Первым, что сакрализовала Россия, было говно. Это даже без писателя Сорокина понятно. Столько уделять внимания обмену веществ — это удел примитивных сообществ. Даже у горных мамбетов оскорбления стоят гораздо выше по цивилизационному уровню — «я твой мама ебал» — это покушение не на обмен веществ, или физические недостатки, а на социальные связи. Которые присущи только при определенном уровне организации организмов, шо эволюционно выше шуток про говно. Маму не трогай.
У собак, например, «твой мама ебал» теряет значение сразу после полового созревания. А потом может и сам свой мама ебал. И что? Но это у собак. У людей иначе. У собак изваляться в говне тоже нормально. Для них это не юмор.
Дальше начинаются физические оскорбления, это выше по пирамиде Маслоу. Горбатые, хромые, лопоухие, косые и прочие недостаточные с точки зрения уравновешенного нейтрала. У него два глаза, но он нихуя не Кутузов, у него ровная спина, но он не Стивен Хокинг, у него уши как у кукуши, но Чебурашку купили японцы для проката, а его купят только дагестанцы — для кирпичного завода.
Еще выше какой-то тонкий английский юмор про «я не понял ваш юмор» и Альф в украинском переводе. Еще выше я не знаю что, наверное Божьи шутки типа всемирного потопа и Армагеддона.
Но я не буду сводить лекцию к фекальному нуару писателя Сорокина.
***
Туалет надо убирать. Даже в армии. И там нельзя назначить одного фекального раба. Все это делают по очереди, и уход за сортиром не является тюремной обязанностью опущенного. Все едят, все срут, все убирают. А убирать бывает тяжело. Мамы нет. Все сам. Моют все — моешь и ты. Похуй какой там ты блогер и писатель, ты или здесь, или вне, все мои звездные воины мыли, все Ангелы мыли, а я первые два месяца провел со шваброй — и должен сказать, достиг определенного мастерства в будокане. Кто не выносит парашу — тот и есть засранец. Лучше ему сразу уволиться и поехать домой.
Даже страшные армейские сортиры типа авдеевского школьного на дворе, или широкинского «четыре очка» кто-то моет. Это может быть человек с четырьмя медалями и орденом на парадном кителе. Но он не в парадном, он в полевом, и сегодня его очередь. Он берет ведро с водой и — хуяк! И опять идет за водой. Широкинский проще, там море в двадцати метрах, есть где ведром черпнуть, а Авдеевский — надо идти вдвоем.
В российском менталитете выносить за собой — западло. Ордынская иерархия требует, чтобы тебе приносили, и за тобой выносили — тогда ты добился успеха. Отсюда рождается сакрализация говна — ты не добился успеха, за тобой не вынесли! Потому что сам за собой ты не выносишь в принципе. И в итоге говно — это индикатор успеха. «Чем дальше от параши».
Парамедик после вывоза абдоминального ранения сидит, и нюхает руку в разорванной перчатке. В человеке минимум полтора кило говна, и это все вылетело вместе с кровью через разорванную брюшную полость, а парамед работал над раной.
- Блять! — от души говорит парамед. — Горячая вода есть?
Откуда тут нахуй горячая вода?
И парамед моет руки, которые в говне и крови в снегу. Над его головой нимб, а сбоку застенчиво топчется невидимый единорог. А завтра ему еще машину изнутри мыть. От крови и говна.
К чему эта сорокинщина?
Говно есть часть обмена веществ, неизбежная как смерть, кредит, понедельник и бодун. Мы воспринимаем его ровно.
Но только у раисян говно определяет иерархию в стае. Создав из ануса очередное культовое сооружение, макшва тревожно принюхивается к нему и требует вынести у своих обслуживающих парашу. Типа оно завтра лучше создаст. Оно же архитектор, а не строительный рабочий.
Мы победим, потому что мы сами за собой убираем, и не видим в этом позора. Мы скарализуем не говно, как в мордовских тюрьмах, мы сакрализуем чистоту. И нам не в падло надолбить ломом каменный морской снег с песком и вымыть армейский сральник, растопив этот блок в ведре.
И нам похуй, что при этом подумают о нас мордовские урки. Кто не выносит парашу — тот в ней живет.
