Хочу написать о наибольшем своём откровении детства.
Начну с того, что я была обычной такой девочкой, без больших голубых глаз, белоснежных носочков и упругих локонов, цвета спелой соломы.
Ну т.е. все мои карандаши были погрызаны, тетрадки покаляканы, ранец забит огрызками яблок, и дневник был больше красным исписан, чем синим.
А в карманах я хранила рыжих волосатых гусениц с каштанов, для запугивания одноклассниц. Если втихаря положить гусеницу на голову впереди сидящей девочки, урок перестанет быть нудным.
На любой коллективной школьной фотке обязательно есть такое недоразумение, которое забыло надеть белый фартук, а все другие девочки не забыли. У него коленки в зелёнке, тоскующий взгляд и как зря завязанный бант сполз на лоб.
Но меня всё это ваще не парило. Я же не осознавала своё несовершенство.
А потом в класс пришла новенькая.
Она была прекрасна вся.
Её даже звали прекрасно- Инга. И ни в какую «танюху» её имя не переделывалось…
Инга была дочерью кочующего офицера савецкой армии. Мимолётным виденьем.
Она пришла, расплющила наше бытие и ушла в закат…
Ну во-первых у неё был фартук из фатина, с крылышками. Из ФАТИНА блин.
Прозрачная такая штука, совершенно небесного происхождения, её можно было даже съесть, наверное.
Ещё и с крылушками…
Мой дурацкий, шерстяной, прекосоёбленный вечно фартук стал каким-то непривычно мерзким. Просто вызывающе мерзким на фоне этих фатиновых крылушек, привезённых из сказочной страны- Прибалтики.
Во-вторых, Инга была красива. Ну вот классически красивый ребёнок. И коленки у неё были розовые и банты не сползали никуда…Остальные односклассницы сразу стали страшными, а я лично для себя- ваще каким-то одороблом…
В-третьих, её тетрадки были идеальны, обложки тетрадок кристально чисты, пенальчик всегда лежал параллельно тетрадкам, и Ингины карандаши никто не грыз почему—то.
И почерк. О, у неё был совершенно офигенный почерк. Узенький, вытянутый в высоту, весь такой изысканный как белые резиновые сапоги.
Я брезгливо смотрела на свои круглые, низенькие и кривые буковки, и мне хотелось отгрызть себе руки за вот это вот всё…
Да, я пыталась писать вот также, вытянуто и узенько. По итогу вышло нечитаемое говно и мама велела не выпендриваться.
Ну и в-последних, у Инги были всякие такие клёвые штуки, совершенно нереальные для мариупольских пионеров, которых в школу собирали в Детском Мире.
Цветная ДВУСТОРОННЯЯ бумага. Обложки на книги не из старых обоев, а специальные такие. Для книг. У неё был пенал на кнопке, дадада, и белые кеды, и в штанах для физры не отвисали коленки.
А ещё Инга была счастливой обладательницей тёрки в виде синего жопастого бегемотика. Бегемотика, Карл!
Боже мой, мы ж даже не знали, что в этом большом бушующем мире существуют тёрки в виде бегемотиков…
Вот теперь представили, как пошатнулось наше бытие? Я даже у папы спрашивала, почему он не военный, за что мне это всё?
Спустя время эта богиня почему-то прониклась ко мне симпатией.
Меня даже приглашали в гости, на пирожные. И я, как приличная девочка, не ковыряла в носу и даже выпустила на волю всех гусениц во избежание искушения.
И мне подарили БЕГЕМОТИКА.
О да, зависть одноклассниц была наглядна и вопиюща.
А я, приближенная к божественному, стала горда и пыхата. Мне было трудно, но я старалась.
Но. Некая Морозова, сука я вам скажу редкая, этого самого бегемотика с3,14здила. И движимая какими-то своими идеями о вселенской справедливости, разрезала его лезвием пополам и вернула мне половину.
Сжимая в руках жопу бегемотика и клокоча внутри, Таня включила режим берсеркера и решила Морозову натурально убить.
С учетом, что даже в прыжке я до морды этой наглой достала бы очень вряд ли. Она была рослая. А я- мелкий концентрированный дрыщ.
Подружайка Йулька резонно заметила, что убивать Морозову в школе некомильфо и палево. Поэтому я повела эту крысу в заброшенный детский садик для расправы. Морозова шла следом молча, понимая и принимая ту расплату.
В садике я била Морозову как умела, она терпеливо собирала 3,14здюля и даже не нажаловалась никому по своей всегдашней привычке.
А потом, вернувшись в школу, я рыдала в углу, как девчонка, всхлипывала и ненавидела весь белый свет.
Недосягаемая Инга, жопа бегемотика, вялая некайфная драка с этой унылой лошадью…Всё было беспросветно.
Меня нашёл мой кореш, Виталька Ухо.
Он тынялся вокруг, не умея выяснить, что это Танька не Танька, а какое-то чертешо опухшее.
Задыхаясь соплями, я сама вывалила на Витальку все свои горести и беды. И про бегемотика, и про Морозову и про богиню Ингу.
И Виталька парой слов порвал мои шаблоны к херам. На многие многие годы.
Он сказал:
- тю. Она ж конопатая…
И я по сей день точно знаю, что любая богиня кому-то – конопатая).
