Г.Б. - Со мной учился украинец по фамилии Креминский. Он рос без отца. Была одна мать, и она болела. И он один этот мальчик учился на отлично. Цель перед собой ставил – стать врачом! Он даже нам преподавал в школе вместо учителей. Был даже такой момент. Спрашиваю я учительницу. Какой-то вопрос задала. Она говорит: «Не знаю. Знаешь, что я тебе скажу, Галя. Не задавай поганих вопросов. Сядь». А он все знал. Он на любой вопрос мог ответить. Он мечтал стать врачом. И поехал в Одессу. А в Одессе сказали: «Нет дорогой, сдавай экзамен на русском языке». И он переучился. Он поехал назад, сидел, переучивался, днями и ночами. И поступил. Сейчас работает в Хмельницком. Может уже на пенсии, так как я. 77 лет. Работал хирургом.
Ему в Одессе сказали, что не примут экзамен потому, что он говорит на украинском языке. «Аттестат на украинском, и ты разговариваешь». Он мог по-русски говорить, но ему надо было химию, биологию все переучить на русский, понимаешь. И сдавать экзамен. «Мы не будем принимать экзамен, пока не переучишься». И он целый год переучивался. Его было не дозваться где-то погулять, он сидел переучивал все. И на следующий год поехал, сдал на русском языке все предметы. Это он закончил сельскую школу!
А я после окончания школы поступила в швейное училище в Волочиске, проучилась две недели. А после этого пришел директор говорит: «Кто с Маначина? Ты, ты, ты, ты. Встаньте и идите домой. Пришли от парторга, сказали, что паспортов у вас нет, а я не хочу с вами связываться».
Мы стоим рыдаем. А тут мужчина какой-то нам говорит: «Девочки, подойдите». Нас было четыре человека. Он говорит: «Вы хотите уехать куда-то?» Мы говорим: «Да хотим, а что нам делать?!» В селе денег не плотят, я проработала все лето в селе. Все лето! Заработала 15 рублей. Возле комбайна тяжело, снопы таскала. 15 рублей. Отчим получил их и пропил. А я без ничего, не могу себе ничего купить. Ну чего мне там ждать? Чего? «Подъезжайте, — говорит, — через два дня в Тернопольскую область». Сказал в какое село. «Я вам подготовлю паспорта. Дайте мне данные». И у меня первый паспорт оформлен – Тернопольская область, село такое-то.
Он сказал: «Вы поедете на строительство канала Северский Донец-Донбасс». Тогда канал строили в 1958 году. «Но я вас, девочки, сразу предупреждаю, вы будете жить в палатках. Потому что знаете, это же канал. Это будет очень тяжело» Мы: «Согласны!» Ты шо, такая романтика в палатках жить. А когда приехали в Донецк, то он пришел и сказал: «Девочки у вас поменялось. Сказали, туда не надо, уже заканчивается строительство этого канала, людей туда не надо». Нас отправляют в Жданов. Мы: «Ааа….». В слезы. Он: «Девочки, это город возле моря, это вам повезло».
Нас сажают человек шестнадцать (нас четверо и еще кого-то) в автозак и везут в Мариуполь. Ой, путешествие было. Привезли в Мариуполь, на Ворошиловский поселок, там где зона заключенных. Будете там жить в домике. Там раньше жили заключенные, но их переселили оттуда. А несколько человек будет жить в палатке. И я помню, комендант Марья Григорьевна, говорит мне и Маше: «Пойдемте девочки у меня в домике есть два места, я вас поселю».
Как мы расплакались, мы в палатках хотим, нам всем сказали, что мы в палатках будем жить, зачем нам тот домик? Они обняла нас и говорит: «Девочки, мои миленькие, (это был сентябрь месяц). Мне сказали – через две недели, чтобы этих палаток не было. Мне всех надо переселить туда в домики. Че вы плачете?»
Поселили нас в домике. А рядом зона, там у них эстрада, кино. Мы залезем на дерево и смотрим. Это зэкам крутят. Звук не слышно, но видно. Это зэкам крутили, нам комсомольцам ничего не крутили. Мы были рабсила.
Есть нечего. Мы копейки получали. Если я получала до реформы хрущевской, 200 рублей аванса, это 20 потом было. То я получала 2 рубля 50 копеек получки, а бывало такое, что 87 копеек. Что можно было купить? Ой, говорят, было все дешево! Хлеб 16 копеек! Сколько можно было этого хлеба купить!? Две буханки на целый месяц?! Ну, представь себе. Это детский лепет. Мы голодные были. Если бутылочку ситра и булочку возьмешь, то это на троих. Как ото Шурик в «Операции Ы». «Хто не работает, тот ест. Учись студент!». Так и мы. А там работали зэки. Те, которые сидят большие срока – по 15 по 10 лет. Если осталось месяца два, они были расконвоированы, как солдаты: работали, убирали. Едет обед. Везут зэкам обед. В термосах. Борщ, кашу. Я согласна, может она без мяса (это зэки). Но это борщ, он пахнет борщом. Борщ, каша, они поели. А мы это ситро проглотили три глотка и пошли дальше работать. А они пошли спать. Мастер ходит: «Девочки, а вы не бачили цих зеків? Де вони ділись? Мені там котлован почистить, не можу найти». А они в посадку залезли и спят. А хто их там контролирует? Им, что зарплату платят?
Я помню, как тогда мы работали. Нашли 5 рублей. 5 рублей нашли! Та ти шо! Еще дохрущевские. Дивчата говорят: «Галю, ти такая быстра. Быстренько в магазин. Купи масла и купи булочек!» Ну, есть же хочется. Все тогда было уже в магазинах: и колбасы, и все. Я стала в очередь, стою смотрю на этот прилавок, а продавщица уезжает куда-то далеко, превращается в какую-то точечку. Все. Больше ничего не помню. Очнулась только, когда на меня воду лили, врач стоял. Говорит: «Она голодная, она потеряла сознание от голода. Дочечка, у тебя голова не болит?». Я, говорит, плашмя упала. Видимо на спину, что не сильно стукнулась головой. И спрашивает: «Что ты хотела?» А я: «Масло хотела, булочки». Она дала.
Пришла я, а девки говорят: «Мы тут думаем, все. Галка смыслась с пятеркой, набрала жратвы, нажралась, а мы тут голодные сидим».
А я помню, приехала домой вечером, села на лавочке. И так мне чего-то обидно, слезы текут. Подошел дядя Вася. Или Саша или Вася. Ему лет 40 было, но мы его дядей называли, он там работал.
- Галочка. Шо ти такая скучная? Что случилось?
- Дядя Вася, я наверное сильно больна чем-то.
- Чем?
- Я не знаю, я сознание теряю.
И я помню, как он обнял меня за плечи и говорит: «Моя ты дочечка, так ты с голода теряешь сознание, а не от болезни. Ты здоровая девочка, не плач. Тебе питаться надо»
Маша сейчас звонит мне и говорит: «Я смотрю на этих негодяев, сколько у них миллионов, что они там имеют!» Я говорю: «Маша, ты хочешь сказать, что в то время, когда мы теряли от голода сознание и жили на пятерку в месяц, так жили в горкомах и Кремле? Они жили вот так! Так же те же продавцы. Имели доступ». Как в Ленинграде, кто имел доступ к хлебу, запасся золотом во время блокады. Человеческий фактор. Вот там мы через это все прошли.
В общежитии жило много людей, и многие были голодные. Кругом поселки, огороды. Но никто не жаловался, что комсомольцы лазят по поселку и воруют кукурузу или что-то еще. Мы были голодные, но была какая-то совесть. Вот сейчас почему-то говорят «Война началась, и она пошла на панель, надо же как-то одеваться!» У нас были девочки, которые встречались с мальчиком, потом расставались, она оставалась беременная. Ну это житейское. Ну не то, что она торговала собой. Такого у нас не было".
А.В. - А что ты помнишь про Мариуполь тех лет?
Г.Б. - Та мы города, собственно говоря, не видели. Привезли нас на Ворошиловский поселок. Где город? Покажите нам этот город. Потом нас повели на экскурсию в город. Мы вышли посмотрели, за горисполкомом дома строились до проспекта Строителей. Поле было, пусто. Только строились дома. Что-то за город был? Зачуханая деревня. Театр строился где-то в 60 году. Еще нам говорили "Девочки! У нас же театр строят! У нас в городе будет театр!" А в кинотеатры мы не ходили, у нас денег не было на кино. Это редко, когда какой-то парень соберет денег, пригласит девушку. А так не было на кино. Или кусочек хлеба съесть, или в кино сходить. Я работала на стройке. Тяжелейшая работа. И я вспоминаю, всегда ходит начальник или прораб и говорит: "Сколько у тебя на выходе рабсилы?!" Меня это всегда коробило. Он никогда не говорил "Сколько у тебя девочек вышло, сколько в бригаде человек?" Всегда – рабсила! "Пересчитай мне рабсилу!" Ну рабская сила! Не рабочая, а рабская.
Мы сидели на скамеечке в общежитии, и ребята нам читали Есенина. Это представь себе, что где-то кто-то сейчас читает Есенина?! Сейчас что хочешь можешь услышать, только не Есенина. В общежитии жили нормально, по четыре человека в комнате. Сами себе готовили кушать. Хотя, что там было готовить? Если мы жили на 5 рублей в месяц. Купим макароны. Хотя в магазинах все было. Уже тогда. Это не было послевоенное время. Это был 1958-1960. Уже и колбасы были в магазинах. Ну тогда так все жили. Тоня, подруга моя, рассказывала: "У меня отец работал на заводе, мать на заводе. Нас трое детей было. И держали поросенка, корову. А так хотелось пойти в магазин купить колбаски. Но надо было копить на одежду, на то, на се. Отец как-то говорит: "Дети, я получу получку, я принесу вам кусочек колбаски". Говорят, так жили люди шикарно. Сейчас говорят: "Так трудно стало жить, что невозможно!" А мы маргарином заправим макароны, поели и все. Я как-то говорю своей подруге Маше: "Ты знаешь, так надоел этот маргарин. Хочу сливочного масла". А денег же нет, чтобы его купить. Так Маша мне на день рождения купила грамм 100 того масла. Как подарок. Вот так мы жили, масло на день рождения дарили, 100 грамм. Поэтому я не могу слушать, как рассказывают, что при СССР все жили хорошо. Ну кто-то может и жил. Но не все же, большинство голодало.
Но мы все были с юмором, выходили на улицу, смеялись, рассказывали друг другу истории. Помню у нас в общежитии Женя была, она встречалась с Лешей. Тоже в общежитии жил. И она как-то говорит: "Он мне не нравится, не хочу я с ним встречатся". Иной раз стоят, разговаривают, до часу ночи, потом заходит, включает свет. Мы ей говорим: "Женька, еще раз включишь свет, мы тебя выгоним, будешь стоять с Лешкой до утра". Ну спать же хочется. Рано вставать, а она включит свет и начинает долбаться. Чо мы ей не делали. И кровать разбирали, она только сядет на нее – бабах! И воду подкладывали ей. Она сядет – вся мокрая. Я помню один раз, она говори: "Не хочу я с Лешкой встречатся, он такой нудный. Ну его в баню. Придет, скажете, что меня нету". И только она проговорила, тут-тут-тук – Лешка. А у нас в комнате стояло два шифоньера. Один для чистого, а другой для робы. Мы же ходили там на работу, все заляпаные, в кирзовых сапогах. Если только одно платье есть, что ты его на работу будешь носить? Женька быстро в шифонер. И она ныряет в тот шифонер, где роба. А Маша, она же такая потешная была.
- Ой, Леша это ты?
- Да, а где Женя?
- Я не знаю, А ты садись, она сейчас придет.
Вот он сидит, сидит: "Куда она пошла?" Я говорю: "Не знаю, может придет". А Маша: "Да придет! Куда она денется?" Вот он сидит-сидит. Я говорю: "Лешка, ты иди, нам же спать надо ложиться, может она не придет, может она у кого-то осталась ночевать. Давай уходи, мы будем раздеваться" А он: "Ну ладно, Женька придет, скажете что я заходил. Он вышел, открывается шифоньер, Женька все мокрая, говорит: "Я думала я помру!" Комбинезон ей на голову завалился. И она на Машку: "Я тебя урою сейчас!" Ну молодежь, что ты хочешь?
