Abstract
О том, как мажор в белых манжетах познал истинную пустоту, в результате чего стал наносить пользу и причинять добро; а также о нецелевом использовании взрывчатых веществ и государевых денег
Гея-Люссака всегда волновал вопрос: а бой ли Мариотт?
(с) бородатый студенческий юмор
И вот теперь мы, преодолевая Ла-Манш, переносимся на запад, где и будут иметь место быть все последующие эпизоды нашей истории о паровой машине (вы же ещё помните, с чего начался разговор?). И следующего нашего героя знают по имени все студенты естественнонаучных факультетов – это первая половинка закона Бойля-Мариотта, которую зовут, вы удивитесь, Роберт Бойль.
Роберт Бойль (127–91) с весёлой книжицей в руках. Но любим мы его за другое произведение – "Sceptical Chymist" 1661-го года, в котором он первым в Новое Время артикулировал представления об «атомах и их кластерах», за что закономерно считается основателем современной химии
Этот достопочтенный джентльмен был 14-м и предпоследним ребёнком (!) в семье самого богатого человека Британии, графа Коркского. С 8 лет в Итоне, персональный учитель латыни и греческого, потом вояж по Европе в сопровождении учёного француза... В общем, lucky rich sonofabitch, как говорят у них в Ирландии.
И вот 8 января 1642 года, когда 15-летний Роберт штудирует во Флоренции самые модные и запрещённые Римом (и оттого более привлекательные) трактаты о математике, астрологии и природе сущего, раздаётся похоронный звон колоколов. Вскоре вернувшийся с рынка слуга сообщает, что звонят в память о великом флорентийце, астрологе и механикусе Галилео Галилее, который только что умер в загородной вилле в нескольких милях от города.
Юный Роберт был очень религиозным англиканином. То, что великий Галилей, чей трактат он только что читал, умер всего в часе ходьбы от него, преследуемый ненавистными иезуитами (а для англикан иезуиты по определению были ненавистными), стало для него Знаком Свыше. Теперь он точно знал, что ему уготовано быть таким же философом и учёным, каким был Галилео.
Чего не знал Роберт, так это того, что ровно в эти же дни не менее важные события происходили на его далёкой родине. Всего за несколько дней до того, 4 января, король Карл Стюарт, в нарушение законов и традиций, явился в Парламент, чтобы арестовать пятерых депутатов. Те, предупреждённые, успели скрыться, а спикер, хоть и стоя перед монархом на коленях, без колебаний ответил, что он верноподданный слуга короля, но всё равно подчиняться будет только решениям, принятым большинством Палаты Общин. Уже 10 января Карл бежит из Лондона, чтобы вернуться в него лишь 6 лет спустя, пленником.
Начиналась гражданская война.
Отец Роберта, упёртый роялист, прибывает в стан короля, а сыну отсылает пространное письмо, в котором объясняет, что у них дома временные трудности, с которыми они надеются справиться за несколько месяцев, так что очередного транша «на булавки» не будет. В общем, «денег нет, но вы держитесь».
Его старшая сестра, не менее упёртая сторонница Парламента, советует не ждать, а немедленно возвращаться на родину и сражаться за «свободу, равенство и любовь за умеренную плату»(с). Юный Роберт сначала ждёт, а потом, когда деньги реально заканчиваются и они вдвоём с учителем вынуждены жить на его заработки от частных уроков, вынужден распродать свои драгоценности и в обычном сером платье (позор для джентльмена) вернуться в Англию. Отец к тому времени умирает, через доставшееся Роберту в наследство английское поместье проходит линия фронта, и Бойль в белом пОльте сидит тише воды ниже травы, пытаясь случайно не оказаться на одной из сторон конфликта.
В конечном счёте история всё решает за него: король казнён, Кромвель во главе самоуправной армии отправляется в Ирландию, и вскоре все огромные владения на Зелёном Острове, принадлежавшие отцу, возвращаются в собственность семьи. Отныне Роберт может весь остаток жизни вообще не беспокоиться о деньгах, и первое, что он делает – отправляется во Францию, чтобы лично отдать долги своему бывшему учителю. Да, Бойль был человеком чести.
Но не стоит думать, что 8 лет в пасторальной английской глуши Бойль просто сидел на стуле. Нет, время смуты и неуверенности в завтрашнем дне он использует по полной – штудируя привезенные из Европы трактаты Галилея, Торричелли и Гассенди, одолевает весьма вместительный, но очень слабо систематизированный компрендум математических знаний авторства Уильяма Отреда, а самое главное – досконально изучает труды знаменитого Рене из Картезия – Декарта.
Уильям Отред (1574–1660), англиканский священник, ректор Олбери. В 1630 году издал «Ключ к математике» – методичку для студентов, внезапно оказавшуюся самым полным собранием математических фокусов в Англии на тот момент. Там же впервые описал логарифмическую линейку (350 лет в строю!). Немедленно оказалось, что он был не первым, кто до этого додумался... ну, как всегда
Передвижения по стране, где вдохновенно режут друг друга кавалеры с круглоголовыми, для человека интеллектуального склада представляет некоторые неудобства, однако почта по-прежнему ходит (почтальонов не так жалко), и учёные люди Англии компенсируют невозможность проехать и Оксфорда до Лондона для досужих разговоров активной перепиской. В центре этой научной паутины оказывается Джон Уилкинс, учёный богослов, пуританин и настолько скользкий царедворец, что умудряется быть и духовником принца Карла Людвига Пфальцского (племянника Карла І Стюарта), и шурином Оливера Кромвеля.
Эти люди обмениваются впечатлениями от прочитанных книг, интересными мыслями, головоломками и описаниями собственных опытов, проведенных в домашних условиях. Себя они в шутку называют Незримым Колледжем (привет сэру Терри Пратчетту). Когда война заканчивается и Уилкинс становится деканом сначала Уодхэм-колледжа в Оксфорде, а потом Тринити-колледжа в Кембридже, все чудаки Британии (а позже и христианской Европы) начинают съезжаться к нему, чтобы иметь возможность дурачиться и заниматься странным в обществе себе подобных. В Кембридже они любезно пользуются гостеприимством Роберта Бойля, купившего огромный дом и полностью сдавший его товарищам по безумию.
В 1660-м Карл II Стюарт возвращается на трон. Начинается эпоха Реставрации, и Уилкинс, уличённый в преступной связи с сестрой узурпатора, немедленно слетает с деканской должности. Но маньяков, чьё время настало, остановить уже невозможно, и Незримый Колледж, временно перебравшись в Лондон, основывает организацию, официально именуемую Лондонское Королевское Общество по развитию знаний о природе, больше известное как просто Royal Society – фактически первую в мире академию наук. Через два года король – сам большой любитель всех этих странных, воняющих металлом и маслом аппаратов – дарует обществу своё благословение и государственное финансирование. Письма, которыми нынешние академики обменивались друг с другом во времена гражданской войны и диктатуры Кромвеля, издаются в печатном виде и рассылаются всем желающим посмотреть на такую диковинку. То же самое делают с новыми протоколами заседаний Общества, а также пришедшими на его адрес письмами от проживающих в других городах «академиков по переписке», corresponding members – член-корреспондентов. Так возникает первый научный журнал, Philosophical Transactions.
Наступают золотые годы Общества, а вместе с ним и Роберта Бойля и его ассистента, не менее знаменитого Роберта Гука. Среди прочего, изучая вопрос упругости воздуха, Бойль усовершенствовал насос Герике, о котором вычитал в его книге, и показал, что давление в ёмкости и её объём связаны между собой очень даже количественно (правда, будучи ярым врагом всякого теоретизирования, долгое время не оформлял свои результаты в виде формул).
Насос Бойля (Гук скрежещет зубами). Как видим, заблуждение о том, что отвод должен находиться внизу, почерпнутый из работ Герике, по-прежнему присутствует, но зубчатая передача хотя бы позволяет оперировать насосом одному человеку
Но не вакуумом единым. Хотя значительную часть исследований академики оплачивают из собственного кармана, личные деньги короля и субвенции от государственных учреждений тоже влияют на выбор области повышенного любопытства – мореходного дела и артиллерии. В частности, Королевское Общество получило от Royal Navy во главе с неугомонным принцем Рупертом подряд на изучение свойств пушечного пороха, так что исходников для самых диких экспериментов хватало.
Так вопросы пустоты, вакуума, внезапно оказались непосредственно связанными с описанием горения пороха и полёта снаряда. Идея о том, что у ядра, вылетающего из пушечного ствола, и поршня, двигающегося в цилиндре насоса, есть что-то общее, лежала на поверхности и взывала о практическом использовании.
Уже в 1660-х коллега Бойля, барон Самуэль Морланд, академик, дипломат, шпион, изобретатель и математик (вот это я понимаю разносторонне развитая личность!) предлагает использовать порох для того, чтобы выталкивать поршень насоса и тем самым откачивать большие количества воды. Так родился первый в мире двигатель внутреннего сгорания. (Звучит странно, однако двигатель внутреннего сгорания, таки-да, был изобретён раньше парового. Но в любом случае, проблемы с топливом оказались критическими и потребовалось ещё 200 лет и рост спроса на примусы... впрочем, это совсем другая история). Впрочем, по понятным причинам, изобретение не получило большого распространения: и опасно, и неудобно, и дорого. (Кстати, вскоре подобную машину сконструировал для подачи воды в Версаль знаменитый Христиан Гюйгенс, так что идеи явно витали в воздухе).
Пороховой двигатель Гюйгенса. Пацаны справа – демонстрационный материал. Поршень должен поднять их всех при рабочем ходе
Сам же Бойль оставался в плену идеи вакуума, поэтому пошёл в противоположную сторону. У него поршень тоже приводился в движение горением пороха, однако рабочим был не прямой ход, а обратный – когда поршень «засасывало» в охлаждаемый цилиндр, чтобы компенсировать разряжение воздуха. Впрочем, устройство это служило исключительно для исследований и к никаким практическим результатам не привело, а потом и вовсе было заброшено, как и большинство изделий первого поколения академиков, спешивших исследовать побольше разного и интересного и из-за этого редко останавливавшихся на чём-то конкретном.
Сам Бойль проработал в Королевском Обществе почти весь остаток жизни и некоторое время даже был его президентом (в то время это слово всё ещё означало просто председателя), пока его не свалил инсульт и он не был вынужден удалиться в своё поместье, где и умер уже после Славной Революции, в 1692 году.
Лапутянские учёные добывают солнечные лучи из огурцов. Это толстый троллинг Королевского Общества в «Путешествиях Гулливера». Забавно, что в конечном итоге толку от деятельности этих чудиков получилось больше, чем от морализаторства Свифта
А на дворе тем временем наступили времена славного короля Вильгельма III с его негласным лозунгом «Делайте деньги, господа!». Вилли был последним королём, пытавшимся править, и центр принятия решений постепенно переходил в Парламент, состоящий из людей а) богатых, б) жадных, в) желающих стать ещё более богатыми. То, что место в Палате Общин обеспечивает доступ к большим денежным потокам и людям, этими потоками управляющими, было настолько очевидно, что цель инвестиций в покупку депутатского места даже не обсуждалось.
Под влиянием времени понемногу стало меняться и Королевское Общество. Из клуба богатых бездельников, тратящих свои и королевские деньги на бесполезные игрушки, оно постепенно превращалось в другой, не менее интересный институт: сообщество людей, желающих обогатиться при помощи гениальных изобретений. Филантропия и вопросы об устройстве мира постепенно ставали уделом франкмасонов, а новые члены Королевского Общества видели в нём в первую очередь очень полезный инструмент – способ выйти на нужных людей в правительстве или большом бизнесе. На таких людей, которые способны будут профинансировать дорогостоящие и рискованные затеи, в случае успеха открывающие новые рынки и дающие сотни процентов прибыли. В общем, такое себе стартаперство эпохи Просвещения. И получить от Королевского Общества позитивный отзыв на свой трактат – это всё равно, что сейчас сфотографироваться с Илоном Маском на фоне своего постера: мол, смотрите, какие люди многозначительно покивали головой, глядя на моё изобретение! Покупайте немедленно, а то скоро соберётся очередь!
Все они знали, что всё дело в деньгах, так что не столько публиковали статьи, сколько регистрировали королевские патенты – документы, защищавшие такое ещё недавно непонятное явление, как авторское право на получение прибыли от своего изобретения. Собственно, даже те их публикации, которые сейчас для приличия называют статьями или трактатами, по сути были рекламными брошюрами со всеми их неотъемлемыми атрибутами (к примеру, название «Друг шахтёра: двигатель, который при помощи огня поднимет воду„, которые вы встретите ниже, явно было ориентированно не на учёный круг).
продолжение следует ЗДЕСЬ
