А сегодня рождественский лонгрид для больших и маленьких.
- Видишь ли, — сказал тени, таящейся в углу, Накамура, — Жизнь конечна. Не в том смысле, что она рано или поздно для всех кончается. Это само собой. Просто она имеет определенный объем пользы и возможностей. Представь себе, что ты делишь ее на сто частей. Гайдзины это называют «процентами». И вот так получается, что ты не можешь одновременно быть маэстро игры на сямисэне, специалистом по убийству и игроком в рендзю. Потому что если у тебя из ста частей жизни на рендзю уходит только тридцать, то ты не игрок, а просто любитель поиграть. Понимаешь?
Тень в углу молча кивнула головой в капюшоне.
- Теперь слушай, я все свои сто процентов жизни потратил на то, чтобы научиться убивать. А ты только свои пятьдесят процентов отдала, чтобы научиться прятаться от меня. И вот ты не спряталась. Симатта! Ну, вот мы, стоим в комнате, я – самурай и ты – ниндзя. И я в два раза сильнее тебя. Это же только в кино вы прыгаете по крышам, а вот спорим, что ты даже не успеешь пустить ветры, как я тебя разделаю, словно рыбу. Потому что, то время, которое ты тратила на прятки, я тратил на убийство. Ну, так как?
- Давай, плюнь в меня своими стрелками, и увидишь, что будет. Знаешь, если бы можно было просто заплевать всех самураев стрелками изо рта, так в Ниппоне правили бы ниндзя а не самураи. Но оно не так. Правят самураи. Давай, выплевывай эту гадость, дурочка. Я знаю куда и как они летят. Ты только щеки надуй – я сразу выставляю сложенный рукав кимоно, ловлю твои подарки, а потом ты получаешь катаной по голове и веером по жопе. Так тебе понятно?
Тень послушно сплюнула на пол.
- А теперь сними капюшон. И делай это так, чтобы я видел руки. Иначе я тебя сначала отсеку лишнее, а то, что останется, скормлю рыбам.
Тень потащила капюшон, вылезла из угла и повинно стала перед Кафедрой. Внезапно в комнате загорелся электрический свет.
- Еб твою мать, — сказала Прасковия, и залепила оплеуху Накамуре. – Я тебя самого щас коропам скормлю. Вообще сдурел узкоглазый. Это же Айдашечка.
Айдарка всхлипнула и побежала к матери, Накамура с показной досадой вогнал катану в ножны, и демонстративно сел на циновку, спиной к Кафедре.
- Что это значит, Айдарка? – строго спросил я. – Как это понимать? Господин Накамура приехал к нам в гости, отметить с нами Новый год, мы встретили его в аэропорту, арендовали в Пирогово хату, максимально воспроизводящую обстановку японского минка, праздновали вместе всю ночь, а под утро ты пришла его убивать. Почему ты не спишь, и чем так тебе не угодил господин Накамура?
- Ы-ы-ы,- завыла в ответ Айдарка, цепко ухваченная Прасковьей за ухо – Я на войну хочу-у-у!
- Та яке там вбивать, — примирительно сказал бендера Остап, облизывая одну из брошенных Айдаркой стрелок и плямкая губами. – Це ж не отрута, це сало. Добре сало, на жиде, спробуй.
Жыд панически замахал руками, как будто на концах фукиядзуцу было не сало, а самый, что ни на есть яд, и поспешно отступил на несколько шагов назад.
- Ага, — с пониманием сказал бендера, — буду знать, чим тя штрелить як машингверу перемкне. Та відпусти вже малу, Прасковіє, бо виє, шо та сірена перед бамбьожкой Дамбасу.
- Ну и зачем, Айдарка? — повторил я вопрос.
- Я на войну хочу, — всхлипнула Айдарка, держась за ухо. – Я бы понарошку подстрелила господина Накамуру, а потом бы призналась, и попросилась к нему в ученицы. И стала бы великой воительницей, онна-бугейся, как Накано Такэко, или даже Хангаку Годзэн! И порубала бы... порубила бы...
Айдарка внезапно попыталась вырваться из захвата, заверещала, и не пойми откуда выхватила короткий танто, тут же перехваченный и заботливо отобранный бендерой.
Воцарилось неловкое молчание.
***
- Господин Накамура, — прервал я тишину, — Расскажите о великой битве при Куре Дзосэн, очень прошу вас, онэгай симас. Это будет полезно не только девочке.
«Онэгай симас» — эхом отозвалась вся Кафедра, и закивала, а господин Накамура, не оборачиваясь, сгорбился и вздохнул.
***
- У меня есть два сына, — после паузы сказал Накамура-сан, — Тэкео и Тэкеши, близнецы. Согласно своим именам они с детства больше всего хотели стать воинами, лупили друг друга бокенами, гонялись за домашним псом с воплями по усадьбе и устраивали засады на прислугу.
- Но времена меняются, и когда пришел срок, я объявил им свое решение. Они поедут в Европу, где Тэкео станет юристом, а Тэкеши – бухгалтером. Видели бы вы их лица! Но они были хорошими сыновьями, и против воли отца не пошли. Вы же знаете их, Янкель-сан?
Накамура уперся ладонями в бедра, тяжело поднялся с циновки, встал и развернулся к Кафедре, прочно утвердившись на расставленных толстых ногах.
- Конечно! — жыд поклонился старому самураю, — Они же учились вместе с моим племянником Яшей, который в мою честь, и приезжали тоже вместе на каникулы к сестре в Хайфу! Сонечка их так хвалила, так хвалила! Ой, говорит, какие мальчики, всем бы мамам таких мальчиков – воспитанные, вежливые, только кушают плохо, но Яша доест. Но продолжайте, прошу вас, Накамура-сан!
Самурай вернул жыду поклон и продолжил.
- Год битвы при Куре Дзосен был очень тяжелым для нашего клана. Неурожай, предательство, долги. Но откладывать сражение было нельзя, это вело к утрате имения и чести. Был избран день и час, асигару выстроились друг напротив друга, в разрывах расположились немногочисленные стрелки, а по флангам – конные лучники. Нас было меньше, но мы подняли флаги и после перестрелки сошлись. Сначала наш клан теснил врага, но потом начал пятиться под массой неприятеля. Отступать нам было некуда, позади нас лежали только голодные деревни, долги и позор. Нам надо было взять этот проклятый Куре Дзосэн, но у нас не хватало сил даже сберечь свое.
- И когда сражение казалось проигранным, на поле боя ворвались мои сыновья – Тэкео и Тэкеши, которых я призвал заранее.
- Почтовым голубем! – восторженно взвизгнула Айдарка, округлив разноцветные глаза.
- Нет, телефаксом, потому что скайпа тогда еще не было, а телефонная связь была ненадежна. Они прилетели чартером, и сразу отправились в суд префектуры Цусима, где и происходило сражение, столь неудачное для нас.
- Юрист Тэкео связал войска неприятеля сетью законов, замедлив и остановив его продвижение, а бухгалтер и аналитик Тэкеши подрезал врагу жилу финансовыми документами, которые были острее катаны работы легендарного Мурамасы. После этого Тэкео перешел в атаку, которую уже нельзя было отразить щитом закона.
- Пехота неприятеля стала бросать копья-яри и разбегаться, а конные самураи вражеского клана отступили в суд следующей инстанции, но после ран, нанесенных Тэкеши, дело было кончено, и нам осталось только добить неприятеля без особого труда. Контрольный пакет акций судостроительной компании, аффилированной с корпорацией «Куре Дзосен», между прочим, когда-то построившей легендарный линкор «Ямато», перешел в руки нашего клана.
- И никто не погиб, чилишоли? – разочарованно спросила Айдарка. – Тоже мне битва!
- Только один человек, — сухо ответил Накамура-сан. – Глава вражеского клана. Он сделал сэппуку прямо в своем кабинете, оставив последние стихи на экране монитора. Прекрасная смерть отважного человека. Трус бы выбросился в окно небоскреба. Господин Икэда нарушал данное слово, укрывал налоги, и подделывал документы. Он был подлецом, но трусом он не был.
- А остальные... – господин Накамура равнодушно пожал плечами, — Какая разница для самурая, один погибнет или все? Чего стоит жизнь? Главное – победить. Мы победили.
Потому что у нас, кроме стойких асигару и конных лучников были еще хорошие юрист и бухгалтер.
***
- Понимаешь, фейгеле, — сказал жыд, гладя разноглазое чудовище по голове. – Кончилось то время, когда воевали армии. Сейчас воюют государства целиком, от мотострелка, до бухгалтера в ЖРЭО. Конечно, смерть самурая в пламени боя вызывает уважение современников и гордость потомков. Как падает от усталости врач, делающий по три трехчасовые операции в день, не видит никто. А ведь он тоже умирает, каждая бессонная ночь отнимает у него три дня жизни. Как ты думаешь – каким образом воюет водитель троллейбуса? Он возит людей на работу. А как воюет чиновник?
- Чиновник. Чинит что-то? – неуверенно предположила Айдарка.
- Не ворует, – строго сказал Накамура-сан. Безукоризненно исполняет предписания. Принимает прошения без промедления и мзды. Ищет работу на своем месте, а не ждет ее.
- Верно, – подтвердил жыд. – А как воюет депутат?
Айдарка беспомощно переводила взгляд с одного на другого.
- Ходит на заседания и голосует, — вмешался я в разговор. – Там его окопы. И если для принятия важного решения по армии требуется двести двадцать шесть голосов, а в зале только двести двадцать четыре депутата – то двое из них покинули свои окопы и дезертировали. Даже если они в этот момент сидят в настоящем окопе под обстрелом, и могут по-настоящему погибнуть. Их окоп не там. В окопах сидят бойцы, которым нужна их помощь в другом месте, а не лишние два стрелка. Им нужны два голоса в Раде.
- Враг это знает, и любит спрашивать: «А почему ты не в окопах?» Это не вопрос, это провокация. Он спрашивает это у хирурга, он спрашивает это у юриста, у журналиста, у инженера, у депутата, у механика, у чиновника. Но что будет, если все эти люди бросят работу и пойдут в окопы, не владея искусством воина и оставив свои места, где они так нужны?
- Над окоппами появятся беспилоттники, а по окоппам ударят барротермичческими, — сказал неизвестно откуда появившийся эверсти Балалайнен. – Потому что врак своих инженеров в окопы не пошлет. Врак не дурак. Он будет делать беспилоттники.
- Где ты был всю ночь, кстати, чухна? – подозрительно поинтересовалась Прасковья.
- Де-де, — грубо сказал бендера, — в пиз... — и тут же получил сокрушительный подзатыльник от Прасковьи – впізнився, хтів сказати, — закончил бандера, потирая затылок.
- Я вас прошу немножко помолчать всем рты, – недовольно сказал жыд. – Видите, тут идет воспитательная работа! На чем это я остановился? Ах да, на окопах, фейегеле.
- Так вот, окопы у каждого свои, девочка. И очень важно занять их все, и стоять в них до конца. И я тебе скажу почему, слушай сюда. Солдату важно знать, что пока он на войне, его маму не обидят в ЖРЭО, папу быстро довезут до работы и не задержат зарплату, банк не лопнет, квартиру не зальют, жене не нахамят в магазине, а детей накормят в школе. Он не может сейчас за них заступиться, у него руки заняты автоматом. Он должен быть спокоен, уверен, и занят своим делом, не отвлекаясь на другие. Понимаешь?
- Нет, — честно сказала Айдарка.
- Хорошо, — вздохнул жыд. – Помнишь, мы читали на ночь сказку про Саурона и кольцо? Сколько раз хотели хоббиты вернуться домой, но каждый раз их останавливало воспоминание и цветущем зеленом Шире, в который могла прийти война. Понимаешь, фейгеле, душевно трудно защищать руины с нищетой, особенно без надежды на их восстановление. Но когда защищаешь хорошую, исправную страну, или которая может такой стать, руки солдата становятся крепче, а душа спокойней. Поэтому, пока не пришла повестка, и тебе выдадут автомат и назначат новый окоп, где ты будешь нужен, каждый воюет в своем окопе, делает страну лучше, и не лезет в чужой. Особенно, если ты маленькая девочка.
- Вот где твой окоп, фейгеле?
- Редукторы батискабля перебирать с Балалайненом, — мрачно сказала Айдарка, — и машингверу с носовой башенки приштрелювать.
- Нетт, — вмешался Балалайнен, — это хобби. А окопп? «Жи» и «ши» пишется через...
- Через бе-е-е, — злобно ответило чудовище, показало язык, натянуло на голову капюшон и поплелось на выход.
- Стоять! – тихо сказал я. Айдарка послушно замерла, — Сначала танто, который Накамура-сан твоей маме подарил, хозяйке верни.
- Так он же у дядька Остапа! – взвыла Айдарка. – Он же у меня его забрал!
- Ну, так забери у него и отдай маме. Ты украла, ты и возвращай. Только так, как дядя Накамура учил, двумя руками и с поклоном, а не как кухонный нож, рукояткой вперед. Пан Остап Тарасович, верните сопливой ниндзе стыренное имущество для возвращения владельцу.
Передача произошла в полной тишине и с избыточным количеством поклонов. Затем чудовище покинуло нас, на прощанье грохнув седзи, изготовленным, из-за отсутствия в Пирогово рисовой бумаги, из мореного дуба.
***
- Вы прекрасный педагог, Янкель-сан, — с уважением заметил господин Накамура.
- Ой, я вас прошу! Вы не знаете, какой педагог была наша с Сонечкой мамочка! Она самого Макаренку за день переделала бы из коммуниста в сиониста. А шо вы думаете, пан Накамура, может из девочки получиться онна-бугейся?
- Идите вы к чорту со своими бугейсями, — вмешалась Прасковья. – Я ее в модели отдам, когда вырастет, или на пианину. Пейсы-бугейсы, На шо оно ей надо? А от скажите, пан Накамура, нашо вы дытыну лякалы в начале? То мы ж не знали кто крадется, вы же сразу догадались.
Накамура-сан едва заметно улыбнулся.
- Нельзя приучать детей убивать друзей даже понарошку. Тем более, чтобы получить из этого выгоду. Хотя, признаю — я мог быть неправ, и мог излишне напугать ребенка. У нас в Японии другие методы воспитания, не такие как у вас. Гомэн насай Прасковия-сан.
- От жалько, шо я в Японії не зріс, — мечтательно сказал бендера, безуспешно пытаясь подцепить двумя палочками, держа их в разных руках, кусочек суши с кальмаром — Дойшов би до повного азвіренія, й харакірі з сіпуками усім москалям.
- Вы уже давно дошли до него, пан Остап Тарасович, даже перешли, и пошли дальше, — неодобрительно сказал жид. — Кто вас просил кидать кунаи в дорогую дубовую дверь? Вы знаете — где я эту дверь взял, и шо за нее отдал? И шо мне теперь ее возвращать в таком виде, и шо я буду говорить там, где брал?
- Все, давайте по последней, за счастливое детство, и спать, — решительно сказал я. – утро уже. Новый год. Надо до обеда выспаться. И по окопам.
Мы выпили, и разошлись по окопам, каждый по своему. И только из-под неплотно пригнанного дубового седзи господина Накамуры еще какое-то время мерцал свет прикроватного светильника, ариакэ андона, взятого специально для дорогого гостя в японском культурном центре.
Но вскоре погас и он.