5c39905320965.jpg
«Неплохо сделано» – «О, ещё его братец в кладовке, не забыть бы»

Лишив оппозицию головы, Генрих приготовился к штурму Парижа, но за день до того, 1 августа 1589, был зарезан доминиканским монахом Жаком Клеманом, который среди прочего вдохновлялся и разработанной иезуитами концепцией справедливого убийства монарха, отступившего от веры.

5c39905f2a43f.jpg
«Ты убиваешь одного, другой убивает тебя...» Убийство Генриха Валуа, французский монастырский комикс

Генрих Бурбон стал королём Франции, но Парижский Парламент (что-то вроде нашего Верховного Суда) объявил этого гугенота нелегитимным. Наваррец созвал собственный парламент в Туре и приступил к осаде столицы. А кардинал Каэтани и его учёный политрук Роберто Беллармин приехали, чтобы разгребать вот это вот дерьмо. Ведь с одной стороны надо было объяснить разгневанным и испуганным парижанам, что они правы и надо гнать гугенотов взашей из нашей католической Франции. С другой, надо было это делать аккуратно, чтобы не подвести себя и всю Церковь под статью о госизмене (шутка ли, открыто поддерживать чернь в бунте против законного – и все юристы это понимали – короля) и оставить пути для дипломатического решения конфликта. На некоторое время кардинал и его советник фактически вошли в правительство восставших, что очень символизировало (если вы понимаете ход мыслей религиозных людей).

Генрих взял Париж в осаду, но, не имея сил для штурма, начал морить противника голодом; умерло от 40 до 50 тысяч человек, но в сентябре 1590 испанская армия знаменитого Алессандро Фарнезе таки прорвалась из Нидерландов с обозом и отогнала еретиков.

Именно в этот момент произошла другая знаменитая история: тайный советник Генриха IV, бретонский юрист и математик Франсуа Вийет получает перехваченную переписку главы Католической Лиги, герцога Майенского, с испанским командованием. Письма были зашифрованы кодом, разработанным лучшими математиками Священного Престола – то есть в Париже, скорее всего, этим занимался наш герой Роберто: для прочтения требовалась таблица из более 500 символов, заменявших буквы и цифры. Виет за две недели взламывает код, после чего Генрих целых четыре года спокойно пользуется конфиденциальной информацией о вражеских планах и успевает разбивать их поодиночке. Когда тайна вскрылась, испанский король потребовал от Папы отлучить Виета за использование чёрной магии, но к тому моменту папский нунций Джованни Батиста Ардженти уже и сам доказал уязвимость кода, так что иезуитам пришлось отложить месть до лучших времён (ходят упорные слухи, что Виет умер в 1603 таки от яда).

Но в конце концов Генрих сказал своё знаменитое «Да хер с вами!» и в присутствии свидетелей Истинной Веры дал священную клятву: «Теперь я настоящий католик, зуб даю в натуре!» – после чего добрые парижане сразу простили его и впустили переночевать в Лувр. «Наконец-то», – с облегчением выдохнул Беллармино и вернулся в Рим.

Там его уже ждала заслуженная награда за труды – назначение на должность ректора Римского Колледжа, епископского аттестатора, а позже кардинала-инквизитора. Временами его имя появляется в списке претендентов на Святой Престол, однако, как выразился современник: «Беллармино слишком много внимания обращает на веру и слишком мало – на государей».

5c399071da6bc.jpg
Кардинал Роберто Беллармино (1542–1621) около 1600-го года

Впрочем, назначение на должность кардинала-инквизитора (генпрокурора, как на наш лад) – это не просто продвижение по служебной лестнице. Как и 10 лет назад, бедного Роберто кидают на амбразуру, потому что ни у кого другого не хватает ни знаний, ни решимости закончить одно скандальное дело, тянущееся уже седьмой год.

Дело это связано с отщепенцем, уроженцем древнего жаркого города Нола неподалёку от Неаполя; бывшим доминиканским монахом и священником, объездившим половину Европы и везде нажившим врагов, диспутировавшим в Женеве, преподававшим в Тулузе, Париже, Лондоне, Оксфорде, Марбурге и Виттенберге, занимавшимся оккультными практиками в Англии и в Праге (при дворе любителя этого дела императора Рудольфа); фаворитом Генриха III Валуа; автором около 40 произведений, большинство из которых посвящено мнемоническим методам; еретиком как среди католиков, так и среди кальвинистов; урождённым Филиппо Бруно, принявшим при постриге имя Джордано; известным под прозвищами Ноланец и Фагот.

5c39907ed97c0.jpg
Считается, что это поздняя копия прижизненного портрета (1548–1600)
А вообще поучительно... Неаполитанская школа славилась техниками мнемоники: умением запоминать огромное количество информации, связывая её при помощи формальных ассоциаций (созвучие, формирование красивых фраз, расположение объектов на рисунке и т.п.). Ноланец всего лишь пошёл дальше и распространил эти методы на все объекты и явления мира...

Дело Джордано Бруно описано неоднократно, и я особо останавливаться на нём не буду. Ноланцу было предъявлено восемь обвинений, каждое из которых тянуло на вышку: оскорбление веры и церкви; сомнения в Троице, божественности Христа и Воплощении, девственности Богоматери, пресуществлении и мессе; вера в множественность вечных миров и переселение душ; занятие магией и колдовством.

Проблема в том, что Бруно – не какой-то там примитивный сатанист, пытающийся компенсировать своё ничтожество изгаляниями над распятием. Не какой-то недоучка, вырвавший три библейских цитаты из контекста, совместивший их с услышанными на рынке языческими суевериями и на этом основании считающий себя новый пророком. Не безумный алхимик, пытающийся добыть философский камень из мочи висельников.

Бруно – гений, и это знают все.

Да, склочный, невыносимый, взбалмошный, упрямый и язвительный – но гений. Сжечь его просто, но это как раз случай со стрижкой кошки: визгу много, а толку мало. Надо не казнить, а привести к раскаянию. Иначе какой смысл у церкви вообще?

Но ни инквизиционный суд, ни даже высшая квалификация опытного иезуита Беллармино не могут пробить непоколебимую стойкость Ноланца. Даже проведя семь лет в далеко не самых комфортных помещениях инквизиционной тюрьмы, он не прекращает с вызовом повторять разными словами одно и то же:

– Я имею право верить в то, во что верю! Я имею право рассуждать о том, о чём мне захочется рассуждать! Вера не противоречит свободе, а если у церкви с этим проблемы – это повод задуматься, так ли она справедлива и всеблага. Вы можете сжечь меня – но не опровергнуть!

И даже услышав решение суда, Бруно не изменяет себе, бросая:

– Сдаётся мне, что судьи с большим страхом выносят приговор, чем я его принимаю.

Заключённый был передан в руки светской власти для умерщвления «без пролития крови», и, с кляпом во рту, «дабы не смущать речами народ», обнажённый, подвешенный за ноги и плотно обвязанный цепями, был привселюдно сожжён на Площади Цветов, Кампо деи Фиори, 17 февраля 1600 года.

«Мавр сделал своё дело, мавр может уйти», – как говорил вовсе не венецианский мавр Отелло, а наёмный убийца из драмы Шиллера. В 1602 году 60-летний Роберто Беллармино получает должность архиепископа Капуи (губернатора, как по-нашему): тёплое во всех смыслах местечко в пределах дня пути от Рима, что позволяет ему сочетать столичную жизнь с работой.

Именно в Риме в 1611-м году Беллармино и знакомится с 47-летним пизанцем, придворным советником (читай, астрологом) тосканского герцога Козимо Второго, всемирно известным астрономом Галилео Галилеем, прибывшим к папскому двору с новейшим изобретением технической мысли – телескопом – подмышкой и безумной идеей убедить Святой Престол в справедливости гелиоцентрической модели.

продолжение следует ЗДЕСЬ



SUPPLEMENTARY MATERIALS
ВЕЛИКИЕ УЧЁНЫЕ-ИЕЗУИТЫ «ТРЕТЬЕГО ПОКОЛЕНИЯ»

Кристоф Гринебргер, иезуит с 1580-го, ученик Клавия, становится составителем тригонометрических таблиц и фактически главным редактором издаваемых в Риме научных трактатов (а заодно цензором, да).

Франсуа д'Агуйон, иезуит с 1586-го, разрабатывает основы оптики и связанной с ней матаппарата – понятий проекции и подобия.

Джузеппе Бьянкани, иезуит с 1592, обсуждает концепцию симметрии, критикует Аристотелевские представления о природе плавучести и даже осмеливается излагать (в завуалированном виде) в своих лекциях богопротивные идеи Коперника и Кеплера.

Христофор Шейнер, иезуит с 1595-го, исследователь оптики, первоиспытатель трёхлинзового телескопа и переносной камеры-обскуры, вплотную приблизившийся к понятию «показателя преломления среды», безуспешно оспаривавший у Галилея лавры первооткрывателя пятен на Солнце.

Пауль Гульдин, бывший иудей и лютеранин, иезуит-схоласт с 1597-го, формулирует понятия «центра масс» и доказывает теорему о площади поверхности и объёме фигур вращения (теоремы Паппа-Гульдина).

Джулио Алени, иезуит с 1600-го, географ и математик, отправляется в Китай и присылает оттуда описание лунного затмения 1612-го, позволяя тем самым определить точную долготу Макао.

Кристофоро Борри, иезуит с 1601-го, оставляет первые описания Кохинхины и наброски магнитной карты Земли.

Никколо Кабео, иезуит с 1602-го, разработавший основы методологии физического эксперимента, оставил наблюдения о том, что два тела разной массы падают с одинаковой скоростью, и явлении отталкивания одноимённо заряженных тел, а также первые модели притяжения незаряженных тел (магнетизма).

Жан-Батист Цизат, иезуит с 1604-го, оставил необычайно точные таблицы движения комет и впервые описал деградацию кометного ядра.

Грегуар де Сен-Венсан, иезуит с 1605-го, выводит формулу площади под гиперболой и впервые использует полярные координаты.

Джованни Батиста Цупи, иезуит с 1610-го, открывает орбитальные фазы Меркурия.

Джованни Батиста Риччоли, иезуит с 1614-го, составитель первой карты Луны и человек, подтвердивший теорию Галилея о свободном падении, а также его коллега Францеско Мария Гримальди, иезуит с 1632-го, рассчитавший гравитационную постоянную и ввёдший понятие дифракции света.

Жан-Шарль делла Фай, иезуит с 1616-го, рассчитал центр тяжести сектора окружности.

Атанасий Кирхер, иезуит с 1618-го, один из столпов католической науки, оккультист, полиглот, антикваринист, герменевтик, египтолог и гебраист, изобретатель термина «электромагнетизм» и вообще человек-эпоха (или «человек-архаизм» по мнению многих).

Оноре Фабри, иезуит с 1626-го, математик, автор работ по теории кинематики, эластичности и колебаний, независимо от Харви открывший систему кровообращения у человека.


продолжение следует ЗДЕСЬ