ДВЕ ЗВЕЗДЫ

Abstract
Мир шоу-бизнеса, заключённый в уютные «элитные» сборища — так ли он безобиден, как кажется? VIP-тусовки не просто подтачивают единство нации — они часто служат причиной революций. Особенно, когда на них собираются люди чуждой культуры, с презрением относящиеся к нации.

– Игорь, а почему у тебя все мелодии так похожи?
– Ну так нот-то всего шесть!
(с) КВН-98

О Страдивари слышали все. Даже те, кто считает, что это марка спортивных машин. Да-да, он взял топор и вытесал из необразованного чурки настоящего белого Буратино... нет, стоп, это другой плотник... или сын плотника... Он ещё Чипполино создал из ребра синьора Бармалея... Так, о чём это я...

А!

Так вот, Страдивари был крут, он делал скрипки. Делал настолько хорошо, что до сих пор (а прошло уже 100500 лет) считается эталоном качества. Делал он и альты, и виолончели и даже контрабас как-то по-пьяни сотворил, но на утро проспался и отдал его в школьный кружок пустил его на дрова. Но всё равно бренд, так сказать.

Однако, есть одна мелочь.

Для игры на скрипке нужно две вещи: скрипка и... ОК, три вещи: скрипка, голова (нужно чем-то прижимать скрипку к плечу) и – па-бам! – смычок. «Па-бам!», кстати, прилетело от секции ударных, за что им отдельное спасибо.

И, вы удивитесь, среди создателей смычков тоже был свой Страдивари – только его имя не так раскручено в поп-культуре. Но мы это сейчас исправим!

Итак, началась эта история очень давно, 83 миллиона лет назад, когда Южная Америка окончательно откололась от Африки (этот процесс прекрасно изображён в документальном фильме Уолта Диснея «Фантазия»). С тех пор произошло много чего: было много политики, лжи и взаимных обвинений, но правда в одном – Гондвана больше никогда не была единой. Даже бобы (когда они появились как семейство, конечно же), имели разное гражданство и фамилии в паспортах. На островах Пряностей их звали сандалом либо же «красным деревом» – как можно догадаться, за то, что древесина его была тёмно-красной. Огромной популярностью за бешеные деньги пользовалась как мебель из сандалового дерева, так и опилки – из них добывали редкий для тех времён краситель для тканей (угадайте, какого цвета).

О специфике ботанических воззрений средневековых европейцев лучше всего свидетельствует то, что сандалом они называли и ещё ряд других деревьев, которые вовсе не были ни красными, ни твёрдыми, зато из них изготавливали ароматические масла (сандаловые, как вы понимаете). Они даже принадлежали к другому семейству, но поскольку Линней ещё не родился, мы им это простим. Единственное, что объединяло эти растения – цена. Ну, и ещё то, что они росли «на Востоке» (с разницей в пару тысяч км, но откуда им это было знать), что, впрочем, тоже входило в цену.

Стоит ли удивляться, что португальцы, которых в 1500-м году унесло далеко на юго-запад и прибило к берегу, который они, со свойственной им фантазией, назвали Берег Санта-Круз (Святого Креста, то бишь), обнаружившие на этом самом берегу дерево с красной древесиной, немедленно поняли, что это и есть сандал... Ладно, может сами они так и не подумали, но именно так всем сказал торговый агент, который немедленно загнал первую же партию этой древесины по баснословным ценам.

Ах, да, небольшой нюанс. Сандал на морском торговом жаргоне назывался пау-бразил, то есть дерево этого самого Бразила. И уже через несколько лет о Санта-Крусе благополучно забыли; землю стали называть по имени его главного богатства – Бразилией. Точно так же, как прежде называли новые земли Берегом Слоновой Кости, Золотым Берегом, Островами Пряностей или Землёй-где-за-один-пенни-можно-купить-всё-правительство (последнее название не попало в анналы, но мы-то знаем...).

Вот такое богатство растёт в каком-то городе

На тот момент инструмент, который сейчас называют «скрипкой» уже существовал, но... в общем, вы бы его не узнали. Он больше напоминал лютню: полусферической формы, без выемок и изломов, знакомых сейчас каждому из нас. Да и смычок... собственно, он и был тем, чем назывался по-английски – bow, луком. Обычный детский лук с тетивой из конского волоса. Поскольку смычок такой формы нельзя натягивать слишком сильно – тупо треснет, то при прикосновении к струнам тетива заметно прогибалась, так что для извлечения громких звуков приходилось прилагать дополнительное усилие рукой. Довольно естественно, что при таких начальных условиях играть на скрипке так, как это делают сейчас – приложив её к плечу – было трудно, и часто на иллюстрациях мы видим, что музыканты упирали свой инструмент в колено, как маленькую виолончель.

Прообраз скрипки

Кстати, реконструкторы барочной музыки пытаются восстановить не только ноты (мелодии), но и инструменты, и, соответственно, способ игры

XVI-XVII века – это время расцвета искусств в Италии: как при дворах герцогов и тиранов (вроде Медичи), так и при знаменитой своим великолепием папской курии. За работу музыкантов и инструменталистов в прямом смысле слова платили полновесным золотом, а требовали за это сущую мелочь – сделать нам красиво(тм). Пресыщение существующим толкало музыкантов экспериментировать с техникой игры. Новая техника игры зачастую требовала более совершенных инструментов. Оплачиваемый спрос давал возможность мастерам тратить бешеные деньги на поиск новых материалов, новых конструкций, новых идей в изготовлении инструментов. А новые инструменты вдохновляли очередного малолетнего гения играть не так, как его предшественники (как, например, это случилось со скандальным венецианским священником Антонио Виуальди, известного нам как Вивальди)... а потом, пресытившись новизной, снова искать что-то новейшее...

Так среди прочего возникла знаменитая Кремонская школа изготовления скрипок, больше всего известная нам по имени Страдивари, а современникам – по продукции семейств Амати и Гварнери.

Протоскрипки. Отметьте, что изменялась не только форма корпуса, но и форма отверстия

А что же смычок? Нет, смычок тоже совершенствовался: становился легче, выпрямился, получил колки для осторожного натягивания волоса... Но всё равно, единого стандарта, каковым для скрипок стали кремонские изделия, для смычка не возникло: каждый мастер делал его, как придётся, часто под заказ конкретного скрипача или виолончелиста.

Для появления нового смычка требовалось, чтобы сошлись звёзды. И они сошлись, как и положено, в самом звёздном месте Европы конца XVIII века – в великолепном и привередливом Париже времён Людовика XVI.

Первую звезду звали Джованни Батиста Виотти.

Он родился в 1755 году в деревушке Фонтанетто По (как пишет биограф, «окружённой живописными полями конопли»), в 50 милях на восток от Турина, столицы Пьемонта и Сардинского королевства, в семье простого кузнеца. Ну, простого пьемонтского кузнеца, который на досуге играл на рожке для развлечения своих друзей во время вечерушек. Между делом старый Виотти пристрастил к пагубному занятию и своего первенца, купив у проезжего бродячего музыканта простенькую скрипочку (этот же музыкант дал маленькому Джованни первые уроки игры).

Когда Джованни было 8, умерла его мать, и отец (уже под 50) женился повторно – вторая жена была младше его на 30 лет. Нет, никаких рассказов о злобной мачехе не предвидится, но всё же внимание отца закономерно переключилось на новых детей, которые стали появляться с частотой по штуке в один-два года.

Джованни предстояло наследовать отцу – и в его собственности (небольшой, но всё же своей кузни), и в его профессии.

Но тут произошло чудо. Именно такое, как бывает только в сказках.

Когда Джованни было уже 11, отец берёт его в соседний городок выступать в составе музыкальной группы на местном празднике. Почётным гостем был монсеньор Франческо Рора, епископ.

..Лирическое отступление.

К концу XVIII века католическое духовенство в большинстве стран Европы уже далеко ушло от суровых идеалов начала тысячелетия. Никакого строгого устава или всеобъемлющего пристрастия к денным и нощным молитвам. Ну да, нельзя было жениться (хотя женщины совершенно понятного статуса... в смысле, гражданские жёны, жили в домах церковных иерархов совершенно открыто и даже устраивали своим мужикам сцены ревности... ну, разве что на официальные приёмы не приходили; а уж о «воспитанниках» все точно всё понимали). Нельзя было воевать – но не сильно-то и хотелось. А светские развлечения вроде музыки, искусств или науки не то что не возбранялись, но считались вполне себе комильфо...

Итак, не стоит удивляться, что этот епископ, услышав игру мальчика, немедленно осознал, какой алмаз попался ему прямо посреди сельской простоты. Да, алмаз требовал работы искусного ювелира, но каков потенциал!

На утро монсеньор Рора сделал Виотти-старшему предложение, от которого тот не мог отказаться. Путь его сына лежал не к кому-нибудь, а к вдовствующей маркизе ди Вогера, одной из самых знатных дам Пьемонта. Маркиза – известная ценительница музыки, и ваш сын, маэстро Виотти, будет там желанным гостем... В конце концов, это же не Америка, а Турин – всего-то день пути от Фотнанетто По...

Так маленький Джованни стал воспитанником маркизы ди Вогера. И не просто воспитанником, он стал младшим сверстником её сына Альфонсо, принца даль Поссо делла Чистерна. И вместе с ним посещал все уроки, которые им давали самые лучшие учителя Пьемонта: французский, немецкий, танцы, рисование – и конечно же музыка. А если точнее, скрипка.

Надо напомнить, что Пьемонт на ту пору включал в себя ныне французские Ниццу и Савойю, да и говорили в нём на наречии, слабо напоминающем нынешний литературный итальянский. Государи герцогства (а позже королевства) были связаны с французской королевской династией таким количеством брачных связей, что считались в Париже почти своими. Придворные Пьемонта без зазрения совести отправлялись на северо-запад искать лучшей доли (как, например, сделал в те же годы знаменитый Клод Бертолле). И этот факт сыграет довольно скоро... Но не будем опережать события.

Карл Эммануил «Карлино» Савойский (1702-73), Король Сардинский и герцог Савойи (1730-73). Король-воин, нелюбимый сын меланхоличного отца, который сначала посадил его на трон вместо себя, а потом решил сместить. Интересный персонаж эпохи Просвещённого Деспотизма

Уже через несколько лет слава о юном гении скрипки разнеслась далеко за пределы полупровинциального Пьемонта. Настолько, что юного Джованни Виотти выставляют не куда-нибудь, а на концерт в честь приезда к королевскому двору самого знаменитого скрипача Италии тех времён – туринца Гаэтано Пуньяни.

Гаэтано Пуньяни(1731-98)

Да, концерт, конечно же, камерный. В смысле, присутствуют королевские друзья (читай, прихлебатели) и их жёны. Но для Джованни это настоящий выход в свет. Он не просто играет для высшей публики – он играет с самим Пуньяни! И по итогам концерта тот остаётся в Турине ещё на некоторое время, чтобы учить его! Его!!! Ах, да, и принца тоже... Точнее, простите, он учит принца, а заодно и Виотти. Ну, вы поняли.

Вскоре известие о том, что в Турине (комплексовавшем по поводу своей провинциальности и тщательно скрывавшем свои комплексы и оттого комплексовавшем ещё больше) появился свой собственный гений, да ещё по бросовой цене (ибо своих денег у того по определению не водилось – только милостью хозяина), немедленно электризовало менеджмент местной Оперы (самое модное заведение Европы, не пропусти кайф! приди и оторвись вместе с VIP-тусовкой!). Так молодой Джованни прямо из королевских покоев переместился со своей скрипкой в оркестровую яму королевской туринской оперы.

Кстати о скрипке. Среди прочего молодое дарование получило и щедрый абонемент от Его Королевского Величества: мол, иди к нашему местному мастеру рубанка и выбирай себе инструмент по вкусу. Тот предложил всякий ширпотреб: Амати, Штайнер, Гварнери... ах да, есть ещё вот такая, но она мало кому нравится. Страдивари. Звук слишком низкий, как у альта, да и вообще...

Джованни немедленно загорелся: это почему не нравится? А ну давайте...

Ещё через несколько лет Виотти понимает, что оперная сказка – это на самом деле не сказка. Платят много (как по меркам нищего детства), но и затрат... Одна одежда чего стоит! И все эти мелочные дрязги насчёт того, у кого смычок длиннее и кто задаёт тон оркестру...

Впадающего в профессиональную депрессию Виотти снова спасает Пуньяни. В блеске своей славы он опять навещает Турин и доносит до молодого Джованни истину: артиста делают знаменитым гастроли... Кстати, я тут как раз в Австрию собираюсь, не хочешь со мной? С королём и директором оперы я договорюсь. Так Виотти попадает в лучшие королевские залы Европы: Вена, Берлин, Варшава (вероятно, он был одним из последних, кто застал варшавский двор в королевском статусе) и даже заснеженный Санкт-Питерсбург.

Между делом Пуньяни делает ещё одну вещь, без которой ни одному приличному европейскому музыканту (если он хоть к чему-то стремится) никак не обойтись – вводит ученика в масонскую ложу. Ну, понимаешь... мы приезжаем в совершенно незнакомую страну, в совершенно чужой город, может у нас есть рекомендательные письма – а может и нет... К кому податься? К масонам! У них всегда изысканная публика, настоящие ценители искусства...

Ну, в масоны, так в масоны, – пожимает плечами Джованни, всю свою жизнь парадоксально соединявший крестьянскую прагматичность с тонкой душевной организацией артиста.

Конечно же, его не принимают в настоящие масоны (как и Пуньяни). Настоящий масон – всем ребятам пример (плохая рифма, но через 150 лет подправят)! Настоящий масон воспитывает нового идеального человека, утирает слёзы сироткам, and... stuff... И ещё – платит членские взносы. Нехилые такие взносы, надо сказать. Таковы правила, господа, нельзя заниматься филантропией со скидкой.

Но нет такого правила, на который хитрый человеческий разум не отыскал бы увёртки. Вот, например, музыканты – они ведь пробуждают в человеческих душах лучшее, светлое и душевное (напомним, группы "Megadeath" и «Любэ» тогда ещё не были известны). А это ведь больше, чем любые деньги мира, не так ли? (И только попробуйте не согласиться). Итого, музыканты и прочие паяцы включались в масонские ложи в специальном статусе – «талантливые братья». Типа, их членские взносы – их творчество. Ситуация взаимовыгодная: артисты получают сеть связей «в верхах» по всей Европе, «обычные» масоны – бесплатные концерты. В смысле, не совсем бесплатные, но их стоимость входит в общую стоимость. All inclusive, так сказать. Все довольны.

Но период взросления под крылом знаменитого Пуньяни заканчивается, и Джованни должен искать свой собственный путь. У него нет богатых патронов, нет состояния – есть только растущая слава молодого гения. С такими показаниями путь один – в Вавилон, Великую Блудницу Европы. В Париж!

Парижская высокая мода 1779-87 гг.

Там есть люди с деньгами, которые имеют вкус к музыке. Там, при дворе королевы, легко находят место люди искусства. И, самое главное, там много земляков. Шутка ли, две сестры короля Сардинии, Мария-Жозефина и Мария-Терезия, вышли замуж за двух братьев короля Франции, графа Прованского Людовика и графа д'Артуа Карла, и перевезли с собой в Париж чуть ли не половину туринского двора.

Людовик-Станислав, граф Прованский (1755-1824), будущий Людовик XVIII (1814-24, минус «Сто дней Наполеона») и его жена Мария-Жозефина Савойская (1753-1810)

Карл-Филипп, граф д'Артуа (1757-1836), будущий король Карл X (1824-30), последний из правящих Бурбонов. Тот ещё ходок и гуляка. Гнусные слухи утверждали, что при частичной недееспособности своего старшего брата-короля он научил его жену Марию-Антуанетту плохому.
Его жена Мария-Терезия Савойская (1756-1805)

В столицу Франции Виотти прибывает поздней зимой 1781 года, чтобы попасть прямо в центр народного празднования. Ещё бы, королева Мария-Антуанетта после странного 9-летнего «простоя» наконец-то принесла стране наследника! (Злые языке при дворе шепчут, что незадолго до того Его Императорское Величество Иосиф II Австрийский, обеспокоенный «бесплодием» своей сестры, которое бросало нежелательную тень на доброе имя Габсбургов, прибегнув к смеси учёной латыни и солдатского жаргона, лично объяснил своему августейшему свояку, что именно кроется за эвфемизмом «разделить с супругой ложе»).

Первым делом Виотти отправляется с визитами к савойцам и друзьям друзей. Следом регистрируется в местной масонской партячейке ложе. Каждый визит, естественно, выливается в предложение продемонстрировать своё искусство. Джованни никогда не страдал ложной скромностью: он просто брал скрипку и начинал играть (аккомпанировали в основном дамы – пианофорте и клавесин в ту эпоху считались женскими инструментами). И каждый раз хозяева оказывались шокированными: нет, Париж было не удивить виртуозами, мастерами этюдов на каждой из струн, но этот очаровательный пьемонтец с добрыми глазами и немного неуклюжими манерами умел большее – от его музыки хотелось плакать и смеяться, он без преувеличения вкладывал в игру душу.

– Что у вас за необычная скрипка? – вежливо спрашивали они после того, как стихала музыка, чтобы хоть как-то сохранить лицо.

– Это работа старого мастера, Страдивари, – заученной фразой отвечал Виотти.

– Страдивари? Странно, никогда не слышал о таком.

– Его мало знают за пределами родины, – так же заученно продолжал гость.

Стоит ли говорить, что вскоре о Страдивари знали все парижане, хоть как-то разбирающиеся в музыке.

На вполне благопристойный вопрос хозяев: «Могу ли я как-то помочь Вашему таланту осветить каждый переулок нашего скромного города?» – Виотти без обиняков отвечал: моя цель – синекура при дворе Её Величества, – чем приводил хозяев в некоторое смущение.

– Это, к сожалению не так просто, – отводили они глаза. – Слухи о том, что Её Величество принимает всех музыкантов... немного преувеличены. Как и слухи о её неисчерпаемом богатстве... – в этот момент обычно следовала короткая пауза. – Да и вообще, Её Величество предпочитает пение... Но знаете, мы попытаемся что-то для вас сделать, мсьё Виотти.

Несколько месяцев Джованни давал небольшие концерты в лучших салонах Парижа: у мадам д'Этуаль, мадам Ришельё, графини Полиньяк и, конечно же, у барона Багге. Последний был известным меценатом, скрипачом-любителем, который не выпускал из своих дружелюбных объятий ни одного гостя, пока тот не соглашался принять у барона несколько «уроков игры». Не минула участь сия и Виотти. Зато теперь, по рекомендации барона, у него появился билет в будущее.

Салон герцога де Люн (1783-84, Париж). Виотти там, скорее всего, не выступал, но атмосферу подобных собраний представить можно

Наступала пора Великого Поста, когда приличным христианам не пристало предаваться радостям жизни... вроде музыки. Конечно, это не касалось музыки душеспасительной. Поэтому каждая весна в Париже проходила под звуки «Духовного Концерта» (Concert spirituel), который для приличия открывался какой-то мессой или ораторией на библейские мотивы... после чего сцена Швейцарского Зала (SalledesSuisses) дворца Тюильри превращалась в площадку для знаменитых гастролёров и прочих звёзд, исполняющих свои лучшие или новейшие произведения.

Звездой весеннего сезона 1782 был Джованни Виотти, который раз за разом срывал овации публики и получал самые лестные отзывы музыкальных критиков. Впрочем, не обходилось и без ядовитых уколов: некоторые отмечали чрезмерное пристрастие пьемонтца к игре долгим легато, которое, без сомнений, выражало душевные порывы автора, но, увы, выходило слишком неровным.

Как следует из подписи, это именно он, Джованни Батиста Виотти, в 1783 году (Париж)

А звезда Джованни всходила всё выше и выше. Параллельно с еженедельными концертами на Concert spirituel он продолжает выступать в модных салонах и временами давать бенефисы (благотворительные концерты в пользу бедных). И вот 20 мая его старания приводят к успеху: Виотти приглашают в Версаль играть в Зеркальном Зале на концерте в честь прибытия «Северного Графа» (как в случае неофициальных визитов назывался наследник российского престола великий князь Павел) с супругой. Гости, известные ценители школы Пуньяни, особо хвалят молодого скрипача, но... никаких дальнейших движений со стороны королевского двора не следует.

Виотти делает перерыв, на некоторое время вернувшись домой, в Пьемонт, чтобы помочь старому отцу и перебивающимся случайными заработками братьям и сёстрам (как родным, так и сводным). Весной 1783-го он снова в Париже, снова блистает на Concert spirituel, снова получает самые лестные отзывы... а потом пропадает с большой сцены на долгие годы.

Нет, он не прекращает играть. Просто... Джованни был излишне чувствительным. Депрессия от малейшего знака неудовольствия или невежливости слушателей перевешивала в нём эйфорию от самого большого успеха и выражения восторга слушателей. Ему постоянно требовались новые достижения, новые вершины – а тут полный провал с попыткой устроиться при дворе королевы. Каждые несколько месяцев ему обещали вожделенную синекуру – и каждый раз находились отговорки: то королеве нездоровится, то нужно устроить чью-то племянницу, то глупый скандал с ожерельем, то королева ждёт ребёнка, то – вы только подумайте! – не хватает денег.

Тем временем его устраивает «на полставки» один из принцев крови, и Джованни продолжает играть свои и чужие произведения в узком кругу настоящих ценителей музыки. На вопросы о своём «роде занятий» Виотти по-прежнему отвечает всем, что он «всегда к услугам королевы», но сам уже не обманывается своим положением.

Впрочем, у него есть занятие, которое помогает ему хоть куда-то канализировать свою творческую энергию.

Вы помните об упрёках в чрезмерно неровном легато? Забыли? А вот Виотти не забыл. Особенно из-за того, что знал – это правда. И, хуже того, дело тут не в его мастерстве – проблема в смычке. Как ни старайся, с тем, что предлагают ему обычные мастера, нельзя ровно провести по струне пучком волос, собранным в круглую «тетиву» – она то внезапно уплощается, то наоборот превращается в жёсткое волокно.

И тогда друзья советуют Джованни обратиться к известному парижскому мастеру, изготовителю смычков Франсуа Турту.

И тут приходит время познакомить вас со второй звездой.

https://www.youtube.com/watch?v=SxVTSj_il70
Для атмосферности… «Прелюдия и аллегро в стиле Пуньяни» Фрица Крайслера. Очень люблю эту вещь:)

продолжение следует ЗДЕСЬ