Всем известно, что антрацит на контролируемой территории Украины не добывается. Все знают, что львиная доля антрацитового импорта поступает из Российской Федерации. Все говорят о переходе антрацитовых ТЭС на отечественный уголь марки Г как способ борьбы с российской энергетикой зависимостью. Впрочем, четкой позиции государства по этому вопросу как не было, так и нет.

С начала официальной блокады оккупированных Россией территорий Донбасса, с марта по декабрь 2017 г 3,2 млн тонн (75%) угля марки А (антрацит) для украинских ТЭС и ТЭЦ было завезено из России. Таким образом, украинские потребители электроэнергии профинансировали экономику страны-агрессора на сотни миллионов долларов. В этом году объем российского угольного импорта может еще увеличиться, ведь в первом квартале 2017 года генкомпании успели завезти 1,7 млн тонн антрацита из шахт Донбасса, после блокады этот ресурс недоступен.

Впрочем, проблема не только экономическая — в Кремле хорошо научились использовать зависимость стран от российских энергоносителей. Искусственный дефицит угля марки А уже приводил к чрезвычайному положению в электроэнергетике в 2014-2015 гг. с применением веерных отключений.

Распиаренный импорт антрацита из ЮАР и США проблему не решает, поскольку также выгоден РФ — мировой рынок антрацита ограничен (антрацит в мире используется в основном для нужд металлургии) и доминируют на нем русские. В первом полугодии 2017 г. по данным международной аналитической компании IHS Markit мировой экспорт антрацита в мире составил 10,6 млн т. (+ 9% к аналогичному периоду 2016 года), в том числе поставки из РФ выросли на 29% (или + 1,8 млн т.) до 8,2 млн т. Иными словами — круг потребителей и поставщиков антрацита ограничено, а в его поставках доминируют российские экспортеры. Если Украина забирает с рынка определенные объемы угля, то это открывает россиянам новые возможности для сбыта.

Ситуация в чем-то аналогична импортируемому из Европы «нероссийскому газу». Да, он поступает не по прямому контракту с «Газпромом». Да, в импортируемом миксе есть часть норвежского, алжирского и катарского голубого топлива, но по меньшей мере треть имеет именно российское происхождение.

Поэтому в угле, как и в газе, государственная энергетическая стратегия должна концентрироваться не только и не столько на географической диверсификации импорта, как на уменьшении зависимости энергетики от внешних источников. А это достигается одним лишь способом — обеспечением потребностей энергетики энергоресурсами собственной добычи.

Это понимают даже за океаном. В отчете по энергетической безопасности Украины, который был представлен в рамках имплементации Закона о противодействии противникам США с помощью санкций (подписан Дональдом Трампом в августе 2017 года), прямо указывается — «Украина должна переводить антрацитовые ТЭС на газовые угли для того, чтобы избавиться от зависимости от антрацита, который традиционно поставлялся из Донбасса (в настоящее время контролируется сепаратистами)».

Неконгруэнтность (простите за психиатрический термин) государственной политики в области энергетической безопасности четко проявляется при анализе энергетического баланса на 2018 год. По прогнозу Министерства энергетики и угольной промышленности Украины, государственные и частные угледобывающие предприятия должны добыть уголь значительно больше, чем генерирующие компании смогут их употребить. А могут добывать еще больше, ведь формула рыночного ценообразования на ископаемый уголь, как бы к ней ни относились, делает угледобычу выгодным делом.

Вот только, продать никому не смогут, ведь процесс перевода антрацитовых блоков на отечественный уголь марки Г происходит слишком медленно. К примеру, — зачем акционерам «Донбассэнерго» тратить деньги на перевод Славянской ТЭС на украинский уголь, если установленный для нее тариф позволяет прекрасно зарабатывать на импортируемый из России антрацит? Сейчас «Донбассэнерго» — ключевой импортер российского антрацита. Не хочется прибегать к конспирологии, но в СМИ неоднократно описывалась связь этой компании с семьей Януковича, есть и подозрения СБУ в отношении поставщиков. Все это наталкивают на мысль о том, что такая бизнес-логика соответствует скорее российским, чем украинским интересам.

Конечно, мне могут сказать, что «Донбассэнерго» анонсировал строительство для потребления марки Г двух небольших новых блоков, которые будут введены в эксплуатацию в 2022 и 2023 годах. Однако, здесь сразу возникает подозрение — не является ли это просто отвлекающим PR-шагом для обоснования импорта антрацита на ближайшую пятилетку? И вообще, как это согласуется с декларируемыми министром энергетики Игорем Насаликом предельным сроком отказа украинских ТЭС от антрацита до конца 2019?

Все выше написанное прямо относится и к другим представителям угольной генерации — государственного (пока) «Центрэнерго» и ДТЭК Рината Ахметова. В отличие от «Донбассэнерго», они начали переводить некоторые блоки, но будет ли этот процесс продлен зависит только от того, насколько государство будет последовательно в реализации задекларированной энергетической стратегии.

Пока выглядит так, что никаких стимулов для форсирования перехода на украинский уголь власть не устанавливает. Еще в сентябре 2017 Совет ОРЭ (оптового рынка электроэнергии) утвердила проект изменений в правила рынка, согласно которому устанавливается приоритет блоков ТЭС работающих на угле марки Г по отношению к блокам, работающих на антраците. Это бы заставило владельцев генерирующих компаний наперебой переводить блоки из антрацита на украинский уголь. Впрочем, решение где-то потерялось в дебрях бюрократической машины ...

Чем ближе к выборам, тем больше патриотических речей по поводу энергетической независимости мы услышим. И в пафосных официальных пресс-мероприятиях чиновников и в пламенных речах оппозиционеров. Но правда в том, что как и сейчас, в избирательном 2019 году эти речи будут произноситься под грохот эшелонов с российским антрацитом, которые будут вести топливо в сторону украинских электростанции ...