На мой взгляд, начинать серьезный разговор о возрасте согласия следует непосредственно с вопроса детской сексуальности. И прежде всего потому, что признавая детское право на сексуальность, (не на секс и «отношения», ибо они у подавляющего большинства вчерашних детей будут так или иначе) мы тем самым автоматически признаем их право на все то, что сегодня всецело и безраздельно монополизировано миром взрослых. С той лишь разницей, что в силу недостатка специфической информации у детей относительно их возможных путей в жизни с точки зрения их сексуальных устремлений, они могут неверно распорядиться своим выбором, либо не осознавать в полной мере ту ответственность, которую этот выбор подразумевает. Но довольно занудства, итак, что такое детская сексуальность?
Я помню себя и свою сексуальность лет с шести. Она была очевидна, фантазийна и обрамлялась массой историй, не имевших отношения к реальности, где я была то «египетской принцессой», то какой-то «гномичьей девочкой». Это, конечно были истории не про секс, а про вокруг да около секса. Про его сакральность, его интригу. Проще говоря — про любовь, как может ее понимать ребенок. Позже, социализация, а именно и в первую очередь школьное образование выветрило напрочь все мои романтическо-сексуальные порывы. Реальный секс оказался неинтересен, вседоступен и совершенно не сакрален. Ныне я записала бы себя в асексуалы и нисколько не жалею об этом.
Вспомним гениальный роман Владимира Набокова «Лолита». Ложь и излишество этого романа (и в первую очередь — ложь трактователей, ибо автор по меньшей мере лукавит) сконцентрировано в эпизоде, где Гумберт-Гумберт приходит к взрослой «тетке-Лолите», обабившейся Лолите, лишенной нимфеточной тайны, свежести, к обыкновенной женщино-Лолите и отдает ей деньги, якобы продолжая ее любить. Нет, он расплачивается с прошлым, с навязчивым образом, с той самой нимфеткой, с преступлением, если угодно, если можно считать это преступлением. Но любовь к Лолите-женщине невозможна, какими бы метафизическими свойствами изначально она не наделялась. Эта страсть физиологична, а уже потом метафизична. Она сперва визуальна и лишь потом экзистенциальна. Любовь субъектна (а субъект — нимфетка), а потом она растворяется в бытии, впрочем, как и любая любовь. Но проговорить сие — это ударить по общепринятым ценностям. Вот и не проговаривают. Это роман о гламурности чувств, о ценности тела, о привилегиях материального (оболочки) над духовным. О возрастном «фашизме», если угодно. Отрицать это — значит лгать.
Единственная честная книга о любви — это «Лолита». Под любовью мы (даже асексуалы) подразумеваем эротическую терпимость, своего рода фетишизм. Проще говоря, мы терпим кого-то, потому что выносим. Для мизантропа выносить — это любить. Все остальные книги — не о любви, а о романтизируемом требовании, чтоб их терпели. То есть, о гуманизме. Гуманизм — есть антагонизм любви.
Мы привыкли рассматривать Лолиту как невинного ребенка, которым воспользовался Гумберт-Гумберт. Однако, вспоминая себя в этом и даже более раннем возрасте, я понимаю, что Лолита была более взрослой и сексуальной, чем ее старшие аналоги — условно половозрелые женщины, чья сексуальность десакрализована, механистична и поставлена на службу обществу, в котором женщина становится не более, чем репродуктивным механизмом.
С сексуальностью в современном мире произошла странная подмена. Взрослые воруют ее у детей, ибо не могут ей подлинно обладать, а затем продают на коммерческих рынках суррогат, делая то, что называется бизнес из воздуха. Вокруг ребенка и подростка сексуальность табуируется, выхолащивается морализаторством и школьной дрессировкой. На выходе мы имеем закомплексованных людей, либо, в лучшем случае, асексуалов. Снижение возраста согласия хотя бы до 14 лет сгладило бы эти противоречия и подарило бы людям истинные эмоции тогда, когда они действительно нужны, а не тогда, когда их соизволили разрешить.
У себя в фейсбуке я провела небольшой опрос на тему возраста согласия, поэтому приведу ряд комментариев ниже.
«Но породило бы другие. Принять осознанное решение может только тот, кто обладает этой осознанностью. А в 14 лет сейчас еще дети, да и всегда были.
Либо надо снижать возраст разрешенного начала сексуальной жизни хоть вообще до 0, но с обязательным участием родителей во всех решениях, касающихся сексуальной жизни их детей. Но тогда мы уходим из 21-го века в глубокую-глубокую архаику, в самую что ни на есть традиционность. Вся семья в одной юрте, брак с 12 лет и все такое.»
«Как родитель подростка могу сказать, что изменения последних лет как в законодательстве, так и в морали совсем не на пользу самочувствию подростков. Мальчики требуют у девочек паспорт чтоб если что не вляпаться. Девочки чувствуют себя ненужными и непривлекательными. Непонятно кому от этих бесконечных ограничений хорошо.»
«Триста раз согласен. Я с детства мечтал, ну, сколько себя помню, о взрослой тетеньке-сексуальной партнерке. (Ну, тогда меня тетеньки в основном интересовали, дяденьки тоже, но меньше.) Потом, когда вырос, понял, что никто бы не рискнули, и у меня не было никаких шансов, а мне так хотелось.. :( И это долго было травмой, что вот мне так хотелось, а не сложилось.
И тут есть еще один момент, о котором я сейчас думаю, смогли бы взрослые оставаться на том уровне сексуальности, который был нужен именно мне в те годы с ... до... И там год от года все разное…
Вообще, у детей есть сексуальность!
И в целом я, вне всяких сомнений, за снижение возраста сексуального согласия! И 14 — это, с моей точки зрения, минимальное его снижение!
Мне кажется, что правильный путь — это повышение уровня осознанности у взрослых и детей, сексуальное просвещение. Чтобы люди учились отстаивать себя с одной стороны, и не злоупотреблять доверием — с другой.»
«Абсолютно согласен. Считаю, что сценарий, который раскрыл Набоков, заложен в программе каждого мужчины. И, из личных наблюдений, берусь утверждать, что сексуальность у девочек пробуждается гораздо раньше даже и четырнадцати лет.»
«14 — оптимальный вариант, по-моему. Помню себя и ровесников в этом возрасте — попробовал бы кто-то нам что-то запретить. И насчет разницы в возрастах замечаний не понимаю — главное тут взаимное согласие.»
Набоков в «Лолите» выразил суть безвозрастной любви, ее фатальную неразделимость. И мое нижеприведенное стихотворение тоже как раз об этом.
Это ты и есть (Из моей новой книги «Постмодернистские постстихи»)
Это в воздухе разлито
Как святая простота —
То, что Гумберт и Лолита
Знали до черта.
Где кощеево разбито
Липкое яйцо,
Стали Гумберт и Лолита
На одно лицо.
Жизнь просеяла сквозь сито
Гендерную спесь,
Ибо Гумберт и Лолита —
Это ты и есть.
