Тестостерона в ее теле было явно больше, чем эстрогена, и уж конечно явно больше, чем положено женщине с именем Анжелика. Нет, она, возможно, и побухивала, но не часто. Привычка чистосердечно болтать делала ее жизнь прозрачной: «Взяли с девочками водки и конфет. Посидели. Разошлись».

Анжелика играла «в сетке» в стратегию – сын подсадил. Когда у парня был трудный возраст, мать старалась быть всегда рядом. А так как сын обитал в дебрях Вселенной StarCraft, то и ей пришлось. Много жизней – хорошо, приговаривала она простуженно, отжимая мешковину крепкими розовыми пальцами.

В StarCraft все ладилось. Правда, на доспехи и оружие денег катастрофически не хватало. А на работе Анжелика сетовала на мизерную зарплату, слабых мужчин и дороговизну кредита за два ноутбука. А тут еще оказалось, диван тоже в кредите. Хотя муж клялся, что потратил на него зарплату. «Взял диван и отвалил, представляете! А я, дура, бегала в магазин».

Забирайте, сказала Анжелика коллекторам как-то в воскресение. Собственно, от них она и узнала о просроченном долге. «Мужа давно нет, сын – в приймах, а мне и на старом хорошо». Ребята потоптались, спросили про ноут, но когда выяснилось, что и он кредитный, ушли. Обещали вернуться с грузчиками.

Анжелика абсолютно не соответствовала своему имени. Но представить ее с другим – теперь невозможно. Пани Надя, которая убирает сейчас на этаже, совсем другая. Тут – полная гармония. Если ее и можно сравнивать с Анжеликой, то только по уровню тестостерона, который сильно зависит от условий жизни. Пани Надя не курит, не пьет и вроде бы соответствует своей должности. Однако недавно оказалось, что пани Надя разбирается в тонких материях.

 – Это у вас Металлика?

 – Ээээ….

 – Мне тоже нравится. Только Master of Puppets – лучший альбом. А у вас, кажется, 91-й год играет?

 – Д-да.

 – Попса.

 – Согласен...

 – Еще Anthrax неплохие. Но я сейчас ничего не слушаю. Давление.

Кроме того, пани Надя разбирается в Тургеневе и Досте и вообще крайне эмпатичный и контактный человек. На ее плечах вся родня, которая болеет по очереди, а нуждается в лекарствах постоянно. Хотя и сама пани Надя нездорова.

А вот в школе была баба Маша. Пятикласснику Марику она была по пояс. Баба Маша – так звали ее мы. Скорее всего, из-за возраста и платочка, как у всякой старушки. Учителя просто ей выкали, а между собой называли бабу Машу тетей. А новые учителя – «женщиной внизу». Только директриса обращалась к ней по имени-отчеству, но за глаза называла «техничкой».

Техничность бабы Маши заключалась в синем рабочем халате и в увесистой связке ключей, оттягивающей карман. Был там среди прочих и ключ от чулана, где хранился подотчетный технический инвентарь – лопаты, веники, метлы… – а еще колокол и мел.

За мелом посылали среди урока. Наверное, каждому довелось. Баба Маша выдавала «грудку» и для порядка уточняла, в какой кабинет. Не исключено, что велась соответствующая ведомость. Если гонец не вызывал доверия, могла задать еще пару-тройку уточнений. Но в большинстве случаев мел выдавался всем – всем, кроме Олега Л. Дело в том, что Олег мел ел.

Колокол – тоже важная штука, практичная и символичная. Дважды в год его наряжали лентой (по известной причине), но в остальное время он находился в чулане под лестницей. А если пропадало электричество, баба Маша брала колокол в руку и ходила по этажам. И было это предельно гармонично, а вспоминать об этом крайне тепло. Колокол – объединял. Наверное, мало кто понимал символичность этого предмета. Кроме технички бабы Маши, возможно, и вовсе никто не понимал.

Баба Маша действительно обитала внизу – в фойе, рядом с Главной Кнопкой. Это она встречала опоздавших и проверяла наличие переобувки. Это она прогоняла хулиганов, которые являлись навестить свою любимую учительницу. 

Обязанностями бабы Маши было: подметать и мыть пол, иногда – выдавать мел, изредка – гонять пьянь, а в остальное время – сидеть на стульчике в серых шерстяных гетриках и болтать ножками, чтобы не задремать и вовремя нажать кнопку; чтобы электрический ток помчался этажами по замурованным в стенах проводам; чтобы весь его 220-вольтный потенциал реализовался звоном-перезвоном, стуком-перестуком. (В школьных рекреациях звенящие устройства звенели по-разному)

Как-то в фойе установили шпонированную кафедру. Мол, здесь – режимный объект, посторонним вход запрещен! Кафедра дисциплинирует. Когда человек оказывается в серьезном месте, он сразу направляется к кафедре. Кафедра – почти постамент. Кант, например, так и не дождался кафедры. А ведь неглупый был человек! Жизнь «технички», конечно, изменилась. Но не было в тех изменениях ни гармонии, ни теплоты.