- Вибачте, дівчата. Ото я б і не зупинився, але кум дуже просив подивиться, хто там так гарно плаває.

Водитель кричит от дороги, высунувшись в окно потрепанных «жигулей».
Кум его сидит здесь же, на соседнем сиденье, счастливо лыбится, сверкая золотым зубом.
— Та дивіться, за то ми грошей не беремо, — отзываются с берега реки мои девчонки. – Погодьте, зараз ще тітка Оксана прийде, і на неї теж полюбуєтесь.
«Жигули» срываются с места, оставляя за собой пыльный след и сизый бензиновый выхлоп.
В селе полно Оксан, самого разного возраста и калибра. Назови Оксаной любую, хоть продавщицу в ларьке, хоть доярку, хоть вон ту бабку, увлеченно ковыряющуюся в огороде посреди зарослей укропа и картошки, наверняка угадаешь с именем.
Мужиков в селе мало, в плане численности они заметно уступают женскому населению, а в габаритах и вовсе проигрывают пышногрудым и жопастым местным «теткам Оксанам». Мужик в селе жилист, чёрен и пуган женским вниманием, прямолинейным и бесхитростным.
Потому, услышав про какую-то тётку Оксану, «жигули» мгновенно спасаются бегством.

Своих девчонок я вывез в село летом на месяц, в жарком июле. Сто восемьдесят километров от Киева. Хата у дороги. Огромный сад с грушами, яблонями, прочими абрикосами и колючим малинником. Гектар огорода, с картошкой, огурцами, помидорами и кабачками, кукурузой и подсолнухом. Речка с обязательной «тарзанкой», привязанной к ветке ивы, нависшей над водой с обрывистого берега. И люди, обыкновенные люди из обыкновенного украинского села.

— А я дивлюсь, то ви якісь не наші. Ні на кого не схожі. Зовсім геть ні на кого.
Ми дружно обрываем шелковицу и едим её тут же, засыпая чернильные ягоды горстями в рот. Дерево растет у дороги, через редкий забор наполовину нависая над чьим-то двором. Из глубины двора к нам идет, мелко переступая, сгорбившаяся недружелюбного вида старушка, поправляя платок и разглядывая нас.
— Сейчас нагонят отсюда, — шепотом предупреждает меня жена.
Старушка останавливается у забора.
— Ні, не наші.
— Так ми приїжджі, з городу, з Наумичом сусіди.
— З агрономом? Так ми з ним родичі. Я його жінці двоюрідній сестрі невістка. Тільки ми не родичаємось.

- Чого?

- Так вони ж багаті! В них машини дві і дочка у Києві живе. Коли одні багаті, а другі бідні, їм родичатись невдобно. Оксано! – это старушка «невестка» уже кричит вглубь двора неожиданно громко. – Оксано! Неси дітям гостинця!

Загорелая Оксана лет двенадцати, с побитыми коленками и носом в веснушках, несет тарелку с пирожками.

Мы пытаемся культурно отказаться.
— Це дітям. Хай ростуть щасливі. Дитя нагодувати – святе діло.

Утром и вечером – идем через пять дворов по улице за молоком. Процесс добывания молока из коровы вызывает у девчонок восторг. Нет, они, разумеется, знали, что корова дает молоко, ну, как дает, наверняка достает откуда-то у себя из сумки пакет с молоком и передает его коту из Простоквашино. И улыбается, от рога до рога.
Реальность не укладывается в шаблон и живо обсуждается:
— Это что, она молоком писяет?
— Угу, а творогом, наверное, какает.
Покупаем парное молоко, по пять гривен за литр, вкусное невероятно, и просим еще продать картошки, молодой пока на огороде у нас нет.
— Молода в мене якась дрібненька, — сокрушается молочница. – Ото тільки шо з прошлого року залишилась.
— Так нам хоть прошлогодней.
Молочница уходит в подвал, через несколько минут выносит ведро картошки.
— Беріть.
— Сколько стоит?
— Вона ж тогорічна, не молода. Так беріть.
— Спасибо, нам столько и не надо.
— Ото нехай тут стоїть, — молочница сдвигает ведро в угол у сарая, — Будете брати, скільки треба та коли треба…

— Сусіди! – кричит нам через забор женщина-соседка. – Сусіди! Вам ось такі огірки треба?
В её руке парочка коротких загнутых в букву «с» огурцов.
— А что? – недоверчиво уточняем мы.
— Так на городі залишити, шо викинути, перезріють, жалко.
— Да у нас все равно банок нет.
Соседка качает головой, уходит, бурча что-то себе под нос про горожан, урожай, огурцы и прочие неприятности.
— Сусіди! — кричит она нам через минут десять. – Тримайте, ось вам банки!..
И передает через забор сначала четыре банки, а потом сыпет на траву огурцы.

За месяц – ни одного разговора о политике. Казалось, что здесь и о войне на востоке страны не знают, так размеренно и ровно течет жизнь. На пятнадцатый день из района на площадь перед сельсоветом приехала машина, оказалось, забирать мобилизованных в армию. Пять молодых парней, с сумками и рюкзаками, в окружении близких родственников. Никаких торжественных речей, цветов и оркестров. Обнялись, перекрестились, сели в машину. Остальное село вышло к дороге. Стояли молча, провожая машину взглядом и долго глядя ей в след.