Мне было девять, когда я проводил лето близ села Дыбинцы, что под Богуславом в Киевской области. Тамошняя земля была по-украински щедра пщеницей, рожью, подсолнухами, речка Рось если не изобиловала, то не скупилась на окуней, карасей и красноперок, леса охотно делились земляникой и грибами, а яблони, вишни, шелковицы были до того плодоносны, что ветки их перегибались через парканы, свисая до самой земли под приятной тяжестью фруктов и ягод. Я и мой приятель, с которым я свел знакомство в селе, предпочитали, однако, срывать шелковицу не с любезно наклонившихся к нам веток, а перелазить через изгороди и пастись на деревьях в саду, ибо в человеческой природе изначально заложено неистребимо противоречивое и авантюрное. Когда мы в очередной раз мародерствовали, нас застала хозяйка сада, бабуся лет шестидесяти. Она незлобно, но со строгостью глянула на нас и полюбопытствовала:
– Ви що там робите, мавпи?
– Врожай збираємо, – ответил мой подельник.
– Врожай вони збирають... Падайте, мавпи, з дерева.
«Мавпи» попадали с дерева, раздумывая, как бы половчее улизнуть.
– За мною ідіть, – пресекла наши планы бабуся.
Мы послушно побрели за нею. Бабуся усадила нас за стол во дворе, принесла нам крынку молока и миску вареников с всё тою же шелковицей и вишней.
– От, – проговорила бабуся, – збирайте ваш врожай.
Пока мы лакомились варениками и запивали их молоком, вернулся бабусин муж – с целым ведром рыбы.
– Це хто такi? – поинтересовался он, кивнув в нашу сторону.
– Гостi з большой дороги, – отрекомендовала нас бабуся. – Малi бешкетники, по которим дрин плаче... Шо ти там наловив?
Она принялась доставать из ведра красноперок, карасей и даже пару окуньков, покуда старик курил папиросу и гордился собой. Тут руки бабуси извлекли из ведра жабу.
– Це шо такоє? – изумилась бабуся. – Ты шо туди насував, дурень старий?
«Старий дурень» плюнул на кончик папиросы, бросил папиросу на землю, придавил сапогом, глянул на жабу и тихо произнес:
– Отже ж бля...
– Зовсім сказився, – покачала головой бабуся. – Шоб тобі язика надуло, таке при дєтях говорить... Сідай вже за стол.
Она отправилась за вилкой, тарелкой и кружкой для супруга, а тот примостился напротив нас и, глядя вслед жене, с грубой нежностью и покорной досадой повторил:
– Отже ж бля, простітє, дєті. Ну як таку холєру не любити...