О ШТАЙНМАЙЕРЕ, СМЫСЛАХ И ГРАНИЦАХ

Подпись Украины под «формулой Штайнмайера» ставит перед нами вопросы: что делать с Минскими соглашениями? Что на самом деле написано в законе, приобретшем народное название «об особом статусе» и почему это написано именно так? Раньше все эти вопросы постоянно отодвигались под предлогом «не на часі» и даже с формулировкой «не подыгрывайте Кремлю!» Ведь этот документ бесконечно назывался всеми сторонами, вовлеченными в урегулирование — «безальтернативной основой для завершения конфликта».

Сама по себе «формула Штайнмайера» – это фиксация очередности проведения местных выборов на ныне оккупированных территориях востока Украины и вступления в силу «закона об особом статусе».

Но в данном случае главная роль остается за контекстом, в который встраивается эта конструкция: российская сторона настаивает, что письменная фиксация «формулы Штайнмайера» — это условие для разведения сил и средств по Рамочному решению ТКГ от 2016 года в Золотом, Петровском и Станице Луганской, и проведения саммита нормандской четверки.

Руководство Украины, в свою очередь, отказывается от формирования фона для дискуссии о выборах в ОРДЛО, предпочитая плестись в навязанном россиянами дискурсе. Ведь если бы новая украинская власть владела контекстом уже существующих документов, мы бы в принципе не могли прийти к той ситуации, в которой оказались сегодня.

Какие бы то ни было обязательства по обсуждению порядка проведения местных выборов в ОРДЛО никак не связаны с предполагаемой встречей в нормандском формате: согласно тексту Комплекса мер по выполнению Минских соглашений, диалог о модальности проведения местных выборов может быть начат только после:

— всеобъемлющего прекращения огня;

— отвода всех тяжелых вооружений обеими сторонами;

— обеспечения эффективного мониторинга и верификации режима прекращения огня со стороны ОБСЕ.

Аналогична и ситуация с отводом сил и средств от трех обозначенных населенных пунктов: для того, чтобы диалог об отводе был начат, необходимо обеспечить неделю подтвержденного режима тишины. Ни для участка Богдановка-Петровское, ни для Золотого ситуация и близко не соответствует описанной в документах: едва ли не через день официальная сводка ООС фиксирует обстрелы на этих направлениях.

Отвод сил и средств на мосту в Станице Луганской остается крайне болезненной темой: несмотря на бесконечные рапорты президента Зеленского об успехе этой мирной инициативы, на мосту, в зоне, которая должна становиться по итогу разведения демилитаризованной, по-прежнему находится незаконное сооружение боевиков.

Отговорки оккупационных администраций, подконтрольных России, что это «кунг СЦКК», представителям которого разрешено находится в зоне отвода, не выдерживают никакой критики: стороны боевиков в Совместном центре контроля и координации не существует и никогда не существовало. В СЦКК входили офицеры Украины и РФ – вплоть до демарша россиян в конце 2017 года.

По сути, сейчас мы видим все те же заслоны из формулировок, вроде «не на часі», «важкі, але необхідні компроміси заради миру», и даже «про формулу Штайнмайєра…а коли повернуться наші хлопці, це Вам не важливо» в исполнении президента, вместо серьезного и обстоятельного разговора о перспективах «безальтернативных Минских соглашениях» и «особом статусе».

Пора честно признать: сама по себе рамка в виде Минска-2 вовсе не выгодна Украине. В тексте этого документа содержатся тезисы, являющиеся бомбой замедленного действия, как то пункт 5 – об амнистии, «посредством введения в силу закона, запрещающего преследование и наказание лиц в связи с событиями, имевшими место в отдельных районах Донецкой и Луганской областей Украины„, или пункт 9 – «восстановление полного контроля над государственной границей со стороны правительства Украины во всей зоне конфликта, которое должно начаться в первый день после местных выборов и завершиться после всеобъемлющего политического урегулирования».

Это признание никак не сможет даться украинским властям легко – после четырех лет навязывания тезиса о «безальтернативности» соглашений, и повторения мантр вроде «этот документ никто никогда не собирался выполнять, мы должны были просто выиграть время».

Безусловно, выиграть время в момент подписания Комплекса мер было необходимо: велись ожесточенные боевые действия в Дебальцеве. Но столь же необходимо было за все эти годы и предельно четко сформулировать для чего именно мы выигрываем время. И как именно мы читаем этот текст в переговорах с Россией, которая интерпретирует выгодные себе пункты, содержащие политическую часть, исключительно по букве, а часть безопасности просто пропускает – очевидно, за ненадобностью.

Именно поэтому на дипломатическом уровне основное сражение должно вестись не за какую бы то ни было «чудодейственную встречу», где «самый выдающийся лидер современности», по версии Андрея Ермака, объяснит Путину то, чего никто не мог до него, а за интерпретацию ключевых концептов и последовательности шагов.

Главным элементом во всей этой конструкции было и остается общеупотребимое понятие «особый статус». Во время своего выступления, которое очень трудно назвать полноценным брифингом, Зеленский сообщил, что после 31.12.2019 Украина получит новый закон об особом статусе ОРДЛО. Но «особый» – не значит по умолчанию «более мягкий». И именно Украина должна составить синонимический ряд к этому слову выгодным себе образом. В истории наших соседей есть похожий сюжет. И если Зеленский заинтересован в таком варианте — мы можем и подсказать, что делать.

Термин «амнистия», содержавшийся как в тексте Минских соглашений, так и в Законе Украины «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей Украины», не равняется прощению и уж тем более — всепрощению.

Участники незаконных вооруженных формирований обязаны быть судимы за коллаборацию. Риторика, сводящаяся к «этот человек просто стоял на блокпосту и ни в кого никогда не стрелял, потому его нельзя судить», в условиях, когда полноценного доступа ко всем оккупированным территориям не имеет ни одна международная организация (в том числе и ОБСЕ, представителей которой то и дело не допускают на те или иные участки ОРДЛО) фактически равняется лоббированию полномасштабного прощения для боевиков.

Здесь нет и не должно быть места для манипуляций: речь не идет о гражданских лицах, сотрудничавших с оккупационной администрацией. Ужасы, описываемые пропагандистскими СМИ о «сроках учительницам, преподававших детям Донбасса русский язык», должны быть купированными четко выписанными определениями коллаборации, и – главное – завершенной судебной реформой. Завершенной на деле, а не только на словах в «парадных» интервью первых лиц государства.

Еще одно устойчивое выражение, которое пора наполнить конкретными смыслами – те самые «красные линии», которые бесконечно упоминаются командой, непосредственно вовлеченной в процесс урегулирования.

И это наполнение не должно быть спущено сверху: рапорта об успехах в смыслотворчестве будет откровенно мало.

Стране нужна широкомасштабная внутренняя дискуссия о смыслах и границах.

И это не должен быть «референдум», очередная «фишечка» из серии «государство в смартфоне», вроде «проголосуйте в президентском телеграм-канале – можно ли пустить вчерашних боевиков во власть на местах?». Это должен быть полноценный экспертный диалог – с подробным разъяснением позиций, в спокойном тоне (как бы это ни было тяжело) и готовностью отвечать на любые вопросы, поставленные украинским обществом.

Виталий КУЛИК, Мария КУЧЕРЕНКО, Центр исследований проблем гражданского общества

Источник: Хвиля