Подход «кто не с нами – то против нас» неоднократно приводил к краху зарождающуюся украинскую государственность. По-хорошему, то последним настоящим государственником был Ярема Вишневецкий, а остальные из ТОП-20 постоянно против чего-то боролись. А то, за что они боролись, наталкивает на определенные размышления.
Не секрет, что в основе проекта, который поддержали молодые радикальные националисты лежало государство вождистское, корпоративное (с фашистским принципом представительной власти), с диктатурой одной расово правильной идеологии и ограничениями в правах наций нетитульных. Да, если относиться к идее самостоятельного государства относиться как к фетишу – «любое, лишь бы национальное» — то, до поры до времени, на это можно смотреть спустя сквозь пальцы. Один из комментаторов заметил: «А что ты типа хочешь? Националистическая диктатура по лекалам Салазара или того же Павелича – это для 40-50 годов прошлого века вполне норм».
С этим тяжело поспорить, т.к. для того времени это было и действительно норм. Однако, в ХХI веке извлечение из гроба этого покойника выглядит несколько странным. Ибо кто из нас теперешних хотел бы жить в авторитарном государстве с диктатом одной партии, засильем одной идеологии и с великим вождем во главе? Надеюсь, что даже если не по идейным убеждениям, то исключительно по вопросам личного комфорта украинцы хотят жить в современной демократической стране. И предположим, что заядлые сторонники господства «белой расы» в широком смысле этого слова – группка маленькая, маргинальная и неприметная, достойная лулзов и прочих насмешек. Остальные же все таки ориентируются на устоявшиеся демократичные общества условного Запада.
Но почему все-таки украинская историческая политика так и тянется поддержать именно те движения и формации из прошлого, которые, мягко говоря, были тоталитарными, авторитарными и исповедовали тактику революционного террора? У меня складывается, например, впечатление, что создатели актуальной политики памяти в Украине в своей жизни ограничились чтением программных документов УВО и ОУН, а также трудами теоретиков украинского интегрального национализма. Названному перечню можно разве еще добавить пропагандистские брошюры и воспоминания деятелей этого же крыла. Что, по моему мнению, говорит в пользу этого предположения? Доказательства лежат прямо на поверхности.
Начнем с того, что в публикациях, особенно выставках, подготовленных Украинским институтом национальной памяти, почти не уделяется внимание мирным и неконфликтным периодам нашей истории. В том самом законе о правильных героях, которых следует чтить, вспоминаются только те силы, в среде которых обязательно были борьба и насилие. Периоды европейских реформ и парламентаризм, которым обязана своим существованием современная украинская нация, для молодых историков не существует. Как нет и мирных периодов «органического труда». В конце концов, даже не всякая борьба в них подпадает под это определение. И тут появляется стойкое ощущение дежавю. Именно из таких оценок и подходов начинали молодые галицкие радикальные националисты.
Молодежное радикальное националистическое крыло появилось в бывшей Галичине из-за разочарования от поражения в государственном строительстве. Молодые люди объединились в Украинскую военную организацию (кстати, внесенную в героический перечень упомянутого закона). Здесь особо стоит подчеркнуть слово «военную», поскольку молодые и отчаянные военные сразу задекларировали, что их основным методом будет вооруженная борьба. Мало того, они подвергли полном остракизму предыдущий период украинской истории, считая, что парламентскими методами добиться государственной независимости — невозможно. Так в истории Украины появилась организация, которая исповедовала тактику вооруженного революционного террора. Причем этот террор направлялся не только против «внешних» врагов (пишу это слово в кавычках, потому что определяла, кто враг, а кто нет, кучка идейно зацикленных деятелей), но и против «внутренних».
Не имея конкретной программы на перспективу и не представляя того, как достичь своей цели, молодые боевики стали организовывать саботаж, совершать нападения на польских государственных деятелей, а главное — они убили украинца Сидора Твердохлиба за то, что он посмел баллотироваться в польский сейм. Террор против легальных украинских политических партий во время выборов в сейм 1922 чрезвычайно ослаблял именно украинцев. Помогал польским шовинистическим политикам вытеснять украинцев на обочину политической жизни. Здесь, как ни странно, интересы двух антагонистических националистических лагерей совпадали: одни хотели избавиться огромного национального меньшинства (ендеция), а другие грезили эфемерной националистической революцией, на которую должны подняться все без исключения украинцы, чтобы смести враждебное господство. Идея националистической революции могла теоретически сработать только тогда, если бы все без исключения украинцы мобилизовались на эту борьбу.
Теоретически — да. Но практически эта идея была нереализуемой. Люди, измученные Первой мировой и Украинской-польской войнами на западе Украины, хотели передышки. Хотели покоя. Хотели жить мирной жизнью: обогащаться, делать карьеру. И особой привязки к ЗУНР не слишком чувствовали, поскольку украинская государственность была кратковременной и еще и военной. Понятно, что потеря была горькой, а новая польская власть — часто пренебрежительной и шовинистической. Украинцы проиграли войну полякам. Поляки отменили все автономные права и демократические процедуры, которыми наслаждались разные нации в государстве Габсбургов. Но еще больший вред наносила разрозненность среди украинцев.
Лидер УНР Симон Петлюра «пожертвовал» Западной Волынью и Восточной Галицией в пользу Польши, заключая сепаратный от галичан союз с Юзефом Пилсудским. Украинские правительства в изгнании грызлись между собой и искали тактических союзников среди врагов друг друга. А УВО грезила национальной революцией ...
Но самое интересное, что острие своего террора УВО направила не только против оккупационной в их понимании польской власти, но и против тех украинцев, которые пытались отстаивать свои национальные права политическими, парламентскими методами. Против тех украинцев и поляков, которые выступали за нормализацию и примирение. Вырисовывается такая картина, УВО, а позже ее правопреемница ОУН, всеми силами старались не допустить улучшения жизни украинцев и убивали всех поляков и украинцев, желающих вывести из тупика украинско-польские отношения. Поскольку положительное изменение политики польского государства означало бы потерю той, что греха таить, маргинальной политической силой опоры среди украинцев. Дошло до абсурда, когда едва не главным лозунгом у радикальных украинских националистов стал тезис: «чем хуже — тем лучше». Чем хуже жилось бы украинцам в Польше, тем быстрее, по мнению национальных радикалов, они созрели бы к националистической революции.
Покушения, убийства, грабежи, саботаж и террор, которые применили националистические боевики, тут же возвращались террором со стороны польского государства против украинского населения. Таким образом радикальная молодежь просто науськивала и без того неблагосклонных поляков на мирных украинцев, которых члены УВО-ОУН считали «хрунями». А «гречкосеев» и «свинопасов» тоталитарным елитаристам никогда не было жалко. Одни считали их перегноем для настоящих героев, другие придерживались принципа «бабы еще нарожают».
Что тут скажешь? Поэтому еще раз стоит повторить: если бы история УВО-ОУН была просто описана в исторических учебниках как один из многих эпизодов, то в этом не было бы ничего плохого. Но ... Современные создатели памяти явочно (через государственный закон) обязывают нас любить и уважать этих националистических героев. Мало того, этих героев раздувают до общенационального масштаба, по которым меркнут те, кто больше присоединился к развитию украинской национальной жизни.
Мораль – никто никуда не придет и никакого порядка не наведет, ибо все они померли уже и идеи ихние с ними.