Место, где нет надежды.
Они приходят и уходят оставляя часть себя в кабинете, так и висеть невидимой тенью облака над твоим креслом, пошатываясь в такт с биением твоего сердца, они могут быть здесь всегда независимо ни от чего, ведь я сам их пустил сюда. Пациенты – это то что создает жизнь в моем кабинете, жизнь рядом с моей жизнью, ощущаемой ими, фантазируемой, нереальной, всегда немного далекой. Наше взаимодействие — это соприкосновение двух миров. Хотелось бы в это верить, хотелось бы. Как узнать то, зачем именно пациент пришел к аналитику, если сам пациент, как, впрочем, и аналитик, не может попасть к самому себе «на прием» и узнать, чего же все-таки он хочет от самого себя в этой жизни. В этом месте нет надежды, нет веры, нет любви, здесь вообще нет ничего такого о чем мы все фантазируем, здесь нет этого в том виде, в котором мы себе это представляем, в кабинете и в душах людей, живет нечто настоящее, не нуждающееся в надежде на лучшее, это нечто непознаваемое, не такое воспетое из неизвестности как привычные нам атрибуты собственной несостоятельности, это совсем другое, то что мы вместе можем ощутить прикасаясь к друг другу бессознательно, некая точка истины, пространство лишенное разумных очертаний привычного нам облика осознаваемого мира, тут есть то, чего нет больше нигде, кроме собственной души – реального образа себя, и он не связан с надеждой или верой, он связан с вечностью самого бытия, которую мы не в состоянии постичь. Как попасть на прием к самому себе? Это тот вопрос который может задать себе аналитик, когда поле переноса и контрпереноса погружает его в вытесненные мотивы его психического, когда он фиксирует психическое пациента не касаясь своего. Такое может быть когда ты как бы вывернут наизнанку, такая метафора не точно, но описывает зону восприятия и механизм, когда ты ощущаешь и переживаешь, но не вмешиваешься своим личным ощущением и переживание, находясь в стороне от самого себя. Тут есть и то, и другое, и равновесие и безопасность для пациента, и опасность со страхом для аналитика, которые приходят потом, после ухода пациентов.
Пациенты приносят бессознательное содержание психического аналитика, а аналитик транслирует им их собственное бессознательное, перенесенное на аналитика, это своего рода, уникальная картина своей жизни, наблюдаемая со стороны, как будто бы пациент вдруг видит в аналитике себя условно маленького ребенка с которым он, пациент, пытается говорить и быть в таких же отношениях, в каких был с ними их значимый взрослый, конечно, чаще всего – это мама. Хотя, ценой с мамой все не ограничивается. Ведь можно прожить относительно безопасное детство полное радости и счастья, но принести с собой в кабинет аналитика ощущение, не покидающее пациента, ощущение какой-то бессвязанной и беспричинной тревоги, которая вдруг стала ощущаться в жизни. И это действительно здорово. Когда человек может это ощутить и придать этому ощущению хоть какую-то ценность в своей жизни, принеся его аналитику для анализа. Это ощущение непонятной тревоги и есть в моем понимании описанным выше столкновением с глубоко экзистенциальной потребностью своей души в познании своих, душевных, истоков – вечности бытия, условно, это то «место» откуда мы пришли и куда мы уйдем, и мы действительно как-то его ощущаем, мы как-то пытаемся о нем говорить, даже, несмотря на то, что рационально его невозможно постичь, но ощущения, а может быть даже и чувства, соединяют нас с этим пространством, частью которого мы являемся, будучи вывернутыми навыворот сюда, в нашу воспринимаемую реальность.
Да, есть люди, которые волей судьбы ощущают это сильнее и дольше чем остальные, которые как бы находятся одной ногой там, а другой здесь. Нет, аналитики не являются какими-то «другими» людьми, просто они люди по-другому, это когда ты ощущаешь свое бытие в основном не через других, а более через себя, и, поэтому, все-таки менее ощущаешь себя самого, скорее, аналитик ощущает мир внутри себя. Это достаточно сложно объяснить, но в этой ситуации попасть на прием к самому себе крайне проблематично.