В советские времена в конце января в официальном советском календаре только одна дата была обведена траурной рамкой – 21 января, день смерти Ленина. На моей памяти ее уже и не сильно отмечали – траурных собраний, митингов, шествий с портретами «дедушки» на палочке я не припомню. То есть актуальность самого события к семидесятым сошла на нет. Но и мифологизации эта смерть так и не удосужилась – самодеятельных спектаклей, капустников, карнавальных шествий на тему «Смерть Ильича» в принципе вообразить себе было невозможно.
И причина этого не только в страхе перед вездесущими «органами», анекдоты-то плодились немеряно, а, как я думаю, из-за незначительности самого факта смерти Ленина для сознания советского человека брежневской эпохи. Ну вот, например, как мы сейчас можем лично отнестись к смерти Сталина или того же Брежнева? Скорее всего по поговорке «Умер Максим, да и черт с ним». А советской власти принудительно именно сам факт смерти Ленина в легенду превращать смысла не было – поводов для создания новых мифов было достаточно. Да и появлялись они регулярно, можно сказать, в соответствии с решениями очередного съезда КПСС. Каждую пятилетку – новый Геракл и новые подвиги. Великая Отечественная, само-собой, дала жизнь пантеону героев, кому заслужено, кому не очень, а потом были освоение космоса, целина, БАМ и так далее.
А вот в этом году конец января прошел под знаком двух очень печальных дат – окончания блокады Ленинграда в 1944 году и освобождения нацистского лагеря смерти Аушвиц-Биркенау (Польша) в 1945. И очередное «всенародное празднование» этих дат с участием детей в России и оккупированном Крыму просто поражает массовостью. Хотя и в прошлые годы были заметные «творческие находки».
Первое место заслуженно занимает сценка из жизни узников лагеря смерти, разыгранная школьниками, которых вошедшие в роль «капо» (привилегированная прослойка заключенных, осуществлявшая низовой контроль в нацистских концентрационных лагерях – КР) и просто «эсесовцы»-старшеклассники чуть ли не всерьез гоняют по школьной спортплощадке нагайками (похоже, навыки работы казачьей нагайкой скоро будут включены в нормы по физкультуре).
В другом школьном «спектакле», костюмы и мизансцена ставят зрителя перед странным выбором — то ли советские войска освободили концлагерь врач-освободитель спасает узника, то ли нацистский доктор Менгеле проводит очередной опыт над заключенным.
А вот в этом детском саду румяные девчушки, закутанные по брови в два-три пуховых платка, завязанных на груди крест-накрест, сжимают в ручках символические блокадные 125-граммовые куски черного хлеба и не знают, что с ним делать дальше (спойлер – настоящие блокадники уже давно бы его съели).
Раздача все тех же 125 граммов (сакральная цифра!) хлеба на улицах Судака.
А теперь вопрос, на который я пытаюсь ответить этим текстом, вопрос, который резонно зададут родители детей, разыгрывавших «блокадные» и «лагерные» сценки, зрители, да и просто прохожие, взявшие на уличных весах блокадную пайку пожевать на ходу.
Что, собственно, в этом плохого, если детям так образно и увлекательно преподносят, а взрослым напоминают их историю? Что ужасного в максимально правдоподобной реконструкции трагедии? Мы ведь сочувствуем жертвам блокады и Аушвица? Ну да, есть перегибы, типа слишком натуральных сцен насилия в лагере смерти, так это мы исправим, ведь не со зла, старались изобразить как достовернее!
А дело в том, что подобное воспроизведение исторических событий в народной интерпретации является самым настоящим карнавалом, то есть действием, абсолютно не затрагивающим его участников, разыгрыванием сценария, не имеющего к актерам никакого отношения. Когда в карнавале разыгрывают средневековые сцены, хоть коронации, хоть казней, это означает, что данный сюжет уже стал мифом, легендой, преданием, что все, о чем идет речь в карнавальном действии, у людей давным-давно перегорело. Их это не волнует ежесекундно, портреты героев карнавальных шествий не висят над кроватью с траурным крепом в углу, об этом не спорят за ужином, твердо расставлены последние акценты в полузабытой истории и все давным-давно перекочевало из газет в учебники истории. Поэтому можно спокойно и отстранено входить в образ. Игра, одним словом.
А вот последствия Холокоста или той же ленинградской блокады до сих пор до конца не осознаны огромным количеством людей, не пережиты, не расставлены все точки над «и». Мы до сих пор до хрипоты спорим, как относиться к тому или иному эпизоду, кто злодей, а кто герой, и где же истина. В общем, ничего не перегорело, не перегорело еще даже в нашем поколении, я уж не говорю о наших родителях.
Реконструкция концлагеря при еще живых узниках или их потомках – практически то же самое, что любительская реконструкция похорон перед родственниками покойного
А тут детям втолковывают историю сценками унижения и смерти людей, которых родители этих детей вполне могли знать лично. Ведь реконструкция концлагеря при еще живых узниках или их потомках – практически то же самое, что любительская реконструкция похорон перед родственниками покойного, превращение трагедии в карнавальное действие перед живыми персонажами этой трагедии (или их ближайшими родственниками).
Реконструкция боевых сражений, на мой взгляд, не менее пошлое занятие, но там хоть нет такого нарочитого показа предсмертного унижения – голодом, пленом, побоями.
И если спектакль или кино про недавние события несут некий месседж, который нам предлагают осмыслить, то карнавал – это действо, которые просто должно воспроизвести как можно большее количество людей. Иначе смысл карнавала теряется, он перестает быть народным.
Если весь народ не будет в один голос читать стихи о Ленине (Сталине, Мао, Ким Чен Ыне), то эти стихи перестают быть народными. Если весь народ не будет разыгрывать сценки подвига блокадного Ленинграда, то этот подвиг перестает быть народным.
Логика железная.
Опять же, спектакль или фильм – продукция штучная, производство которой поддается мониторингу и на который можно влиять, например, родственники персонажа могут не дать согласие на производство или демонстрацию сюжета о нем.
А как запретить карнавал, особенно такой, который массово поддерживается властными структурами?
И тут выходит на первый план принципиальное отличие российского «победобесия», в том числе и в Крыму, от не менее диких «карнавальных» мероприятий подобного рода, периодически проходящих у нас в Украине или в Польше, где они вызывают волну возмущения и в результате соответствующую реакцию властей.
В России же и аннексированном ею Крыму подобные «праздники» являются частью «военно-патриотического воспитания молодежи», организуются централизовано и массово, поддерживаются Кремлем, а если и подвержены критике, то не за суть мероприятий, а за несоблюдение «регламента».
Что на очереди? Судя по тенденциям, то, пожалуй, уже в феврале не удивит утренник ко Дню защитника Отечества в детском саду «Солнечный зайчик» с композицией «Боевики ИГИЛ отрезают головы пленным бойцам ЧВК Вагнера».