Украинский политический словарик безнадежно испорчен. Страна привыкла называть «левыми» — сторонников Москвы, которые под маркой просоветской ностальгии тащили страну на восток. А «правыми» — всех остальных, включая евроскептиков и еврооптимистов. Три года назад война отправила пророссийскую повестку на обочину – и страна вновь вынуждена договариваться о терминах.
Этот процесс накладывается на новый общественный договор — тот самый, который про развод с Россией. Эмансипация от империи запустила символическое обособление. Страна сносит памятники Ленину и меняет названия улиц. Украинские националисты могут праздновать победу. Ту самую, что рискует стать их главной трагедией.
Хемуль с факелом
У Туве Янссон в «Мумми-троллях» есть эпизод с Хемулем. Персонаж всю жизнь собирал почтовые марки и в какой-то момент обнаружил, что его коллекция идеальна. В ней были все экспонаты со всего мира. Триумф обернулся трагедией: мечта, ставшая реальностью, лишила героя цели. Единственный выход был в поиске нового хобби.
Украинские ультраправые оказались в роли Хемуля. Начиная с 90-х они требовали деколонизацию. Из года в год предлагали окружить Украину символическим частоколом. И теперь их мечта сбылась: страна прощается с собственным имперским прошлым. Под снос идет вся идеология Совесткого Союза и Российской империи. Киев спорит с Москвой о гражданстве Анны Ярославовны и Владимира Великого. Армия меняет шевроны и цвет беретов. Улицы пестрят новыми названиями. Все, что имеет отношение к прошлому, просеивается через военное сито новой идеологии. С парохода современности за борт отправляют спорный багаж.
Разрыв с Россией скреплен кровью погибших на фронте – этот процесс уже не получится обнулить. Украинский язык прописывается в образовании и медиа. Украинская версия истории становится единым знаменателем для страны. Некоторые процессы – наподобие бытовой украинизации или создания поместной церкви – затянутся на годы, но направление движения вполне очевидно уже сегодня. Это не вопрос вектора, это вопрос времени.
Обретение Украиной самой себя – одновременно триумф и трагедия украинских националистов. С одной стороны, они перестали быть маргиналами и стали трендмейкерами. А с другой, эта тема теперь стала предметом консенсуса. Они утратили свое конкурентное преимущество, им больше нечего требовать. Чтобы не кануть в небытие им предстоит придумать себе новую повестку.
Кто там шагает правой?
Украинским «ультраправым» предстоит вспоминать, что они все-такие «левые». Что, в принципе, не было секретом: в конце концов, национал-социализм – не украинское изобретение. И по мере того, как «национальная» идеология перестает поддерживать их на плаву – они будут дрейфовать к «социалистической».
Тем более, что в бедной стране, наэлектризованной имущественным неравенством, эта тема способна приносить электоральный урожай. Праздник безответственности в прямом эфире: каждый оппозиционный политик считает своим долгом пнуть приватизацию и разгосударствление. Каждый требует высоких зарплат и пенсий. Каждый примеряет на себя роль Шарикова, предлагающего «взять и поделить».
Все это накладывается на реальность, в которой страна выживает за счет кредитов МВФ. А международный капитал требует непопулярного. Ответственности. Осмотрительности. Дисциплины. Любая власть обречена на автокастрацию: операции по удалению экономических опухолей никогда не бывают популярными. Это будет уменьшать ее рейтинги и растить запрос на шарлатанов. Которые пообещают быстрое и безболезненное чудо.
Партийные программы пестрят популизмом. Прогрессивная шкала налогообложения, национализация, госплан, регулирование экономики, внерыночный протекционизм, ограничение импорта, низкие тарифы, мораторий на продажу земли. В общем, настоящая Венесуэла. Которая, как известно, начала с приватизации нефтесектора, а закончила закупками нефти из США.
Собака на сене
Выборы не за горами – Киеву предстоят непопулярные решения в самый неподходящий для этого период. Среди перезревших вопросов – рынок земли и приватизация. Та самая, с которой страна медлила до последнего.
Активы, которые, «принадлежали всем», в итоге стали принадлежать «никому». Потому что попросту частично сгнили. Но политики продолжают спорить о том, нужно ли лечить язву заговорами или следует попробовать таблетки. А частный капитал продолжают воспринимать не как кормильца (которым он, по сути, является), а как преступника. «Чтобы корова меньше ела и больше давала молока, ее нужно меньше кормить и больше доить».
Эту тему теперь оседлают те, кого раньше было принято называть «правыми». Ничего другого им не остается: нет смысла бороться за «национально-освободительное» в тот момент, когда эти штандарты стали официальными государственными. Единственное пространство для самовыражения остается в плоскости торговли мечтой. Разрешим не мыть руки перед едой и есть сладкое на ночь.
Подобные эксперименты сравнительно безболезненно проходят лишь там, где есть накопленная подушка безопасности. Но они не работают там, где единственный шанс на выживание зависит от появления иностранных инвестиций. Которые, вдобавок, и так не стремятся идти в страну, с которой воюет ядерное государство. А украинские «патриоты» вдобавок грозят им фискальными карами во имя собственного политического будущего.
Расставание с империей – важно, но не исчерпывающе. Нет смысла в смене Ленина на Чавеса. Нет резона прощаться с чужим «советским союзом», чтобы на его обломках строить свой собственый. А именно это нам предлагают украинские популисты. Которые даже не способны осознать границы собственной компетенции.
«Опора на свои силы» — это Северная Корея. Национализация – это Венесуэла. Печатный станок – это Зимбабве. Если украинские «правые» прогоняли «левых» лишь затем, чтобы занять их место – стране от этого легче не станет. Глупость остается глупостью вне зависимости от цвета партийного флага.