- Входим на счет «три», — нетерпеливо сказал Торин. — Все, ребята, собрались, работаем! Раз… Два…
Гномы звякнули доспехами, лязгнули затворами и сгруппировались вдоль стен у входа.
- Три!.. — заорал Торин, и ногой распахнул тайную дверь.
Никто из гномов не пошевелился. Торин злобно сплюнул, поставил штурмовой «Оркрист» на предохранитель, сел на камень у входа и уткнулся лицом в тактические кольчужные перчатки. Гномы скорбно молчали, окружив предводителя.
- Блять! — сказал Торин, поднимая голову. — Мы десятый раз уже заходим на счет «три». Мы, вообще, собираемся туда заходить, или нет? Или будем сидеть под дверью до скончания веков? Нам кредиты, вообще, нужны или нет?
- Ну, — тихо ответил толстый Бомбур, — можно еще немного подождать, а пока перекусить. Куда он денется, этот дракон? Он же, теоретически, бессмертный.
- В том-то и дело, — грустно заметил Балин, — Что перекусывать скоро будет нечего. Мешки почти пустые. Мы слишком много едим, братья. А вчерашний пикник с девочками на склоне был и вовсе излишним.
- А я говорил, — запальчиво ответил молодой Ори, — Что такой толпой идти за кредитами ни к чему! Торин все затеял — шел бы сам. Ему бы одному и еды хватило, хоть до пришествия Эру тут сиди. Мне что, в кузне было плохо? Кузова ровнял, мелкий ремонт, стабильная клиентура...
- Точно, — откликнулся Кили. Его еще мутило после ранения под Авдеевкой, и лезть в пасть к дракону ему решительно не хотелось. — Вот и шел бы первым на счет «раз!» А потом остальные, на «два», «три» — и так далее до двенадцати, и до этого, мелкого. Под фартовым номером «тринадцать».
- Я командир, — глухо отозвался Торин. — Мне первым нельзя, иначе не будет представительской стороны переговоров. Кроме того, я в прошлый раз первым ходил, в Походе-За-Окорочками. Пусть Дори идет, ему один моргот скоро на пенсию.
- А? — спросил глуховатый Дори, воткнув в ухо слуховой рожок.
- Хуй на! — рявкнул в раструб рожка Фили, брат Кили. — Иди у дракона снятие санкций просить. Ты старый, тебя пожалеют. Скажешь — не даст, будет гуманитарная катастрофа. Разжалобишь как-нибудь, короче. Определились, пацаны, Дори первым идет.
- Дори, может, и глухой — но не «первый идиот», — внезапно твердым голосом ответил Дори. — Пусть Двалин идет. Вояка-барабака. Он вежливый человечек, Крым за ним записан. Вот пусть идет и вежливо просит. Дракон — он не только престарелых любит, но и всяких пидарасов тоже.
- Ты чо сказал? — спросил Двалин, наливаясь кровью и поднимая топор. — Кого ты пидарасом назвал?
- Тебе мой рожок дать? — издевательски ответил Дори. — Для слуха? Я могу и первым сходить, и даже там остаться. Я старый человек, у меня там семья и счет. Но тогда ты будешь хуй сосать, а не кредиты и технологии. Давай, иди первым, не стесняйся. За два дня до Лиссабона обещал — так хули тут идти? Одна дверь, три поворота… И не орите больше мне на ухо, пацаны. Я, может и глухой, а вот дракон — нет.
- Я-то тут при чем? — пробурчал Двалин, опуская топор. — Меня там вообще не было. Докажи. Это работа Бофура была, с его референдумами и «Дьюрин, введи».
Все гномы обернулись на Бофура. Донецкий гном среднего возраста отрешился от обсуждения и, лихо сдвинув ушанку набекрень, гикая, гонялся с молотом за почти неразличимой в сумерках бабочкой.
- Бофур! — ласково позвал молодца Торин. — К дракону пойдешь?
- Хто, я? — переспросил Бофур, промахнулся молотом по бабочке, попал себе по ноге, зашипел и начал зубами стаскивать с ноги растоптанный ботинок. — Конечно пойду. А куда?
- Вопросы есть? — обратился Торин к отряду? Гномы уныло молчали.
- Нет, в этом определенный смысл можно найти, — поразмыслив сказал Двалин. — Конечно, ничего мы не получим… Но. Если этот придурок пойдет к дракону, то можно несколько снизить нагрузку на наш бюджет. Делить остаток еды на двенадцать, а не на тринадцать — дольше продержимся.
- Тринадцать! — Торин с лязгом хлопнул себя перчаткой по шлему. — Точно! Тринадцать же! Где этот мелкий взломщик, вор и журналист? Ори, а ну-ка, тащи его сюда. У тебя на него чутье.
Ори снял капюшон, чутко подвигал носом, затем совершил мгновенный бросок в сторону и обхватил двумя руками что-то невидимое, с трудом удерживая в зажиме порожний объем воздуха. Затем отвесил в пустоту два удара коленом. «Сымай, сымай» — шипел Ори, сдавливая невидимку, — «Или я сам сыму».
Пустота всхлипнула, и превратилась во взлохмаченного Бильбо с подбитым глазом.
- Ну что опять? — плаксиво спросил Бильбо. — Я же все сделал. До места довел, двери открыл. Создал позитивный имидж, с китайцами из Озерного города договорился, с эльфийскими европидорами тоже...
- До пиздеца ты нас довел. А когда будет все — я тебе отдельно скажу, — сурово ответил Торин. — Сейчас слушай. На счет «три»…
***
- Три! — рявкнул Торин, и Бильбо, получив под жопу тяжелым армейским ботинком гномьего образца, покатился вниз по ступенькам в темноту. Остановился, отряхнулся, и ринулся вверх. Дверь была закрыта снаружи.
- Пацаны, хотя бы кольцо отдайте! — жалобно сказал Бильбо сквозь дверь. — Я же не вижу тут нихуя! И как мне с драконом без кольца разговаривать?
Дверь на секундочку приоткрылась, и на площадку перед ней брякнулись тактический нефтяной фонарик и драконье-гномий разговорник в медной оковке. Бильбо зажег фонарик от спичек, поднял с пола разговорник и полистал его.
- «Драконен, хендехох немедлирен, абер я тебя будет превращайт в радиоактивен пепл!» — тихо прочитал Бильбо. — «Где ест твой команидрен?»
Бильбо перевернул разговорник. На обложке стоял год издания — «1953, Воениздат, Эребор»
- Пидарасы вы, а не гномы, — горько прошептал Бильбо, прикрутил фитилек тактического фонарика, и поплелся вниз, в логово дракона.
***
Смауг Великолепный сидел на куче золота, величиной с пятиэтажку, и курил что-то похожее по размеру на мачтовое сосновое бревно. Заметив Бильбо, он слегка скосил янтарные глаза, и со звоном похлопал когтистой лапой по куче монет рядом с собой. Бильбо вздохнул, и полез на золотую гору. Некоторое время они сидели молча.
- Ну, что на этот раз? — лениво спросил Смауг, выпустив облако дыма. — Кредиты, технологии, окорочка?
- Всякое, — неохотно ответил Бильбо. — И то, и это. И хорошо бы санкции снять. И цены на нефть урегулировать. И вообще поговорить.
- Ну так пусть приходит, говорит. — Дракон облизнулся. — Тем более, все его активы у меня. Ни монетки не пропало.
- Боится, — честно признался хоббит.
- Чего ему бояться? — деланно удивился Смауг. — Его же ученые немножко изменят угол наклона Арды, и превратят меня в «радиоактивен пепл»!
Бильбо поспешно спрятал разговорник эреборского воениздата за спину, а дракон гулко захохотал на всю пещеру, выпуская клубы дыма из пасти. Затем уронил со своего курительного бревна сугроб пепла прямо на золотую утварь и древние клинки, и внезапно посерьезнел.
- Слушай меня, хоббит. Вот это все, — дракон обвел лапой пещеру, — Мое. Здесь нет ни монетки, принадлежащей Торину. Все это или украдено им у собственного народа и передано мне на хранение, или бралось в кредит у меня же. Его бровастым папой Трайном, его усатым дедушкой Трором, его бородатым прадедушкой… не помню, как его звали. Картавый такой. А до того еще поколениями и поколениями ебучих подгорных королей.
Дракон тяжко поднялся на задние лапы и оперся пястями крыльев в золотую гору. Монетки звенящими ручьями заструились к подножью горы.
- Возми любую монету! — громыхнул дракон, раздувая пламенный зоб. — Возьми, не бойся, я разрешаю! Что на ней изображено?
- Твой профиль, Великолепный, — дрожащим голосом ответил хоббит.
- Так чье это золото? — заревел дракон, и пустил струю живого пламени по пещере, спекая драгоценные изделия в слитки. — Я создаю и разрушаю, Я собираю и инвестирую, Я храню и требую верности за хранение… Я...
Смауг закашлялся, погасил огнемет и со звоном уселся обратно на кучу золота. Затем достал из пачки размером с железнодорожный вагон еще одно мачтовое бревно, поджег его ноздрей и затянулся.
- Слушай, — почти миролюбиво спросил дракон, выпустив дым. — А что там с теми турбинами «Сименс», которые ты в прошлый раз спиздил? Ну, когда думал, что я тебя не вижу? Только не ври. А то съем.
- Наебнулись, — угрюмо ответил оправившийся от ужаса Бильбо.
- Как? — поразился Смауг. — Они не могут наебнуться! Их же не гномы делали!
- Ну как… Там инструкция была не рунами, а на каком-то мордорском наречии…
- На немецком, — ворчливо поправил Смауг. — Рукожопы подгорные. Земную ось они изменят. Ладно, к делу. Передай Торину, чтобы шел нахуй. Санкции останутся, окорочков не будет. Из эльфийской ассамблеи его уже выпиздили, из Всеобщей Человеческой Восьмерки тоже, за совбезом Детей Эру дело не станет. Озерные китайцы выдали ему лодку репы в обмен на половину Эребора, пусть готовит жопу под расчет. Ты что, думаешь я тут под землей сижу — ничего не знаю?
Головой надо думать, а не каской. Свободен. Монетку можешь на память взять. Нет, только одну, а не все, что ты по карманам распихал.
Бильбо со вздохом высыпал из карманов хабар, и двинулся на выход.
- Стой! — сказал золотой дракон. — Можешь остаться, мелкий. У меня есть работа. Ты, конечно, тот еще сукин сын… но я своих сукиных сынов пинком под жопу на смерть не посылаю. Ты дурак — но ты добрый дурак. Угадай — кто это мне сказал? Гэндальф.
- Откуда? — пролепетал Бильбо, и выронил монетку, попрыгавшую по гранитным ступеням обратно в родную золотую кучу.
- От верблюда! — сварливо ответил Смауг, зарываясь в золото. — Видеокамера на входе. Думай, короче. У меня время есть. У меня есть время всех времен.
Со звоном и шорохом дракон погрузил гигантскую морду в золотой вал и смежил янтарный глаз.
А Бильбо стоял на гранитных ступенях входа в хранилище, с гномским армейским разговорником «Воениздата» в одной руке, и гаснущим нефтяным тактическим светильником в другой.
