— А помнишь Александра Мороза? Он ведь хороший человек был?

— Ты знаешь, это всё равно как вызвать сантехника, а потом вспоминать: кран не починил, а человек оказался хороший.

Тогда...
Мы сидели в комнате без окон, в нашей старой переговорке, которая теперь стала складом, и откуда будущего совсем не было видно.

И я что-то сказал Морозу в конце… Ах да… Был пример — левые, прийдя к власти в Болгарии, довели экономику до хлебных очередей. И я был уверен, что управленческая бездарность — это общая родовая черта левых функционеров.

— Я ніколи не проголосую за вас, пане Олександре, бо через півроку вашої влади матимемо зруйновану економіку і продовольчі талони.

Мороз не смутился.

— Ось побачите — ви ще проголосуєте за нас, — мягко, приятно улыбаясь, отвечал лидер социалистов. — Правда, Юра?

— Так, — впервые за время встречи подал голос пришедший с Морозом парень, казавшийся его адъютантом. Малозаметный молодой человек в очках. Таких в советском историческом кино ставили на роли перспективного арийца, члена НСДАП.

— Не-а — ответила История. Но отметила молодого человека в проходной части своего списка.

Соцпартия достигла сначала вершин, потом — дна, а бывший молодой член Политсовета Соцпартии делал многолетнюю успешную карьеру политического функционера, уверенно ориентируясь в говорливом переменчивом болоте украинской оппозиции.

Когда президент Янукович начал зачистку врагов, Луценко оказался вторым в его черном списке.

Откровенное запугивание, состряпанные боевой прокуратурой дела, обыски. Обыск в квартире Луценко снимала для «Коммерсанта» моя дочь. Страна, уставшая от ющенковского правления, спокойно смотрела телевизор и фотографии в газетах. Немногие издания лезли в костёр.

СМИ в Украине никогда не были пресловутой четвёртой властью. Чем были? Я тогда формулировал так: — Мы как самозванный швейцар в дверях свободы слова. Мы всего лишь держим в дверном проёме ногу, дверь не захлопывается, и людям у газетных киосков кажется, что свобода есть. И хотя дверью никто не пользуется, а нога болит, убирать ногу нельзя.

Луценко на своём сфабрикованном регионалами судебном процессе делал то же самое, только в его случае это было несопоставимо страшнее — в дверном проёме стояла его жизнь.

Эту мучительную главную роль — человека, не бегущего ужасной участи, не склонившего головы перед быкующей властью — он сыграл безупречно.

Он сидел в камере, мы одиноко выкрикивали что-то в державной темноте, изобретали признаки жизни.

Сидели в зале суда, печатали судебные репортажи, однажды придумали хулиганское — нарисовать схему тюрьмы, попросили — и Луценко нарисовал! — передал на волю, а мы напечатали. Тьма сгущалась, а Украина жила как ни в чём не бывало. Невыносимый контраст. И однажды, в начале 2012-го, мы напечатали на обложке фото двух сидельцев: Тимошенко и Луценко, а я — редкий случай — своей властью поместил туда четыре строчки Т.Шевченко:

Страшно впасти у кайдани,

Умирать в неволі,

А ще гірше — спати, спати

І спати на волі…

— предназначая их, конечно, спавшим на воле согражданам. Журнал передали Луценко в тюрьму. До Майдана оставалось полтора года.

4-го, кажется, декабря 2013 года я пошёл не на Майдан, а на Подол, где Юрий Луценко, который был в тени концертирующих «трёх богатырей» (Яценюк-Кличко-Тягнибок), собирал свою пресс-конференцию. Я многого ждал от него. Он был единственным лидером оппозиции-политзаключённым, уже доказавшем свою состоятельность в открытой борьбе. Его роль, казалось мне, должна была быть срисованной с героической судьбы «политических», выпущенных из тюрем в феврале 1917-го — то есть возглавить борьбу, повести в атаку. Накануне я буквально сидел в ногах Яценюка и Тягнибока в Доме профсоюзов, слушал их напыщенный трёп и слова «ёб вашу мать» подумал тысячу раз.

На Подоле, в офисе на маленькой сцене были набросаны спальники — здесь ночевали майдановцы. Фирменные микрофоны телеканалов украшали дешёвую трибуну. Ждали главного: сейчас, наконец, будет озвучена настоящая боевая программа оппозиции.

Луценко с трибуны объяснил, что соблюдает условия освобождения и не может показываться в открытую на акциях, чтобы не получить второй срок.

«Какое соблюдение условий, когда люди уже идут на баррикады?!» — я из первого ряда поднял руку для вопроса. Луценко вряд ли помнил и знал меня в лицо. Упрямо глядя над моей головой, он выбирал дружеские вопросы тех, кого знал лично.

Сворачивая разговор, он (мне показалось — надувая щёки) объявил, что опаздывает на встречу с американским послом, и вот там-де они — лидеры оппозиции — и доложат эту самую программу.

Господи, у них не было ни малейшего представления, что делать с миллионом людей на улице! Но инстинкт возглавлять не позволял признаться в этом даже самим себе.

В январе 14-го я пересёкся с Луценко поздним вечером на Грушевского: он стоял в кольце журналистов, чуть освещенный горящими покрышками, а в основном — подсветкой телекамеры. Давал парадное интервью, говорил красиво и пусто, как Керенский из революционного фильма. Я ушёл прочь под колоннаду стадиона. Там вокруг костра согревались молодые ребята, шепотом читали молитву.

Через два года, вспоминая эту ночь, я написал: «Этих ребят я не забуду никогда, а его забуду сейчас».

Не получилось забыть. Когда Роман Шрайк позвал на встречу с генеральным прокурором Украины Юрием Луценко — я не отказался.

PR-ОКУРОРСКИЙ ПОДХОД

Да, у Юрия Луценко огромный опыт партийного функционера. А вот его компетенция как управляющего мне неизвестна. Я могу понять, когда менеджер крупной корпорации, достигший успеха в одной отрасли, переходит в другую, незнакомую – хотя и тут шансы 50 на 50, но назначение чистого политика командовать чем-то – всегда риск.

Сегодня за плечами Луценко – странная работа министром МВД, которую он почему-то считает реформой. Да, он увольнял и тасовал крупных милиционеров. К чему это привело? Заметил ли хоть кто-то хоть какие-то изменения в работе этого министерства? Ладно, не сразу – впоследствии? Хоть какой-то отложенный эффект? То, что реформа возможна – показал недавний опыт не до конца успешной, но заметной, значимой реформы патрульной полиции.

Выпустите прекрасного книжника впервые покосить луг и вы увидите как долго и безрезультатно он будет размахивать косой в сантиметрах над травой. По касательной. А если вы дадите ему возможность поделиться впечатлениями о косьбе, то это и будет рассказ Луценко о реформе министерства внутренних дел.

У Луценко отсутствует способность системно анализировать проблему. Он не умеет отличить главное от второстепенного. Не доходит до корней. Ушлые профессионалы легко саботируют его любительский энтузиазм. Зато этот энтузиазм прекрасно усваивают Ющенко и Порошенко.

Какие выводы сделал Луценко из работы милицейским министром? Что косить – не надо. И включил второй доступный ему режим – не косить. Которым и пользуется в Генеральной прокуратуре.

Не могу отделаться от впечатления, что главной задачей, которую сейчас решает генеральный прокурор, является PR-наполнение кампании по переизбранию Порошенко. 2-3 резонансных дела к 2018 году – и задача-максимум выполнена.

ПРИВАТБАНК

Генпрокурор увлеченно складывает три миллиарда кредитов четырёх аффилированных юридических лиц и три миллиарда доставшихся девяти сомнительным физлицам. Тут я, не глядя в записи, бросаюсь круглыми цифрами, потому что они в пределах погрешности заявлений о хищениях до «расприватизации» Привата государством, во время и после. Да, глумливые действия бывших собственников – за гранью фола, но действия государственных чиновников, совмещавших ответственность за стабильность государственной банковской системы с продуманной дискредитацией крупнейшего системного банка – разве не там же?

Почему генерального прокурора в такой же степени не вдохновляет перспектива расследования этой части истории? Если генеральный прокурор достиг высот, где законность отличается от справедливости, не применит ли он новое мировоззрение для анализа законности действий «любих друзів»?

РЕФОРМА ПРОКУРАТУРЫ

Когда Луценко говорит, что вся проблема в неких 20-ти законопроектах, которые застряли в ВР и жалуется на неповоротливый парламент – глаза у меня лезут на лоб: ты же сам отпросился с этой – оказывается, принципиально важной – парламентской работы. Сам! Сидел бы под куполом — пробивал голосование своей крупнейшей парламентской фракцией. И даже сейчас, вне парламента: уж если член узкого президентского круга, «семёрки», один из лидеров правящей партии не может пролоббировать важнейшие законопроекты – то кто может? И не говорит ли это о нежизнеспособности системы, одним из архитекторов которой Луценко и является?

Луценко-прокурор сейчас в зеркальной комнате: в какую бы сторону, какому бы зеркалу он ни обращал свои обвинения – в нём его собственное отражение.

Когда Луценко смиренно признается в невозможности (и нежелании) уволить кого-либо из доставшихся ему в наследство заместителей или областных прокуроров, и даже, совершая логический кульбит, объявляет эту фантастическую неуязвимость подчиненных гарантией законности в стране, он, очевидно, видит какой-то третий — не законодательный, не кадровый — путь реформирования прокуратуры. Какой же?? Что можно поменять, не меняя уродливое законодательство и запятнавших себя коррупцией работников? Для чего он сюда, на Резницкую, напросился? Сейчас Луценко – хранитель традиций украинской прокуратуры ничуть не в меньшей степени, чем какой-то Пшонка или какой-то Пискун.

А вся реформа генеральной прокуратуры, если её подытожить, сводится к исчезновению из здания трёх монашек, замаливавших грехи предыдущего прокурора и появлению иных книг в бессмысленно огромных кабинетах. Всё.

Любое серьёзное расследование прокуроров, засевших от Резницкой до помощника следователя где-нибудь в Закарпатье должно свестись к поимке самих себя.

Луценко на посту генерального прокурора повторяет лучший результат Юшенко на посту президента – теряет время.

ТАБЕЛЬЩИК

Я глубоко впечатлён, что генеральный прокурор в режиме онлайн ведёт учёт рабочих дней руководителя Укрзалізниці. Прям вижу, как младший прокурор звонит из телефона-автомата с ул. Тверской: «Вышел! Вошёл! Вот токо шо. Своими глазами видел!». Как важный замгенпрокурора пишет докладную в приёмную генерального. Как секретарь вносит бумагу Самому и Юрий Витальевич удовлетворённо красным карандашом ставит в графике птицу – 58-й выход Балчуна на работу в 2017 году. И если количество трудодней Балчуна описывает кипучего бездельника, то как назвать работников прокуратуры, обслуживающих это табелирование? Я о том, что злоупотребления Укрзалізниці такого порядка, что я бы предложил заняться именно ими -- миллионными потерями бюджета (хоть Омеляна спросите, он же вам регулярно пишет).

ЗАВЕТЫ ПОРТНОВА

Луценко признал (надо отдать ему должное), что решение по Саакашвили – политическое. И что за прокуратурой – чёткое правовое обеспечение этого решения. Когда сегодняшний прокуратор умывает руки, удовлетворённый проделанной работой, он отбрасывает великую тень Андрея Портнова. Юрист, советник, главный казуист Тимошенко и Януковича гордился бы этой операцией точно так же и, боюсь, в тех же словах: законность, восстановление справедливости — а как же. И какая тогда разница кто из них в Москве, а кто – в Киеве?

Правда, я не представляю, чтобы Портнов жалобно рассказывал: мол, хотели прижучить Шуфрича за декларацию, а он, блин, показал бумагу от австрийского дяди – деньги-то дядины. И – пшик. В этом месте Портнов бы только раззадорился – и нашёл юридический повод. А может, именно для этого генеральному прокурору и нужно юридическое образование? А его – нет.

И тогда остаётся то, что так здорово умеют сегодняшние министры, руководители ведомств – рассказывать о том, что их прекрасная работа стопорится смежниками: суды не так судят, парламентарии не так голосуют, а им самим нужно ещё время, а ещё лучше – должность повыше. Но для чего?

А ще гірше — спати, спати

І спати на волі…