О 9 мая и «предательстве памяти предков». На общепонятном, чтобы до всех дошло.
Память предков, это то, что УСЛЫШАЛ лично от этих самых предков, а не сказки бабушки КПСС, которыми всех нас кормили в школе. Я память своих воевавших за СССР предков не предавала.
О ВЕЛИКОМ ПРАЗДНИКЕ
Я – совок. Я с детства играла в войнушку, обожала военные песни, знала на память множество стихов, запоем читала книги. Но уже в младшей школе я знала, что есть история о войне для общего употребления, а есть история «для своих», о которой говорят, понижая голос. Взрослея, я понимала, что вот именно эта история «для своих» — настоящая, а другой просто нет – есть только сказки для охлоса.
Поэтому для меня не было никакого переписывания истории. Просто глянец сменили на правду. Да, она уродливая и ею нельзя гордиться. Но я считаю, что историю надо помнить такой, какой она была, а не такой, какой она нравится нам или нашим соседям.
Угрюмый голос с застарелой бессильной ненавистью сплевывает короткие фразы: «Да… Высокую хату построил дед Лука. На две печи. Под черепицей. За это его из хаты выгнали и на работу не брали до конца дней… А сыновей забрали… Не побрезговали…».
Двое из четырех сыновей деда Луки пропали без вести в кровавой мясорубке первых месяцев войны. Ушедшего с ними дядю Петра удалось выкупить из немецкого плена. После освобождения нашего села его взяли черносвиточником – так называли необученные, необмундированные и практически безоружные подразделения украинцев, которых использовали в качестве пушечного мяса.
Со слов деда Романа, однополчанина, которому чудом удалось выжить, им выдали одну винтовку на троих, порекомендовав отобрать у немцев недостающее оружие. Дядю Петра ранили в живот в первом же бою, он лежал под хатой и просил, чтобы его пристрелили. Позже я нашла в документах, что Петро Лукич Ажажа скончался в больнице от ран на второй день после ранения.
Четвертого маминого дядю убили уже в самом конце войны. Страна-победитель не особо волновалась, забирая у родителей последних сыновей. Лишенец дед Лука до конца жизни получал 12 рублей компенсации – по троячке за каждого. Впрочем, это и не так мало. У отбатрачивших всю жизнь в колхозном рабстве пенсия была 16 рублей.
Мой дед, Щегельский Анатолий Васильевич, вернулся с войны инвалидом. Два года на передовой. Два ранения. С его слов: «Вернулся, потому что попал на войну в 1942-м, а не в 1941-м. Все, кто с нашего села пошел в 1941-м – не вернулись. Выжил, потому что первый раз ранили перед штурмом Днепра. Когда вернулся в часть из знакомых остались единицы. Выжившие рассказывали о красных от крови водах Днепра».
Часто читаю рассказы о том, что фронтовики не любили вспоминать о войне. Да. Мой дед тоже не любил. Рассказывал скупо без подробностей.
Я думаю многие в курсе, что при Сталине 9 мая было обычным будним днем. Многие считают, что это связано с тем, что якобы генералиссимус боялся своих солдат. Я думаю, так произошло, потому что, как писал Высоцкий «недождавшиеся еще не отрыдали».
Моя прабабуля – бабушка моей мамы потеряла всех своих четырех сыновей. Сколько было таких убитых горем матерей? Могли ли они искренне радоваться, положив на алтарь войны, самое дорогое, что у них было? Да можно было посочувствовать радости других, но ликовать…
Так почему должна радоваться я? Ведь я правнучка матери, которая до последнего своего дня ждала своих детей. Ждала даже тех, на кого получила похоронку. Пока были живы НАСТОЯЩИЕ ветераны войны, в частности мой дед, я могла разделять их радость. Сейчас же моя радость – предательство.
Ах, да. Мы же все-таки победили.
ОК. О ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЕ.
В 90-х к нам в медин приехал немецкий профессор, читал лекцию по онкологии. Навсегда запомнила его рассказ: «Моя страна проиграла войну, поэтому мы выплачивали контрибуцию и ели маргарин. В маргарин для красы добавляли красители. Люди начали умирать от рака печени».
Моя страна войну выиграла и получала компенсацию. Но моя мама, дочь победителя и племянница четырех погибших за победу воинов, ела хлеб из макухи и оладьи из гнилой картошки. Чтобы не сдохнуть с голоду, люди ночью ходили на кагаты и таскали оттуда прошлогоднюю картошку. Потом эту картошку сушили и из полученной муки пекли оладьи. Оладьи воняли гнилью, но их все равно ели. А тут красители… чтобы привлечь покупателя…
В голодную зиму 1946/47 года наша семья похоронила маминого братика, сына победителя. Следующие годы были не многим лучше. Страна-победитель выгребала урожай до зернышка, выдавая совхозским «пролетариям» черный пайковый хлеб, а колхозные рабы работали «за палочку» — то есть за неоплачиваемый трудодень.
Рабам не полагалось медицинского обслуживания на местах, о защите детей рабов от неразорвавшихся мин, снарядов и гранат никто не заботился. Моя мама рассказывала про одну вдову, у которой погибли двое сыновей, потому что присматривать за ними было некому. Подорвавшегося старшего парнишку везли на подводе, с которой на пыльную дорогу скапывала кровь. Все село провожало его в больницу и слышало, как он просил маму: «Мамо, не лай мене. Мамо, пробач мене. Мамо, мені так холодно, мамо, зігрій мене». Не довезли. Везти было далеко, а никакой помощи на местах людям не оказывали. И даже об этом нельзя было рассказывать. Стих Лины Костенко разрешили учить в школах только во время перестройки. А до этого только радость победы, только хардкор.
Страна победитель обложила данью каждую корову. Моя мама каждый день носила молоко – ДАРОМ, чтобы оплатить податок. В селах было очень мало собак, потому что их нечем было кормить, да и охранять было особо нечего. В селах не было фруктовых деревьев, потому что за каждую яблоню и вишню надо было заплатить. Спасибо, товарищу Сралину за счастливое детство детей войны.
Страна была бедной? А сколько барахла и золота вывез тот же Жуков из Германии? Это только один «святой», которого раскрыли. И раскрыли только потому, что заелся с начальством.
Но это еще не все. Было сделано все, чтобы победители поняли, что они рабы. У совхозских «пролетариев» отрезали сотки. Эти сотки зарастали бурьяном, потому что обрабатывать клочки было невыгодно. Но сеять не смей. Сдохни с голоду, но не смей.
Чтобы выжить, люди ходили в поле собирать колоски, что было строжайше запрещено, хотя эти колоски потом все равно шли под снег и пропадали. Сдохни с голоду, но не возьми. Один раз, когда мама с бабушкой собирали колоски, по дороге машиной ехала какая-то начальственная мразь. Мразь выскочила из машины и начала стрелять в воздух. Мрази было забавно смотреть как жена победителя и маленькая дочь победителя драпают через все поле к посадке. Чем эта мразь лучше нациста?
КАК выжили? Выжили, потому что бездушная государственная машина страны победителя буксовала на местах. Выручала социальная солидарность и круговая порука, из которой впоследствии вырастет так ненавидимая нами коррупция. Да. Одно время это помогало выжить.
В селе не принято было замыкать хату. Но у государства воровали все. И все покрывали воров. Во время работы на току женщины делали вид, что играют и обсыпали себя зерном. Зерно попадало в пазухи, вернувшись домой, можно было высыпать несколько чашек. Об этом знали все, бригадир корректно отворачивался.
По словам моей мамы, наш агроном специально подъезжал к работающим людям и как бы случайно сообщал, что в такой-то день будет проверено такое-то поле, а вот это поле проверять не будут. Это был знак, куда идти собирать колоски. Этого человека до сих пор вспоминают как пример доброты и самоиронии.
Страна-победитель запретила использовать жерна – вези на мельницу, плати деньги. Не фиг разжираться, победители. При этом жерна были в каждом селе. Нередко даже в каждой хате. Об этом знали все. Но никто никого не сдавал.
Мои предки, память которых я не предаю, рассказали мне достаточно, чтобы понять, ЧЕМ обернулась для нас наша победа. Для моей родни Сталин был ничем не лучше Гитлера.
Теоретически, я бы могла порадоваться за других. НО все страны отмечают 8 мая, и только на территории постсовка придумали для себя какую-то отдельную войну и отдельную победу.
События 2014 года заставили меня задуматься, КТО ходит праздновать 9 мая. Кто-то стоял насмерть на границе, а кто-то в это время расстреливал заключенных в тюрьмах – всех подряд без разбора. Кто-то умирал от раны в живот, как дядя моей мамы, а кто-то вывозил на Сибирь «народы-предатели», добивая стариков и расстреливая убегающую детвору. Кто-то валялся в госпитале с гниющей рукой, как мой дед, а кто-то возил вагонами трофеи из Германии.
Потом одни будут иметь все — власть, жратву, почет и славу, а другие — станут рабами, которым Хрущов разрешит праздновать день начала нового рабства.
Понесет ли портрет Сталина, Жукова, Молотова, Берии потомок солдата? Думайте сами, решайте сами… Выбор есть всегда. Но, повторюсь, я памятью своих предков не торгую, не меняю на ощущение «я помню, я горжусь».
