Крым.Реалии

ОМОН дубинками выбивает у россиян стремление выходить на протест. Сама идея уличных манифестаций воспринимается в РФ как крамола. Но в этом и состоит главная проблема России.

В российский «майдан» и правда верится с трудом. Пока рядовые бьют налогоплательщиков, их командир обещает избить автора антикоррупционных расследований.

На этом фоне сложно поверить в палатки на Красной площади. В сцену напротив ЦУМа, с которой станут выступать оппозиционеры. Не будет ни кухни в Историческом музее, ни автомадана на Бульварном кольце, ни переговоров о досрочных выборах

Проблема в том, что российская власть готова повышать ставки куда круче, чем это готовы делать горожане. Любую новую болотную просто отдадут на растерзание «казакам» и омону. Если они не справятся – подключат армию. Состязание на прочность тестикул Кремль не решится проигрывать.

Для того, чтобы противостоять левиафану, нужно быть готовым пропорционально повышать ставку — как это было в Киеве. Избили студентов – на площадь вышли десятки тысяч. Приняли репрессивные законы – полетели «коктейли молотова». Расстреляли протестующих – улица вынудила Януковича сбежать. Тот, кто первый отступает в таком противостоянии – проигрывает.

В Москве такая схема вряд ли сработает. А потому майдана и правда не будет. И в этом проблема.

Потому что в Кремле так и не поняли суть Майдана. Он не был революцией в классическом смысле — когда толпа сносит институты подчистую и затем начинает формировать все с нуля. Майдан был восстанием против Януковича, которое, в итоге, закончилось ротацией элит. При этом само государство устояло, а изменилась лишь архитектура внутренних взаимосвязей.

По сути, Майдан – это доведенный до экстремума запрос на эволюцию. И единственная альтернатива ему – это тотальный слом системы.

Нужно понимать, что современная Россия – при всей своей внешней монументальной стабильности – это страна, в которой с каждым днем лишь накапливаются внутренние вызовы. Конфликты между регионами и центром. Между разными группами влияния. Между людьми из президентского окружения – за доступ к бюджетным потокам.

Если нефть будет дорожать – у Москвы будет финансовый огнетушитель, чтобы тушить любые искры. А если не будет?

Система становится хрупкой не только из-за чьего-то целенаправленного действия. Не потому, что кто-то решает ее собственноручно демонтировать. Она порой становится хрупкой в силу внутренних системных противоречий и износа. Пример Советского Союза более чем красноречив.

И в тот момент, когда она идет вразнос – все зависит от способности взять на себя ответственность. Либо в этом качестве выступают элиты, либо оппозиция. В некоторых случаях на сторону оппозиции становится улица – как это произошло в Киеве. Но если вы уничтожили оппонентов и забили дубинками горожан, то ваши перспективы туманны.

Москва собственноручно лишила своих граждан права на субъектность. Забрав у них выборы, заморозив политическую систему, объявив любую несанкционированную властями активность – преступлением. Людей попросту отучили объединяться ради защиты того, во что они верят, внушив им, что «тем, кто наверху – лучше знать». Кремль шел на все это из страха перед «майданом», который может потребовать перемен. Но угроза государству исходит не только от улицы – ее вполне способны нести обстоятельства.

Если население активно – оно способно помешать худшим сценариям. И будет безучастно наблюдать за происходящим – если дубинки подавили в нем любую пассионарность на уровне инстинктов. В 1991 году именно это привело к тому, что распад Союза был похож на кабинентную игру – за пределами крупных городов улицы кишели очередями, а не митингами.

Да, в России не будет майдана. Ни того, что с рассерженными горожанами на «болотной». Ни того, что с шахтерами, перекрывающими дороги. Но только ничего утешительного для Кремля в этом нет. Если вы отучаете своих граждан иметь собственную точку зрения – то не ждите, что они ее проявят в критический момент.

Потому что в этом случае они не станут выходить и для того, чтобы защитить страну от нового 1991-го.

Мы это все уже проходили.