Распад Золотой Орды в 1460-80-ых годах на некоторое время сделал Крым и Кремль союзниками в противостоянии с великими ханами, мечтающими о возрождении былого могущества. Тогда же впервые крымские Гераи оказались на службе в Московском княжестве. Но и после превращения приятелей в смертельных врагов в 1520-ых годах родственники крымских ханов пребывали при дворе русских царей. Чего же искали в Московии выходцы с полуострова и оправдались ли их ожидания?
Часть 2
Начало здесь.
Впервые опубликовано на Крым.Реалии в 2019 году.
Витязь на распутье
Военные приготовления начались 5 февраля 1587 года, когда «велел государь сказать службу, быть в плавной на Волге воеводам по полком по росписи для Астрахани», а 12 февраля Мураду Гераю послали с курьером грамоту, по которой царевичу с ратными людьми следовало быть наготове и ждать распоряжений московского государя. Одновременно воеводе Михаилу Вельяминову приказали строить в Астрахани каменный кремль, а позднее к нему должны были присоединиться князь Федор Троекуров и дьяк Дей Губастов.
Вот только вся эта подготовка велась не для захвата полуострова, а для похода на Речь Посполитую, к каковому предполагалось привлечь ногайских татар, волжских, яицких и донских казаков, а также конницу Крымского ханства. Москва всячески убеждала хана Исляма II Герая, что ведет по отношению к нему честную игру и вооружает его конкурента Саадета II не против Крыма. Поход не состоялся из-за смерти польско-литовского короля Стефана Батория, весть о чем в Астрахань послали 28 февраля. Однако армия-то была собрана, да и отношения с Крымом в очередной раз обострились. Зимой того же 1587 года крымские конники во главе с царевичем Фетихом Гераем совершили 20-дневных рейд на Черкессию, в которой укрывался Сафа Герай, но атака получилась провальной – крымцы потерпели поражение, а сам Фетих был ранен.
На этом фоне понятными выглядят переговоры Московского царства со Священной Римской империей о заключении антиосманского союза в апреле 1587 года. Имперского посланца Генриха Гойгеля интересовали вопросы о пребывании Гераев в русском подданстве и об их ближайших целях. Интересен факт признания Москвой стороной Саадета ІІ легитимным ханом и законным наследником отца: «А старого крымского царя Магмет Киреевы дети Саадет-Кирей царь, что был на Крыме после отца своего царем, да Мурат Кирей, что был калга, да Сафа-Кирей царевичи приехали ко государю нашему в службу».
Относительно текущего статуса Мурада, то он было таким: «А царевич Мурат Кирей был у государя нашего на Москве, а ныне он поехал жить в государя нашего отчине в Астрахани. А с ним и крымские князи, и мурзы, и улусные многие люди да с ними… иные многие мурзы ногайские со своими улусами до сорока тысяч, у государя нашего вотчины у Астрахани по крымской стороне, все государю нашему служат».
40 тысяч подданных – причем речь шла о мужчинах без учета женщин и детей – это была серьезная заявка. Даже если бы племянникам-Гераям не удалось сбросить с крымского престола их дядю-Герая, большая орда на Нижней Волге во главе с лояльными Москве ханами – уже немало.
Ну а что касается целей будущих походов, то среди них фигурировали и Кумыкия, и Черкессия, и ногайские земли, и, само собою, «Крымский юрт». В общем: «Куда велит государь ходить и людей своих посылать, коли государь велит им, потому и было все в государевой воле».
Так что совершенно неудивительно, что 4 мая 1587 года в Крыму получили послание из Астрахани от Кошум-мурзы из рода князей Сулешевых, что Саадет ІІ и Мурад Гераи в скором времени собираются в поход на полуостров. В дополнение к их собственным силам из нескольких ногайских мурз с улусами, московский царь Федор Иванович предоставил претендентам 25 000 стрельцов «с огненным боем» да 5 000 донских казаков. И даже если это сообщение было лишь дезинформацией в рамках пропагандистской спецоперации (в этот момент Кошум демонстрировал хану свою «незаменимость» в организации «замирения» с Москвой), оно имело реальные последствия.
Крымский калга Алп Герай и царевич Селямет Герай не стали дожидаться вторжения и нанесли превентивный удар на берега Оки. Правда, поход оказался неудачным – предупрежденные московским послом в Крыму Иваном Судаковым-Мясным береговые воеводы были готовы, а население попряталось по острогам. Крымцам удалось захватить лишь городок Крапивну (в нынешней Тульской области), и к 15 июня им пришлось вернуться домой. Но, несмотря на весьма незначительные военные результаты, политическая цель была достигнута. Московский двор понял «намек» и заверил хана Исляма ІІ, что помогают Мураду не против него, а против других врагов.
Поход «астраханских» Гераев на «крымских» так и не состоялся.
Тайный посол
Не успел Крым перевести дух после ожидавшегося со дня на день, но так и не случившегося вторжения из Астрахани Мурада и Саадета II Гераев, как вокруг полуострова закрутилась новая интрига. 20 июня 1587 года в Стамбул прибыли послы от владыки Большой ногайской орды Урус-бея. Они просили организовать поход на север Каспийского моря, чтобы связать воедино земли османов и ногайцев и вывести последних из-под влияния Москвы.
Единственным препятствием для осуществления плана была занятая русскими Астрахань, но и тут были варианты: город можно было взять штурмом, как это видел османский визирь Пияле-паша, а можно было заполучить без боя, как предполагал еще один наш герой – Гази Герай.
Крымский царевич по прозвищу Буря отличился во время войны с Ираном, в 1581 году попал в плен, шесть лет спустя дерзко бежал и пробился в Стамбул, где воодушевленный султан пообещал сделать его следующим ханом. И вот пока в сентябре 1587 года тому же Пияле-паше дали 4000 янычар и деньги для строительства зимой судов в Кефе (Феодосии) и подготовки запасов для астраханского похода в следующем, 1588 году, Гази задумал дерзкий план.
31 июля 1587 года некто по имени не то Ходжа-бей, не то Казым Тубулдуков прибыл из Стамбула в Ак-Кермен (Белгород-Днестровский), а затем отправился в Азов, минуя Крым. По полуострову понеслись слухи, что это – тайный посол от Гази Герая к его племянникам в Астрахани. Он, судя по всему, имел при себе и фирманы султана, адресованные царевичам. Встревоженный хан Ислям II приказал догнать и перехватить гонца: «Аллаш дувана уганивать Казыя князя и велел Казыя изымати», но безуспешно – тот уже скрылся в астраханских степях.
Что именно содержалось в посланиях Мураду и Саадету II – мы уже точно не узнаем, но можем догадаться. Вероятнее всего, претендующий на трон в Бахчисарае Гази приглашал царевичей присоединиться к походу на Астрахань – то есть сдать город крымско-османской армии, а затем, по обстоятельствам, либо остаться там на царстве, либо вернуться в Крым при его скором правлении. По крайней мере, мы достоверно знаем, что, пребывая в Стамбуле, Гази хотел быть «в соединенье» со своими племянниками против брата Исляма II, который «пустошил юрт».
Что ответил тайному послу Саадет II – навсегда останется тайной. Известно одно – через несколько месяцев, в конце 1587-го или в самом начале 1588 года сорокалетний крымский хан в изгнании был найден мертвым на своем астраханском подворье: «И Божьим судом Саадет-Кирея царя в государя нашего вотчине в Астрахани не стало в его мусульманской вере». Его сын Шахин впоследствии прямо заявлял, что отца погубили русские. Эта версия весьма и весьма вероятна – сколь бы ни был полезен Саадет II в противовес Исляму II в борьбе России с Крымским ханством, риск его союза с османами был слишком высок. Чтобы не допустить и мысли о потери Астрахани, московские воеводы предпочли отравить своего гостя.
Его дядя Ислям II Герай ненадолго пережил соперника и умер в Ак-Кермене во время похода в марте 1588 года.
Братский раскол
Мурад не стал затевать разбирательства по поводу смерти брата – слишком уж под большим подозрением находился он сам. Вместо этого он, по обычаю, взял в жены вдову покойного старшего брата – Ертуган (Ес-Туган), дочь правителя Малой ногайской орды Гази-бея. Останки Саадета были временно захоронены на кладбище при астраханской мечети.
Коренные изменения произошли и в Крыму. Там на престол в апреле 1588 года взошел, как и было обещано, Гази II Герай, а уже 24 мая младший из трех братьев-беглецов, Сафа, торжественно вступил в Бахчисарай во главе «многих ногайских людей». Из бесправного и угрожаемого отовсюду эмигранта он превратился в пасынка нового хана и занял пост нуреддина – третьего человека в иерархии ханства.
30 мая Сафа тайно встретился с московским посланником Иваном Судаковым-Мясным и сказал тому, что никогда не забудет «хлеб» московского государя: «Ни в которых землях добра и чести не наехали, а кроме государя московского царя и великого князя и его жалования и береженья видели и хлеб соль ели». Но одновременно он настойчиво попросил «отпустить» Мурада из Астрахани в Крым.
В августе 1588 года с той же просьбой в Москву прибыл и посол нового хана. Часть послания Гази II была посвящена дальнейшей судьбе «Астраханского юрта племянника нашего Мурад-Кирея царевича». Хан отметил, что ему прекрасно известно, что Мурад был «ласково принят» московским государем после вынужденного ухода из Крыма, а отправление «на Астраханский юрт» осуществлялось по его воле. Хан посоветовал: «Дал бы еси на его волю у тебя у брата нашего похочет жить или к нам ехать», но последнее слово – за русским царем. В декабре в Москву прибыло второе посольство с той же просьбой.
Ханские гонцы побывали и у самого Мурада в Астрахани. Гази II прощал племянника за службу царю и звал его в Крым, обещая, что присвоит ему сан калги. Возможность стать вторым человеком в ханстве милостью правителя была реальнее возможности самому стать первым с помощью русского оружия. Поэтому в ответном письме в Бахчисарай Мурад заявил о своей покорности хану и стал готовиться к скорому отъезду в Крым – для чего, впрочем, нужно было позволение царя.
Российское правительство оказалось в затруднении. С одной стороны, дать Мураду разрешение на выезд означало улучшить отношения с новым крымским ханом, а также избавить себя от новых рисков, исходящих из возможности союза царевича с Турцией. С другой стороны – отъезд «своего» Герая из Астрахани лишал Россию важного рычага влияния на Кавказе. Например, 20 октября 1588 года в Москву прибыли кабардинские послы от своих князей, желавших «бить челом в службу» царю, а организовал это посольство и поддержал прошение именно Мурад. Он же построил и содержал укрепленный «городок» на реке Тереке – самый южный российский форпост. В конце концов, было принято компромиссное решение – и в декабре Мурад Герай уехал из Астрахани, но не в Крым, а в Москву.
Безвыходность
Мурад прибыл в Москву 18 февраля 1589 года, и помимо новой жены Ертуган и ее «сына царевича Кумы-Гирея», с ним прибыли «его царевы Мурат Киреевы Магмет Киреевы карачи да аталыки и князи и мурзы». В Кремле 23 февраля царь Федор Иванович в присутствии высших бояр дал торжественный прием Мураду Гераю, а 28 марта царевич встретился и с уезжающим домой крымским послом Казан-агой (к сожалению, подробности их разговора неизвестны).
Вместе с агой отправился в Крым русский посланник Петр Зиновьев, получивший «наказ» изложить позицию Москвы по «астраханскому вопросу» следующим образом. Ему следовало напомнить, что московский государь «пожаловал царевичей» и «дал из Астрахани многую рать с огненным боем» для похода на Крым, который, якобы, был отменен по получении известия, что «Казы Гирей царь на Крыме учинился царем». Сам же «Мурад-Кирей царевич ныне на Москве», и о его дальнейшей судьбе ничего говорить послу не полагалось. На возможный вопрос хана о том, «государь Астраханью поступится ли турецкому султану или хочет на Астрахани учинит царем Мурат-Кирея царевича», Зиновьеву были даны указания ответить, «что то дело великое, о том не надобно нам говорить». Одно из доверенных лиц Мурада поехало в Крым с Зиновьевым.
После отъезда обоих посольств Мурад вернулся из Москвы в Астрахань. Ему было разрешено вести дипломатические сношения с Крымом, но позволения уехать он так и не получил. Летом и осенью Гази II через гонцов просил царское правительство отпустить его племянника на полуостров, поскольку тот сам выразил такое желание, – но безуспешно. Осенью 1589 года оставшиеся в Москве люди Мурада трижды принимали участие в переговорах с крымскими посольствами.
Весной следующего, 1590 года Мурад Герай побывал в Москве в третий раз – вновь в дипломатических целях. Так, 10 мая он участвовал в церемонии взятия на службу самаркандского царевича Шихима, 13 мая был принят царем, а 21 июля с женой, детьми и слугами отбыл назад в Астрахань, окруженный русскими служилыми людьми. Дал ли ему Федор Иванович разрешение уехать? Скорее всего, русская дипломатия показала чудеса казуистики – в сохранившихся документах очередного посольства в Крым упоминается, что государь «царевичу дал на его волю», оставаться на «астраханском юрте» или уехать на полуостров. Впрочем, подчеркивалось, что в настоящее время «царевич Мурат-Кирей в Астрахани живет в государевом жаловании по своей воле». Очевидно, ни «да», ни «нет» Мурад от царя не услышал, и поэтому вопрос об отъезде повис в воздухе.
Но хан Гази продолжал настаивать. Более того, он поставил дальнейшие дипломатические сношения с Россией в зависимость от ситуации с племянником. Осенью 1590 года не состоялся русско-крымский посольский съезд в Ливнах и потому не был заключен ожидаемый союзный договор между Москвой и Бахчисараем – ведь Мурад там так и не появился. Пред лицом полного разрыва с Крымом русское правительство в начале 1591 года пошло на крайнюю для себя меру и анонсировало новый посольский съезд уже в Москве, в котором должен был лично участвовать Мурад Герай.
Трудность для Кремля была очевидной. Выбор проходил между прямым конфликтом с Крымом, грозившим перерасти в войну, и «отпуском» несостоявшегося астраханского или даже крымского хана, бывшего в течение пяти лет главным инструментом всей российской восточной политики.
Но до отъезда так и не дошло.
Весной 1591 года Мурад Герай начал собираться в дорогу, русские служивые люди ему помогали, но накануне выезда крымский царевич, одна из жен и его племянник-пасынок Кумо (Кумык) скоропостижно скончались. Понимая, что после странной смерти Саадета II всего тремя годами ранее эта гибель выглядит однозначно неслучайной, астраханские воеводы решили отвести от себя подозрения. Едва царевичу стало плохо, найденный тут же лекарь-араб заявил, что Гераев «испортили бусурманские ведуны». Означенных «ведунов», разумеется, нашли, подвергли пыткам и, выбив из них нужные показания, привели к Мураду, чтобы те сняли свою «порчу». Но после их визита царевич и его родственники умерли. «Ведунов», происходивших из ногайцев, пытали и публично сожгли, а затем казнили слуг Мурада, обвиненных в пособничестве.
Однако Ертуган, уже потерявшую сходным образом первого мужа, выводы «расследования» не убедили. Она писала в Крым, что Мурада и его близких опили ядом, но доказательств у нее не было. И хотя в грамоте царя на ее имя говорилось, что «мы, великий государь царь и великий князь Федор Иванович, из начала того хотели, чтоб из нашей руки быть царевичу Мурат-Кирею на отца своего на Крымском юрте», но потом «хотели есмя царевича Мурат-Кирея в Крым совсем отпустить», документ был написан двумя годами позже и выглядел не очень убедительной попыткой самооправдания. Так что Гази II Герай, прошедший летом 1591 года огнем и мечом всю Россию вплоть до Москвы, имел все основания мстить за «потраву» племянника.
Возвращение живых и мертвых
Итак, со смертью в Астрахани ранней весной 1591 года Мурада Герая, его племянника-пасынка Кумо (Кумыка) и одной из жен, последние надежды Москвы на воцарение в Крыму ее ставленника рухнули. Как следствие, отпала и необходимость держать в городе ханский двор и содержать его обитателей, так что в том же году вдова обоих последних российских Гераев, «царица» Ертуган (Ес-Туган), вместе с оставшимся придворными была перевезена в Нижний Новгород – подальше от Крыма. Ее не то чтобы удерживали насильно, но дать ей разрешение на отъезд на полуостров было невозможно – летом 1591 года крымский хан Гази ІІ Герай с огромным войском опустошил окрестности Москвы, так что и ради безопасности, и из политических соображений следовало дождаться окончания боевых действий.
С двумя оставшимися женами Мурада таких проблем не было. Происходившие из Большой ногайской орды и Тарковского шамхальства, они просто вернулись в дома своих родственников, поскольку, по-видимому, у них не было детей, в использовании которых Москва могла бы быть заинтересована. С Ертуган было не так: она родила Саадету ІІ сына Кумо, имевшему право наследовать престол, а Мураду – «царевну» Волгу (Долгу), и хотя сын ее был отравлен, да и дочь прожила недолго (не ранее начала 1588 – не позже середины 1593 года) – «царица» продолжала оставаться влиятельной фигурой. Она в какой-то мере наследовал статус и положение обоих покойных мужей, так что с 1591 года именно вокруг нее собираются все крымские татары, стремящиеся выехать на полуостров.
И вот осенью 1593 года между ханом Гази ІІ и московским царем Федором Ивановичем начались мирные переговоры, на которых, среди прочего, был поднят и вопрос о наследии российских Гераев. Чтобы держать Ертуган поближе, еще в августе Кремль велел перевезти ее вместе с двором в Москву, для чего были выделены 90 рублей и материя на обивку колымаги «царицы». А уже в октябре Ертуган и ее придворные общим числом в 56 человек получили разрешение выехать в Крым.
Сохранились исчерпывающие сведения об эскорте «царицы». В дорогу им было пожаловано 2 закрытые колымаги и 6 открытых телег для женщин, а также 60 лошадей – верховых и упряжных. На три недели пути им было приготовлено 30 ведер различного меда и 5 ведер вина, 180-190 кг сухарей для людей и 30 рублей на корм для лошадей. Лично Ертуган получила от царской семьи 150 рублей, 100 злотых, соболью шубу, специальную дорожную («санную") шубу под зеленым сукном на лисьих горлах, различные меха и большое количество камки и атласа. Ее брату Шабан-мурзе было пожаловано 15 рублей, всем женщинам – по 20 рублей, мужчинам дали от 1 до 7 рублей в зависимости от ранга.
Отдельно был решен вопрос и о захороненных у астраханской мечети останках Мурада, а также его пасынка Кумо (Кумыка) и дочери Волги (Долги). 1 ноября из столицы в Астрахань был отправлен указ отдать в Крым тела Гераев и предоставить корм и телеги прибывшим за ними крымцам:
"И корм тем татарам дали примерено к прежним. И смотря по людей и лошадей бы есте дали под тело до трех, до четырех и до пяти, как можно поднять. И проводить их послали с телом".
Как ранее останки Саадета ІІ, так и прах его родственников были перевезены в Эски-Юрт под Бахчисараем.
Российские крымцы без Гераев
Но не все крымские татары вернулись домой вместе с "царицей" Ертуган, по крайней мере, навсегда. Интересна судьба Ямгурчи-аталыка, ближайшего сподвижника и в какой-то степени свойственника Мурада Герая. Ямгурчи де-факто заведовал двором несостоявшегося астраханского хана, ездил с его особыми поручениями в Москву и Крым, именно он принес на полуостров весть о кончине Саадета ІІ Герая. После смерти Мурада Ямгурчи уехал в Крым, где исполнял роль российского амията (что-то вроде почетного консула с широкими полномочиями), а также неоднократно отправлялся в Россию в качестве посла хана. В Астрахани же остался жить его сын.
Нескольких крымцев, входивших во двор Мурада Герая: Илыш-мурзу, Тохтар-улана, Елмамет-аталыка и Янтемир-князя, – занесло во Владимир, а в 1598-99 и 1600-01 годах здесь фиксируются некие "сидельцы", люди Мурада, на чье содержание шли деньги вологодского Спасо-Прилуцкого монастыря. Вероятно, речь идет об одних и тех же людях, находившихся в ссылке.
Но больше всего крымских "невозвращенцев" осели в Ярославле, в XVII веке превратившемся в фактическую столицу Чингизидов и других богатых мусульман в России. Так, Пашай-мурза, сын Дербиша, представитель видного семейства из Крыма, в 1591 году женился на дочери царевича Абдулы – потомка астраханских ханов. Сохранилась роспись кремлевского жалования на его свадьбу едой, питьем и деньгами. После женитьбы он получил имение в Ярославле, а на призывы вернуться, приходившие после 1593 года от родственников и даже самого хана Гази ІІ, отвечал отказом:
"...от царского жалованья в Крым не ехать, здесь он пожалован великим государевым жалованьем, вотчинами и поместьями большими, селами и деньгами, чего всему родству его в Крыму у хана не видать".
Сын Пашая Аблай-мирза в 1619-20 годах крестился под именем князя Бориса Куликова – и такой путь прошли многие оставшиеся в России крымцы.
Кроме него в Ярославле известны и другие "царевичевские Мурат-Киреевские татаровя", получавшие "прокорм" из московской казны несколько следующих десятилетий. Мурзы, оставшиеся мусульманами, получали на день по 10 копеек, их матери – 5-6, жены – 3-5, сестры – 4, а прислуживающие им люди – по 2 копейки. А вот один крещеный мурза получал уже 18 копеек в день, так что неудивительно, что к середине века записи о крымцах-мусульманах в Ярославле исчезают.
Эпилог
Крымские Гераи оказывались на службе у Москвы трижды – почти с одинаковым перерывом в сто лет. И особенно приметно, как с каждым разом параллельно уменьшается число самих представителей династии и понижается их статус, а вот трагизм судьбы каждого из них только растет.
Первым в России оказался в 1479 году Нур-Девлет, во-первых, старший сын основателя дома Хаджи Герая, а во-вторых, и сам по себе второй крымский хан. С ним приехали трое его сыновей, а также брат Айдер с сыном. Нур-Девлет был главнейшим из претендентов на крымский престол, и даже не сумев вернуть себе владения отца, все равно продолжал играть важную роль в восточной политике Москвы. Он неоднократно совершал успешные походы против Большой Орды, а в 1486 году занял трон Касимовского юрта – особого удельного ханства в составе России. После него этот титул вплоть до 1512 года принадлежал поочередно двум его сыновьям, так что и спустя пять лет крымский хан Мехмед Герай заявлял русскому послу, что "из старины тот юрт наш"!
Вторая "волна" пришлась на 1584 год и состояла из братьев Саадета и Мурада Гераев с семьями. Старший был даже возведен на трон в Крыму под именем Саадета ІІ, но правил, в сравнении с тем же Нур-Девлетом, не 4 года в совокупности, а всего лишь несколько месяцев. И хотя братья продолжали претендовать на крымский престол, их влияние в Москве было значительно меньшим, нежели у их предшественников столетием раньше. Так, хотя Касимовский юрт не был независимым ханством, Нур-Девлет являлся его полноправным правителем и основал в нем собственную крымскую династию. Мураду же довелось удовольствоваться квази-ханским титулом в Астрахани, полноценной власти над которой он не имел. И если Нур-Девлет и его сыновья – касимовские ханы – умерли своей смертью, то Саадет и Мурад были, вероятнее всего, отравлены русскими воеводами. Вместе с ними погибли и их наследники, так что даже иллюзорной крымской династии в Астрахани не вышло.
Ну а третьим Гераем, на сей раз в одиночку служившим российской короне, был печально известный Шагин – последний реально владевший полуостровом крымский хан. В 1774 году он впервые посетил Петербург как посланник Бахчисарая, в 1777 и 1782 году дважды становился ханом с помощью российских штыков, а после аннексии ханства в 1783 году выехал в Россию, где прожил до 1787 года, а затем перебрался в Турцию, где был казнен.
Трижды Москва брала себе на службу Гераев, намереваясь посадить на трон в Крыму своего хана, с каждым разом ухудшая их реальное положение. Лишь с третьей попытки Россия добилась поставленной цели – и возвела своего кандидата на крымский престол.
Но, по злой иронии судьбы, едва это удалось сделать, как само ханство прекратило свое существование. Первый крымский хан – российский ставленник – оказался и последним крымским ханом вообще.
Но это уже совсем другая история.
Подписывайтесь на мой Фейсбук, там иногда бывает интересно)
