Abstract
О том, как важно втыкать в уши крафтовые серьги, о влиянии рэкета на цветовую дифференциацию штанов, а также о совместном проживании русых и белоглазых

Затерялась Русь в Мордве и Чуди,
Нипочем ей страх.
И идут по той дороге люди,
Люди в кандалах.
(с) Сергей Есенин

Первая статья из цикла о современных боевых мифах получила бешенный отклик читателей, за что я им безумно благодарен.

Так что переходим к следующему общепринятому в узких кругах утверждению:

Русские – это на самом деле сплошные меря и эрзя.

Даже если отбросить гиперболическую редукцию всех угро-финских народов к мере и эрзе, остаётся о чём поговорить по душам. Но для начала несколько замечаний воспитательного характера (чтобы потом не жаловались).

1. Если вы считаете, что ваше славянское происхождение делает вас чем-то лучше людей с угро-финскими предками – возьмите дрель и засверлитесь. Это лучшее, что вы можете сделать для улучшения славянского генофонда.

2. Если названия «меря», «эрзя» и «мокша» вызывают у вас смех – вас ждут в детском саду. Там наверняка до сих пор ржут над словами «Мисиписи» и «Титикака» – вы со своим репертуаром придётесь как раз ко двору.

3. Я с умилением наблюдаю, как активно наши борцы с кацапской пропагандой используют старый имперский дискурс насмехательства над «чудью белоглазой». Чует моё сердце, не так уж они сильно от имперцев по духу отличаются.

А теперь – к делу.


Начнём с краткого пересказа школьной программы.

Итак, 1000 до н.э. в среднем течении Днепра сложилась балто-славянская общность, а к V-му веку н.э. уже успела безнадёжно распасться. Она не была генетически однородной (см. здесь), и её корни точно не известны. Однако, была схожесть культурная (в плане материальной культуры, иной до нас не дошло) и языковая. После того, как по Европе прошлись катком гунны во главе с Атиллой (а может и вследствие того – это тоже спорный вопрос), и балты, и славяне начали свою экспансию на север, запад и юго-запад, очень скоро заселив всю Восточную Европу и большую часть Балкан. Балтские племена осели, как следует из названия, вдоль юго-восточного побережья Балтики и довольно скоро отделились от славян как в культурном, так и в языковом плане (литовский, к примеру, самый архаичный из индоевропейских языков, то есть сохранил наибольшее количество его исконных черт).

Прото-славяне же образовали по ходу экспансии два больших племенных союза, известных нам под греческими именами «анты» и «склавины». Первые располагались в среднем и нижнем междуречье Днепра и Днестра, во многом приобщившись к характерным «степным» культурам, существовавшим здесь прежде (скифам, сарматам). Вторые же, стартовав из Полесья и Волыни, двинулись вдоль Карпат на запад, в итоге достигнув нынешней Чехии и Эльбы.

О ситуации с племенными союзами к моменту прихода варягов (IX век) известно в основном из «Повести временных лет», однако относиться к ней стоит осторожно, так как христианские авторы (а Нестор и переписчики летописи были монахами) были немного зациклены на интерпретации происходящего как метафоры из Библии. Соответственно, число 12 (количество племён) может быть попросту подогнано под количество апостолов (не спрашивайте, это отдельная лекция по психоанализу).

Тем не менее, сколько бы ни было племён в точности, их следы прослеживаются до сих пор в именах и названиях населённых пунктов, позволяя оценить пути миграции славян на север и северо-восток. Переселение происходило в основном по Днепру и его притокам, часть славян возможно добралась до севера морским путём – через Западный Буг и Двину, а потом Балтику.

По пути славяне подверглись огромному культурному влиянию местных угро-финских племён (это отразилось и на похоронных ритуалах, и на украшениях, особенно женских, и на фольклоре). Так сформировались племенные союзы дреговичей, радимичей, кривичей и словен с центрами в Турове, Смоленске, Пскове и Новгороде, соответственно.


Женские украшения полян, сиверцев и вятичей (сверху вниз)

Самым поздним было возникновение вятичей, и на то были уважительные причины. Как уже было сказано, славяне предпочитали перемещаться вдоль рек (и их можно понять, плыть на лодке и тянуть скарб на горбу – это две большие разницы). Однако верховья Десны находятся в глубине Брянских лесов, которые и сейчас являются не самым дружелюбным местом, а тогда и вовсе служили своеобразной стеной на севере сиверских земель.


Обобщённые пути миграции славян и места расселения их племенных союзов. Одна из гипотез гласит, что ильменские словене – потомки поморов или ободритов, бежавших от германской экспансии на восток

Так что до этих краёв, именуемых иногда попросту Залесьем, добирались долго и сразу с двух сторон – с юга и с северо-запада (из земель кривичей). И тут начинается богатая история их взаимодействия с местными угро-финскими племенами: мещёрой, муромой, мордвой и пресловутой мокшой.

Чтобы понять характер этого взаимодействия, надо посмотреть на карту и понять, что на этих огромных просторах было ну очень мало людей. Несколько тысяч, может пара десятков тысяч. Жили они небольшими поселениями, до сотни душ, и расстояния между ними измерялись днями пути по чащобам.

Вдобавок, у славян и местных угров были разные способы хозяйствования. Чудь жила больше с охоты и рыбалки, сельское хозяйство у них было подсобным и основывалось на выращивании овса, неприхотливого, но и не сильно питательного. Славяне вели вредительский образ жизни: выжигали участки леса, а потом засевали тёплую и удобренную золой землю рожью и пшеницей. За несколько лет земля истощалась, и село переезжало к следующему участку. Пресловутые берёзки (первые деревья, появляющиеся на пожарищах) – наследие именно такой деятельности.

Конфликты, конечно же, были: там красивое место у реки не поделили; там лесной храм случайно сожгли; там дочь у кого-то украли. Но при таких расстояниях и количестве народонаселения воевать до смертоубийства – себе дороже. Как-то мирились. Иногда даже заключали браки между селениями. Но в целом продолжали жить раздельно.

Когда и до этих земель добрались варяги (уже в виде киевских князей), менять они ничего не стали. Их способ хозяйствования, описанный в своё время Горьким Луком, отличался как от славянского, так и от угро-финского – это был банальный рэкет. Что к славянам, что к чуди они имели такое же отношение, как франки к завоёванным галлам – высшее сословие, утверждавшее своё право на грабёж силой оружия. «Лапотниками», только что от сохи, и охотникам нечего было противопоставить хорошо вооружённым, забронированным и обученным профессиональным воинам – и они платили. Называлось это красивым словом «полюдье», так как налог взимался «по людям». Причём разница между чудью и славянами была закреплена и здесь: с первых брали мехами (продуктами охоты), а со вторых – зерном и мясом. В остальном «крышевателей» разница между лохами не интересовала. Они брали меха, мёд, воск и главный экспортный товар – рабов (посмотрите на знаменитое обоснование Святославом переезда на Дунай и на список товаров с Руси), которых выменивали на золото, вино, хорошие мечи и броню – в общем, на блага далёкой цивилизации.

Не стоит преувеличивать, конечно. Местная мурома да мещёра была вовсе не мирной и забитой: из летописей известно, как чудских «добрых мужей» переселяли на южные рубежи, чтобы те охраняли границу от степняков. Но в основном было понятно, что против лома нет приёма. Через некоторое время местная верхушка из чуди просто влилась в дружинную систему Руси – национальный вопрос князей волновал в последнюю очередь. Лишь бы служили верно.

А славянская колонизация медленно продолжалась, отгрызая у бесконечных лесов всё больше и больше участков, всё дальше и дальше на северо-восток. Так формировалась «мозаичная» картина заселения суздальско-владимирской земли.

Не подумайте, не дай боже, что эта ситуация была уникальной. Наоборот, это была норма. Римляне, выводя колонии в Италию, Испанию или Африку, строили поселения между уже существующими – и они столетиями существовали в разных правовых режимах: римляне – по римским законам, местные – по местным. Немецкие и еврейские местечки вырастали по всей Польше и Украине начиная с XIII-го века, со всех сторон окружённые местными, славянскими сёлами (ещё живы люди, которые помнят такое разделение). Так же было с немецкими колониями в Тавриде и с чешскими сёлами на Волыни. Колонисты выбирали бросовую, ненужную местным землю – и поселялись там. И жили бок о бок столетиями, в значительной мере сохраняя свою идентичность.

Вот у кого была иная судьба, так это у земель северной России – нынешних Архангельской и Вологодской областей и их соседей, которые подчинялись Господарю Великому Новгороду. В плане сельского хозяйства они не представляли особого интереса, их контролировали ради пушнины, а местные – коми и карелы, всё равно были лучшими охотникам. Мало кто переселялся в те края, разве что приказчики торговых факторий да авантюристы в поисках приключений на свою... голову. Так и получилось, что северные угро-финские племена были слабо ассимилированы, попав в основном под культурное влияние новгородского центра. А потом по наследству достались Москве.

Дополнительную «полировку» этнического состава северо-восточной Руси обеспечили татары. Во-первых, им, как и варягам прежде, было глубоко пофиг на национальные особенности подъясачного населения. «Где дань за 12 лет?» – вот и весь разговор.

Во-вторых, татары тоже начали селиться на этих землях. Чаще всего не по доброй воле – кого ссылали подальше от ясного престола Сарай-Бату, кто сам сбегал в дикие леса подальше от ханского гнева. Сбегали и поодиночке, и целыми родам. В результате татарские селения тоже существовали отдельно от прочих, добавляя новые элементы в мозаику.

Где и был «плавильный котёл», так это на «засечной черте» – рубеже, отделявшем Русь от Степи (два условных понятия, на самом деле). Туда, конечно, иногда выселяли целыми деревнями, но чаще звали «охочих людей», давали льготы взамен на обязанность охранять границу. Там представители самых разных народов: и славян, и чуди, и татар, и прочих населенцев Великой Степи (она ведь была вовсе не безлюдной) – фактически теряли свою прежнюю идентичность, заменяя её идентичностью государственной, становясь «людишками Господаря Московского». Из крепостей на этой линии выросли Орёл, Воронеж, Курск, Белгород и куча других городов помельче. Потом линия исчезла – а люди остались.

Ну, и последняя компонента.

Казаки.

К сожалению, именно по этому вопросу никакой ясности до сих пор нет. Советская историография всё сводила к «беглецам от закрепощения», нашедшим место в Степи, на Дону, Волге и Урале. Вот только бежать-то они бежали – но не на пустое место, а в уже существовавшие общества, о которых нам мало известно. Были ли они прямыми потомками степняков, живших в этих землях со времён прото-ариев? Или наследниками тюрков – печенегов, половцев и татар?

Хотел бы ответить, да не знаю.


А что касается мещёры, мордвы и муромы, то они и дальше жили на своих землях, со временем переняв сельское хозяйство и прочие ништяки, делавшие их материально неотличимыми от понаехавших славян и татар. Зато сохранили язык и культуру, по-прежнему отличая себя от русских. И сохранили бы может и дальше, но в XIX-м веке началась активная русификация, а потом и вовсе пришёл Великий Уравнитель – СССР.

Стоит напомнить, что значительная часть земель, на которых жила мордва, мурома и мещёра, стала ареной Тамбовского восстания против советской власти и буквально обезлюдела. После сражений с применением химического оружия выжившим было не до выяснения своей национальной идентичности. В селе было лучше молчать, а в городе – просто назваться русским.


И напоследок. У проницательного читателя (к которым, надеюсь, относитесь и вы) должен возникнуть закономерный вопрос: а почему автор говорит о «мозаичной» колонизации славянами нынешних российских территорий с такой уверенностью?

А об этом – в следующей части. Здесь.

Acknowledgments

Благодарность выносится Eugene Slynchuk за удачно подсказанный эпиграф :)

Для популярного ознакомления с историей праславянских культур и первых славянских племён очень рекомендую брошюры Леонида Зализняка «Походження українців: між наукою та ідеологією» и «Новітні міфи та фальшивки про походження українців».