Привет, страна!
Когда-то я жил в пространстве, которое не любило меня.
А я не любил его.
А Ты появилась у меня весной 2014-го.
И я узнал, что быть гражданином — чертовски интересно.
Всю зиму 13-14 я грел еще_не рожденную_Тебя своим дыханием на центральной площади Киева.
Города, в котором я родился в 89-ом и прожил всю свою жизнь.
Я всю зиму следил, чтобы Тебя не затоптали сапоги Беркута.
Всю зиму 13-14 я следил чтобы дважды несудимый и клоуны под куполом не сорвали Твое рождение.
Твое сакральное_для_меня_рождение.
Я помню, как в Киев приезжали автобусы с молодчиками уголовной наружности. Много автобусов.
Якобы тоже греть что-то своим дыханием.
Но явно не Тебя.
Дышать «за деньги» или «по приказу» нельзя.
А дышать о Тебе — тем более.
Я помню, как маршрутками_попутками_и_силой_воли добирался до Университета или Цирка.
И оттуда. Пешком. Осторожно. Оглядываясь на каждом шагу, шел на Крещатик.
Я помню, как то работало, то не работало метро.
А когда работало — в нем можно было наткнуться на взводы силовиков, которых перекидывали с одной части города в другую.
Я помню, как месяц ходил с отверткой и двумя газовыми баллончиками в кармане пуховика.
Я помню, как с друзьями и коллегами отбивал активистов под РОВД от сцыкливых ментов, выполнявших преступные приказы.
Я помню, как приехал взвод милиции из Львова. Якобы с оружием. И стало немного не так страшно.
Помню, как мы делали баррикады из говна и палок.
И помню, как, когда говно и палки закончились, начали делать баррикады из льда, рельс, досок и металлолома.
Я помню эти огро-о-о-омные баррикады.
Я помню, как за ними было тепло и надежно.
Несмотря на зиму и тех, кто был снаружи.
Я помню, как не стало Нигояна и Жизневского.
Я помню как горит тысяча шин.
И дом профсоюзов как горит — тоже помню.
Помню, как мы забрасывали ментов брусчаткой на Грушевского.
Помню, как они херачили в нас из водометов в минус десять.
Помню, как мы замерзали в мокрых куртках, ехали переодеваться. И приходили снова.
Я помню, как они охуевали от того, почему мы снова пришли.
Я помню как мои подруги заработали на холоде хронические циститы.
Я храню стротельную каску, которая упала с головы паренька, стоявшего рядом.
После выстрела резиновой пулей.
Помню, как мы отнесли паренька в скорую и вернулись за своей порцией.
Я помню, как первый раз «Плила кача».
И как над руками передавали гробы к сцене.
И как кому-то первому сорвало планку на Институтской.
Я помню, как кто-то наконец-то разъебал Ленина на Бессарабке.
И как потом Ленин обиделся и ушел из многих городов.
Я помню как выглядели десятки огневых рубежей в Мариинском парке, когда они отступили.
Помню сожженые доски мостика влюбленных и как мы лезли по уголькам и перилам на ту сторону.
И знаешь что?
Мы Тебя родили.
Мы все вместе тогда поднатужились и родили Тебя.
Как умели, так и родили.
Брусчаткой, касками, отвертками, баллончиками, циститами, ебнувшимся Лениным и даже, прости Господи, выборами в 1 тур.
И потом мы расслабились.
И тот, кого мы выбрали в один тур — тоже расслабился.
Мы — раньше. Еще когда не пришли на местные. Он — чуть позже. Когда стал чудить.
Для истории не так важно, кто расслабился в 2015, а кто годом-двумя позже.
Для истории важно другое.
То, что спустя 5 лет.
Ты, маленькая.
Крошечная.
5-летняя.
Перебегала дорогу.
И тебя сбил КАМАЗ.
И это мы не доглядели.
Однотуровый не доглядел.
И не только он.
Мы.
Все, кто расслабился.
Не мобилизовался сам и не надавал вовремя срачей соседу.
Мы все виноваты.
Каждый в своем.
И вместо тебя нам выдадут другую.
Якобы тоже 5-летнюю.
Но она уже будет говорить на украинском снова с акцентом.
И вот что делать?
Мы не можем сделать новую Тебя.
Мы можем Тебя только помнить.
Я буду Тебя помнить.
И еще я обещаю Тебе стать рациональным. В память о Тебе.
Сегодня я обещаю, что больше не буду писать о политике в Интернете.
Это никому не надо.
Я видел тех, кто сидел в кабине КАМАЗа.
Им не надо писать. Они любят картинки.
Я буду рационально молчать.
И рационально поступать.
Когда КАМАЗ приедет ко мне за налогами.
Когда КАМАЗ приедет ко мне за возвратом кредитной линии в большой зеленой копилке.
Когда КАМАЗ будет возмущенно бибикать и не понимать, почему ради Тебя 5-летней я готов был снять последнюю рубаху.
А той кукле с акцентом, которую он будет мне за Тебя выдавать я и куска хлеба не подам.
Мы с Тобой еще встретимся.
А пока.
Лучшее, что я могу Тебе пообещать — стать рациональным.
Настолько, насколько могу.
В память о Тебе.