На Азовском направлении первый снег. Ангелы налетались по делам и дорогам Господним, хорошо потрудились на сопливом приморском снежке — когда фронтовые грунтовые дороги превращаюся под колесами техники в российские федеральные трассы, а на твердом асфальте при гонке с «трехсотым» пилот эвакуатора видит в свете фар только белый хаотический пиздец. Ангелы устали, и сидят вокруг ручной молнии в буржуйке, кипятят на ней амброзию с лимоном, греют озябшие лапы, переплетают molle обвесов, добивают ампулы и турникеты в опустевшие гнезда, и глубокомысленно рассуждают на всякие умные темы, типа: «Вот летом было жарко, а зимой вот стало холодно, а потом опять будет тепло». И важно соглашаются друг с другом — ибо это мудро. Ангелам без разницы с чем соглашаться, мы никого не потеряли — и это более, чем мудро, это круто.
Тактическая кошка первый раз в жизни увидела снег, охуела от его наглости, и прыгнула за какой-то особенно ленивой лапатой снежинкой с перил веранды. На свое счастье попала в драную масксеть, натянутую под Ветряной Горой. И потерялась в сетке, благодаря масти «мультикам», присущей элитным паракотам породы «широкинская мародерка». Я вам скажу: искать черную кошку в темной комнате — это хуйня по сравнению с поиском мультикамовой кошки в мультикамовой сетке, да еще в снегопад и потемки. Это все равно что дзен граблями ловить — только хриплый китайский вой «бу-яа-а-а-о-о-о!», доносящийся из дергающейся маскировочной сети (что в деликатном переводе означает, примерно: «отъебитесь!»)
Так что отложим курсовые лекции и просто порассуждаем. Поймаем пятнистую кошку смысла в маскировочной сети бытия.
***
Эволюционный механизм иногда дает сбои в конструкторском отделе, производя не единичных мутантов на стадии сборки, а прошивая дефект на уровне генерального планирования всех юнитов. То нужная вещь от организма отвалится, то ненужная отрастет. Причем в таком месте, где сам же конструктор не может потом их достать и пофиксить. И тут есть два выхода — или вымереть нафиг из-за того что хуй во лбу мешает ягель из-под снега выкапывать. Или исправлять дефект поштучно, вручную на каждом юните — то есть, выйти из эволюционной госприемки на свободный рынок, где давно уже активно продаются кардиостимуляторы, инсулин, кератотомия, протезы, анаболики и силиконовые сиськи,
Знающие в разную ботанику вам скажут что это усугубляется особенностями морфогенеза — шобы шото из чего-то выросло, это «что-то» должно быть в исходнике. И чем сложнее организм — тем меньше у него простор для эволюционной фантазии. Органы, гаджеты и прочие приблуды из организма по необходимости не отрастают. Чтобы выросли крылья — на их месте предварительно должны быть лапы, а до лап — плавники или еще какие-нибудь счупальцы. Именно поэтому у правильного дракона две ноги, как у курицы, а не четыре плюс крылья. А ангелы технически вообще невозможны даже более, чем Карлсон (который должны иметь реверс на пропеллере, чтобы, взлетая раком, лететь лицом вперед, а не жопой)
Из-за этого случается забавное всякое.
***
Например, выросли у одного лося из Василькова такие рога, что в туалет с ними пройти нельзя. Рога сбрасывать жалко — они самок привлекают, но в туалет тоже хочется. Начал лось срать прямо в штаны — в итоге рога просто загляденье, но самок лютый запах разогнал. Погрустнел наш лось, попробовал троллейбусом в Киеве устроиться, но ездить на нем никто не захотел. Впал лось в депрессию, взял кредит, забухал, да и помер. То есть, вымер. Что особенно обидно, вымер из-за механизма, который был должен обеспечивать ему выживание.
А вот еще случай был, уже из мировой практики — прочитал как-то Сталин критику Ламарка. Раскурил трубку, позвонил Берии и приказал немедленно доставить в кабинет академика Трофима Лысенко, вместе с его черенками, саженцами, и садовыми ножницами для подрезки лишнего — на всяких случай..
- Ты что, бичико, за дурака меня считаешь? — ласково спросил Вождь трясущегося ботана во вздыбленных от ужаса галстуке и очках (очки для понту, зрение у Лысенко было отменное).
- Мы тут за вейсманизм расстреливаем немножко, а ты его вообще читал, этого Вейсмана? Кроме того, как он мышам хвосты рубил? Почему такой важный... (Вождь заглянул в книжку) фэ-но-ты-пи-пи-чи-ский признак, как целка в пизде, не... (опять заглянул в книжку) не ру-дэ-мин-ти-ро-вался, а продолжает в этой самой пизде упорно существовать? Экспериментально доказано: существует, несмотря на то, что трудовые люди всего мира неустанно ликвидируют этот половой ру-ди-мэнт, и ни один человек из пизды мимо целки не родился!
А в женских монастырях дети заводятся путем подбрасывания через забор, а не путем вот этого самого. Даже клерикализм, с его непорочным зачатием, непорочного рождения не предусматривает. Тут не надо товарищем Орджоникидзе быть, чтобы разбираться в этом… хм-м-м… нетяжелом, понимаешь, машиностроении!
- Почему целка в пизде не рудиментирует, несмотря на постоянную борьбу с ней в мировом масштабе? — рявкнул Сталин и раздраженно бросил книгу на стол.
- Вы мне рассказываете, что Вейсман мышам хвосты рубит, а он, оказывается, в поисках научной истины в более интересные места заглядывает. А ну-ка, товарищ Лысенко, быстро расскажите лучшему другу советских биологов и чекистов — что именно он не понимает в мышах и в норках? — Вождь зловеще затянулся дымом, — И не вздумай мне вола крутить с непорочными родами кесаревым сечением, бичико, или я тебе его сам сделаю. Прямо вот на этом столе, поверх карты электрификации Мордовской АССР… И про морфозы тоже не надо. Булгаков, писатель, злоупотреблял всякими морфозами в инъекциях, заговариваться стал, чувствую — скоро умрет. Не позже сорокового года, как мне кажется. От болезни. До войны не доживет. Вы хотите дожить до войны, товарищ Лысенко? Тогда выпейте воды из графина, прекратите дрожать руками, успокойтесь и докладывайте.
Вот, казалось, и все, пиздец, закатилось светило советской науки. Нелепо погорело на дамских гименах, так сказать: из чего вышло — тем и накрылось, и даже кремлевский курсант за дверью напрягся в ожидании. Но не таков был наш Трофим, полтавский гений-самородок, чтобы пасовать перед внезапной мышью из пизды.
Как дважды два он доказал товарищу Сталину, что мужчину и женщину в эволюционном процессе надо рассматривать как единое целое — поэтому наличие или отсутствие гимена это часть общего внутреннего процесса, а не прямое взаимодействие со средой. Процесса внутри комплементарной единицы вида — семьи, сиречь «первичной ячейки общества», как блистательно определил еще товарищ Энгельс.
Так что, товарищ Сталин, развитие человека, как социального животного, надо рассматривать во всей полноте трудового коллектива, а не буржуазно-индивидуалистически, выделяя часть организма, чья функция в отрыве от общего непонятна. Зачем, например, человек влез на высоту и орет, размахивая флажками? Непонятно. Может, он заблудился? Может он нервнобольной? Нет, он передает секретное сообщение с линкора «Марат»! Человек — не организм, а клетка организма, или как верно подметил пролетарский поэт Маяковский: «единица — вздор, единица — ноль».
(На этом месте товарищ Сталин досадливо поморщился — вопрос радиофикации флота стоял остро. Академик почувствовал, что встал на скользкую дорожку, и торопливо вернулся к биологии. )
Такими вот фокусами Вейсман и занимается. Потому что, если рассматривать этого лжеученого с хвосторезкой как часть мышиной жизни — но так же и есть! ведь экспериментатор всегда влияет на эксперимент — то, так или иначе мыши, остаются без хвостов, а бабы — без этого… женского рудимента, товарищ Сталин. В итоге симбиоза Вейсмана с ножом и мышей с хвостами получаются мыши без хвостом. Что и требовалось доказать: с учетом существования Вейсмана бесхвостость становится наследуемым признаком.
(Далее товарищ академик хотел привести аналогичный пример с Вейсманом и девственницами, но передумал, чтобы не влезать в совсем уж влажные дебри).
А появление и исчезновение девственной плевы можно сравнить, например, с линькой. Или с выпадением молочных зубов. Только с одной частью комплементарной эволюционных изменений. Ибо баба является симбионтом мужчины в консолидированном организме, как, например, кишечная флора. Или паразитом, как глисты — если говорить о судьбе женщины в бездушном мире капитала.
- Ты это, прекращай тут про женщин симбионтов и паразитов, — хмуро сказал товарищ Сталин, выбивая трубку. — Не хватало мне еще с феминистками ссориться. Их всех не перестреляешь. Развел, понимаешь, классовый гермафродитизм. Женщина — человек, а не кишечная флора, и точка. А будешь еще про женщин симбиотические гадости говорить — я из тебя и твоего Мичурина с двуручной пилой создам симбиотический организм для выживания в условиях Крайнего Севера. Ясно?
Академик Лысенко хотел заметить, что великий Мичурин умер лет шесть назад, но решил не перечить, и сказал что все ясно.
- Ну, допустим, целка нужна для предотвращения проникновения внутрь различных инфекций до начала половой жизни, — размышлял вслух Сталин, — Потом уже смысла нет предотвращать— если хуем туда суют все кому не лень. Тут и катаная броня не предохранит. А вот скажи, Трофим, эта комплементарность — она только на биологическом уровне проявляется?
- Это лучше у Семашки спрашивать, или у товарища Лаврентия, — осторожно ответил академик Трофим. — Они у нас специалисты по персональному и коллективному здоровью человеческого общества. А мы больше тычинки-пестики в общий эволюционирующий организм включаем…
- Погоди. То есть твои тыквоморковки наследуют фенотипические признаки исключительно в одном симбиотическом организме с агрономами и колхозниками? А колхозники твои знают, что они часть картошки? Они не против поедания части их комплементарного организма?
Академик горячо заверил любимого Вождя, что знают, не против, всячески приветствуют. Как куры и коровы не против поедания их яиц и молока, или грибы не протестуют против сбора плодовых тел.
-Это пока их за грибницу не дернешь, они не против… — проворчал Сталин, встал и оправил френч. — Ладно, убедил. Галушка полтавская хитровыебаннвая, на все у него ответы есть. Да сними свои окуляры, мне уже доложили что они с простыми стеклами. Эх, не тех, не тех евреев мы в оборот взяли...
Сталин грустно покачал тяжелой седой головой со скульптурными усами и вздохнул.
- Об этих твоих прививках картошки к человеку в социальных организмах пока никому ни слова. Подумаем — можно ли привить человека к среднему и тяжелому машиностроению? — но это уже не твоя забота, товарищи Орджоникидзе с Кагановичем займутся. Товарищей женщин не обижать. В смысле — самих товарищей женщин, а не их товарищей… тьфу, черт, опять запутал. Иди. В приемной орден себе возьмешь, там в коробке лежат. Только Героя и Ленина не бери, в них драгметаллы подотчетные. Из нейзильбера подбери что нравится. Ступай.
Академик Трофим вышел, а товарищ Сталин сел са стол и крепко задумался, положив тяжелые лапы на электрификацию Мордовии...
***
Если бы на этой исторической встрече присутствовал лось из Василькова, и будь он хоть немножечко не лось, он бы сделал вывод: при возможности надо искать такую среду, где твои дефекты не станут эволюционным тормозом, а естественно впишутся в среду. Нашел бы себе молодую лосиху из местной «тряпки» или «педика» с наглухо отбитым обонянием, заузил бы сектор запросов, и жил долго и счастливо. Воняет — это не болит. А не пытался бы вписаться в уже существующую систему с рогами, немалый лишак перегребающими в эволюционном конкурсе — как пятигорбый верблюд или балтийские клеши, мешающие ходить и собирающие собачье говно на бульварах.
Так ты, лось, определись: если ты стандартная неотъемлемая часть комплементарного организма — тогда спили рога и би хеппи. А если мутировавший необычный ген, ошибка КБ «Эволюция» — тогда вопрос: на благо вида твоя мутация, или во вред? Непонятый ли ты гений, или недооцененный злодей? И готовься тогда, согласно правилам жанра: или умереть тебе от чахотки в нищете и безвестности, за три года до того, как первая твоя картиеа уйлдет на Сотбис за миллион. Или принять яд в бункере, отравив перед этим свою собаку, рыбок в аквариуме, канарейку и Еву Браун. Но страдать придется все равно. Не можешь торчать от своей охуительности — тогда страдай. Но, даже страдая, надо наслаждаться своей охуительностью.
Понимаю, это звучит как хипстерский дзен, однако его надо осознать, иначе картинка теряет логический смысл. Неясно — зачем выигрывать эволюционный конкурс среди посредственностей, перепосредствовав всех посредственных, чтобы потом страдать от своей неординарности?
Такой хуйни даже при товарище Сталине не было.
***
Истории, конечно, я подобрал древние и пыльные, но и в наше время благополучно существуют аналогичные явления. Такие, как крымский туризм, хронический алкоголизм и депутатский похуизм. Это когда крымчане точно знают, что сервис у них говно, алкоголики — что пить вредно, а депутаты — что надо ходить на заседания. И все четко осознают, что эволюционная борьба в эволюционном же тупике смысла не имеет — один хуй это гонка леммингов «кто первый до обрыва».
Но крымчане, соглашаясь что сервис у них говно, уточняют что иначе не выжить, алкоголики, продолжая бухать — что жить тяжело, а депутаты, пасуя заседания — что жизнь такова. И каждый по своему прав, как те три еврея из анекдота, спорящие в синагоге.
Потому что рога спиливать как-то жалко. Отращивали долго, а поди узнай как оно будет — без рогов? Начнешь уважать людей, заниматься спортом, ходить на работу — а счастья не будет? Зря такие рога пропадут?
И остается для них лазейка, оставленная академиком Трофимом Лысенко: приписаться к какой-то массивной, инерционной и безответной комплементарной системе, заземляясь на которую можно списывать вонь от своего образа жизни — и это сама жизнь. Которая «иначе не выжить», «жить тяжело» и «жизнь такова». Старательно убеждая себя и других, что вонь — естественный запах атмосферы. И что нюхать не надо, надо смотреть на рога.
И надо сказать, что может получиться. Ведь товарищ Трофим Лысенко был во многом прав, хоть и не осознавал этого: эволюционный критерий определяется исключительно в контексте среды. Если Вейсман со своей хвосторезкой выступает критерием отбора, и, кроме хвосторезки, имеет еще кормушку для лабораторных мышей, то выживут, скорее бесхвостые мыши, чем голодающие.
Сам же Лысенко как-то выжил. На должности академика с функционалом картошки.
Чем крымчане, алкоголики и депутаты хуже хитрого понтореза?
