Сегодня «идеологическая война» не имеет ничего общего с противостоянием двух систем: социализма и капитализма. Речь идет о наборе технологий и спецопераций гибридного типа, получившего название «парадигмальная война». Борьба за смыслы, идентичность, историю становится важнее, чем танки и джавелины. «Война за право называть, давать свои имена событиям и явлениям — наивысшая форма войны». Если ты владеешь этим методом, то ты недосягаем для твоего врага и исход войны предрешен.
АВТОРИТАРНЫЙ ПОСТМОДЕРНИЗМ СУРКОВА
Главной жертвой парадигмальной войны является правда в ее экзистенциональном проявлении. Петр Померанцев цитирует Глеба Павловского, говорившего: «Главное различие между пропагандой в СССР и новой России состоит в том, что… в советское время концепция правды имела значение. Даже когда врали, старались сделать вид, что говорят „правду“. Сегодня никто даже и не пытается доказать, что это „правдa“. Можно говорить все, что угодно. Создавать реальности».
Мне кажется, что первым это понял и пророчески описал гиперреальность симулякров еще в 1999 году является российский писатель Виктор Пелевин в романе «Generation П».
Петр Померанцев, в статье «Распутин Путина» («Putin"s Rasputin"), опубликованной в "The London Review of Books" от 20 октября 2011 года, определяет сурковский идеологический конструкт как гибрид постмодернизма и авторитаризма. По его мнению, с постмодернизмом произошло то же самое, что и с социализмом в начале ХХ века, — "Россия усвоила модную и как бы освободительную идеологию социализма, превратив ее в орудие угнетения".
Ключевая роль в становлении этого конструкта Померанцев отводит идеологу "долгого путинизма" — Владиславу Суркову.
"Сурков любит обращаться к новым постмодернистским текстам, – пишет Померанцев. — Кризис метанарративов, невозможность правды, симуляция и симулякры… Гений Суркова состоит в том, чтобы разрывать привычные ассоциативные цепи, поженить авторитаризм и современное искусство, использовать правозащитный язык для оправдания тирании, форматировать и переформатировать демократический капитализм до тех пор, пока он не превратится в собственную противоположность".
Собственно, Сурков задал тренд на "постмодернный авторитаризм", который мы находим у Дугина, Переслегина, Вайно, Денисовых и пр.
ПАРАДИГМАЛЬНОЕ ОРУЖИЕ
Само определение "парадигмальной войны" в российской литературе впервые появилось в книге Александра Дугина "Философия политики" в 2004 году. Он им обозначал новый тип идеологического конфликта между Россией и Западом. Тогда Дугин апеллировал к классику геополитики Хэлфорду Макиндеру, который считал, что все евразийское пространство, от Западной Европы до Дальнего Востока является ареной невидимой "парадигмальной битвы" внутренних импульсов "суши" и внешних импульсов "моря". Уже в указанной книге Дугин не отрицал, что заимствует часть своих построений из постмодернизма, правда вольно обходится с их трактовкой…
Марк Липовецкий считает, что формулировки Дугина, как, например: "удачливым в постмодерне является тот, кто тоньше надует и злее посмеется"; "в постмодерне нет и не может быть философии"; "постмодерн — конец модерна, значит, конец науки" и т.п.. – это "онтологизирование" представления о постмодерне.
При этом, сам Дугин провозглашает задачу постмодернную "революцию возглавить и направить в другую сторону… выстроить непротиворечивую стратегию в условиях постмодерна". Дугин называет эту стратегию "консервативно-революционной", с характерной для циника ловкостью сглаживая очевидные противоречия.
В любом случае, уже с 2005/2006 гг постмодернистская версия "парадигмальной войны" стала предметом всяческих научных и не очень изысканий в России.
Так, в 2006-7 гг на разработку тематики "парадигмальных войн" был выделен первый грант президента Российской Федерации (грант МК-6378.2008.6.). В его обосновании целью признана "концептуализация тематики конфликтов идентичности и парадигмальных войн в интересах обеспечения национальной безопасности РФ". Грант получил тогда исследователь из Ставропольского государственного университета Максим Попов.
Позже тематика "парадигмальных войн" получила статус "фундаментальных научных исследований" в программах работ Российского института стратегических исследований при президенте РФ.
Кстати, автор этих строк одним из первых информировал руководство СНБОУ в 2007 году о подобных "исследованиях" научно-разведывательных организаций РФ. Однако, там посчитали, что подобные вещи – "не на часи"…
Еще одним персонажем, приложившим руку к концептуализации парадигмальной войны, является нынешний глава Администрации президента РФ Антон Вайно.
Виталий Куренной писал , что работы Вайно можно рассматривать как прошедшую в свое время незаметно для публики часть волны публикаций, спровоцированных утопическим призывом Владислава Суркова. Фигурирующие в них ключевые понятия, воинственная устремленность в будущее и вселенский размах замыслов заслуженно ставят эти публикации в ряд с тогдашним многотомным опусом "Проект Россия" и трудом под названием "Войны креатива".
Куренной вообще не щадит Вайно. По его словам, рассуждения главы АП президента РФ об управлении метафизическими "субстанциями" пространства, времени и жизни "с помощью "протоколов", "правил игры", которые формирует "элита", она же "superкласс"", представляют собой пародийно воспроизведенную "философию "постмодернизма" местного разлива".
В 2011 году Антон Вайно в соавторстве с Антоном Кобяковым и Виктором Сараевым в журнале "Экономические стратегии" опубликовали статью под названием "Код рынка", где был изложен своеобразный взгляд на историю как игру в конструирование смыслов.
Эта тема Вайно была продолжена в статье "Капитализация будущего" в журнале "Вопросы Экономики и права" за апрель 2012 года. В данной работе мы находим "замечательное" утверждение, что "нет никаких способов доказать, т.е. обосновать логически, что столь привычный нам окружающий мир — знакомый нам зрительно, на слух и на ощупь — существует реально, а не только в нашем воображении.
Точно так же нет абсолютно никаких способов непосредственно сравнить наши ощущения, которые являются сутью нашего субъективного мировоззрения". А раз так, то мир можно проектировать посредством волевых действий и алгоритмов.
В книге же "Образ Победы" появилось "классическое" утверждение о том, что "война за право называть, давать свои имена событиям и явлениям – наивысшая форма войны"…
Вайно и его соавторы писали, что "образ мира включает в себя образ жизни, образ власти, образ пространства и времени, образ кода рынка, образ игры и ее правил. Смысл жизни, ее суть проявляются в образах — явленных вне времени и вне пространства. Образа формируют образы, форма которых представлена в пространстве и во времени. Форма образов, сохраняющих суть, может трансформироваться в пространстве и во времени.
Форма, потерявшая смысл, резко падает в доверии и в цене. Кризис наступает в момент потери смысла образом. Образы проецируются на различные формы проявления человеческой жизни в виде парадигм, образцов, примеров, бизнес-кейсов и правил игры. История — это линия смысла,отражающая изменение формы, в которой были заложены смыслы".
Снова-таки, на первый взгляд псевдонаучный поток сознания, как и анонсированный Вайно и Ко НООСКОП –«прибор, сканирующий ноосферу, для измерения пространственно-временных изменений ареала жизни". Но уже к 2012 году "война за право давать свои имена событиям и явлениям", как метавойна / семантическая война («уровень, который и не снился Наполеону") – становится центром российской государственной политики национальной памяти.
Свой вклад в дело создания инструментария идеологической войны Кремля с Западом сделал и Сергей Переслегин (Группа "Конструирование будущего") с его "историческим рефреймингом", который делает историю "абсолютным оружием, которое вычеркивает противника из реальности: вместо очередного поколения противника рождается поколение, которое принадлежит той стране, которой удалось приватизировать исторический процесс". Речь идет о книге группы Переслегина — "Сумма стратегии" 2013 года.
В 2014 году, в начале горячей фазы войны на Донбассе, Александр Денисов и Елена Денисова предложили отбросить "политкорректный" дискурс, и признать, что целью информационной / парадигмальной войны является полная или частичная десоциализация субъекта-мишени (читай Украины и украинства). Десоциализация проявляется, в частности, в полном или частичном, временном (обратимом) или необратимом остракизме субъекта-мишени (изоляции).
В развитом варианте такой остракизм (десоциализация) предоставляет политически приемлемый вариант, например, для его последующей физической ликвидации или использования правовых форм насилия/террора при полном одобрении со стороны общества (мирового сообщества). Играя, провести геноцид и ликвидировать целое государство, незаметно и под общее одобрение.
Георгий Почепцов считает, что все эти цитаты и интерес к определенным проблемам создают у нас ощущение, что сквозь них прочитывается и описание того, что есть гибридная война, маскируемая здесь под словом "игра". По крайней мере, это намного ближе, чем просто одиночное употребление понятия нелинейной войны у Суркова.
ПРАКТИЧЕСКОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ
В представлении окружения Путина, предметом "парадигмальной войны" (этот термин больше прижился, чем "семантические войны" и "исторический рефрейминг"), является определенное устойчивое и недостаточно рационализированное восприятия действительности.
Особенно благодатным полем развертывания парадигмальных конфликтов является история, которая открывает возможность для широких интерпретаций и реинтерпретации тех или иных событий для достижения каких-либо политических целей.
Следовательно, "задачей парадигмальных конфликтов является выдвижение альтернативных проектов национализма в сфере коллективной безопасности и строительства посттрадиционных идентичностей".
На практике это проявляется в создании информационного хаоса, изменения восприятия тех или иных процессов "не элитными" группами этнических и политических сообществ. Для этих целей используются как "традиционные" методы воздействия на массы (недостаточно эффективны сегодня), так и новые информационные технологии разъединения и столкновения социальных факторов.
Нужно сформировать "белый-черно-белый формат": расщепить сознание человека на противоположности "враг-друг", отвлекая тем самым от конструктивных соображений.
Украина это все на себе ощутила в 2013 – 2014 гг. Как говорится, по полной…
Постмайданная Украина рассматривается Москвой как идеологический оппонент, поэтому к нему применимы инструментарий идеологической/парадигмальной войны.
Соответственно, трактовка официальным Киевом тех или иных событий истории воспринимается Москвой как идеологический проект, направленный на легитимацию существующего («прозападного" в представлении российской стороны) политического режима. И с этим идеологическим проектом необходимо всячески бороться.
Сама история тут не при чём. Это ведь игра, где смыслы и исторические факты всего лишь симулякры…
Именно так следует рассматривать и статью Владимира Путина "Об историческом единстве русских и украинцев".Это не научно-политическая статья на историческую тему. Путин выступил с доктринальным манифестом в контексте парадигмального конфликта, как он себе его представляет, в духе авторитарного постмодернизма. История в ней играет роль паттернов российской пропаганды.
В этом контексте нас должны интересовать исключительно практические последствия манифеста.
Как правильно говорит Кость Бондаренко – нам нужно готовиться к геополитическим потрясениям. Которые возможны уже в ближайшей перспективе.
Готовиться к новой войне.
Не разговоры разговаривать о "кластерах" и амнистиях террористов, а перестраивать экономику, Военную организацию под цели обороны. Говорить народу правду, что война надолго. Создавать систему противодействия гибридным и прямым угрозам безопасности.
Продолжение следует…
