- А-а-а! — страшно орал Шариков, удерживая спиной сотрясающуюся дверь. — Филипп Филипыч! Зинка! Зинаида Прокофьевна! Дарь Петровна! Кто нибудь!.. Караул!
- Что такое? — холодно спросила Зина, заходя в кабинет. — К чему паника?
- Зинаида Прокофьевна, — задыхаясь проговорил Шариков. — Немедленно вызовите профессора. И еще пять мотоциклетов с пулеметами!
- Ишь ты, — ответила Зина. — Как за жопу меня хватать, так Зинка. А тут — прямо таки Зинаида Прокофьевна! Что случилось? Кошку увидел?
- Чудовище! Неимоверное! Огромное, побери меня триппер, как антанта! Вот, пальто мне прокусило! — продолжая подпирать локтем дверь, Шариков продемонстрировал отованный клок кожаного пальто.
В дверь с той стороны въебало так, что Шариков проскользил на каблуках по полу, и на четвереньках кинулся обратно, удерживать свой последний рубеж обороны.
- Зинка! Зиночка! Зинулечка, — умоляюще провыл Шариков, упираясь головой в створку. — Зинаида, блять, Прокофьевна-а-а-а! Немедленно Филиппа Филипыча зовите! Эта монстра, она же потопчет всех!
Словно в подтверждение его слов, дверь навылет пробил костяной рог, поворочался в дыре, и выдернулся обратно.
- Ну, — задумчиво сказала Зина, — Если профессор не занят с пациентом, я, пожалуй, передам. Вы тут подождите, не уходите. И, будьте добры, не называйте меня «Зинаида блядь Прокофьевна». Я социальный служащий, а не то, что вы про меня говорите.
- Куда я уйду, — тоскливо сказал Шариков. — Я уйду, а оно догонит.
***
- Нуте-с, — сказал доктор Преображенский, усаживаясь в кресло. — Что снова не так? Кошку увидели?
- Монстра! — трагически отозвался Шариков. — Надо в подотдел очистки позвонить, чтобы его зачистили. Только нужно еще мотоциклеты с пулеметами. Эдакого легко не зачистишь.
- Вы водки не пили? — озабоченно спросил профессор. — Откуда здесь монстр?
- За дверью! — прошептал Шариков. — Ломится! Вот, пальто прокусил.
Профессор со вздохом поднялся из кресла, проследовал к двери, отодвинул Шарикова, открыл створку и заглянул в смежный кабинет. Затем смешно сложил губы и похрюкал в бороду особенным образом. В ответ раздался гулкий рев.
- Вот! — торжествующе крикнул Шариков, пятясь от двери. — Монстра рычит! Говорил же я!
- Какой же это монстр, — ответил Филипп Филиппович, возвращаясь в кресло. — Это доктор Борменталь. Мы с Иваном Арнольдовичем провели эксперимент — с его, безусловно, согласия, — и я пересадил ему железы носорога. Трансформация пока не закончена — но ведь и вы не сразу стали… условно, говоря, человеком. Так что он теперь не Борменталь, а, скорее, Борментавр.
- Что ж он кидается тогда? — плачущим голосом спросил Шариков. — Свои же люди!
- Ну а чего вы хотели? Вы хамите, хулиганите в доме, хватаете Зинаиду Прокофьевну за неприличные места. Воруете вещи, деньги. Ваша эта машинистка, как ее?… — профессор пощелкал пальцами. — Фамилия как у художника...
- Васнецова, — угрюмо подсказал Шариков.
- Точно. Васнецова. Приходила с шестью щенками в подоле. Что вы ей ответили?
- Топить к чертовой матери, — так же мрачно ответил Шариков, — Или сократим из отдела.
- Вот. А это ваше потомство между прочим. На самого Ивана Арнольдовича вы бросались три раза. Из них — два раза с оружием. Какого же вы к себе от него отношения ждете?
- Слушайте, — с надеждой спросил Шариков. — А может вы вырежете ему эту железу из головы, чтобы обратно стал Борменталь, а не Борментавр? И заживем по прежнему?
- По прежнему? — удивился профессор. — Вы хотите, чтобы я зажил с вами по прежнему? Давайте спросим Зину, Дарью Петровну, дворника Федора — хотят ли они с вами зажить по прежнему?
- Жаловаться буду, — жестко сказал Шариков. — В Совнарком. Чтобы удалили Борментавра. По линии отдела очистки!
- Жалуйтесь, конечно, — охотно согласился профессор. — Но гибридизация доктора и носорога является важной научной программой, одобренной правительством РСФСР. Если уж удалять железы при отмене программы — так надо и вам удалить. Хотите снова собакой с ошпаренным боком по улице на четырех лапах бегать и «Абырвалг» читать?
- Где же я теперь харчеваться буду? — с тоской спросил Шариков. — Я без пропитания оставаться не могу.
- Извольте, оставайтесь. Харчуйтесь на здоровье. Вас никто не гонит, — спокойно ответил профессор Преображенский. — Сегодня на обед, кажется, тефтели. Для вас еще компот.
- Так он же меня стопчет, — взвыл Шариков. — Вы рог его видели? Оно же кидается как холера на колчаковских фронтах!
- Стопчет, — одобрительно кивнул профессор. — Что поделать, борьба видов. Советской власти хлюпики не нужны. Вот погодите, после Борментавра на очереди Борментозавр!
Ого-го! Машина убийства! Гомбожаб Цыбиков уже раскопал древние манускрипты Тибета, и полярный исследователь Отто Юльевич Шмидт готов вылететь, чтобы в высокогорных льдах найти останки велоцираптора, содержащие необходимый биоматериал для создания из Ивана Арнольдовича первого в истории борментозавра.
- Гомбожаб — это что? — тупо спросил Шариков. — И при чем тут велосипеды?
- Не что, а кто, — пояснил Преображенский. — профессор Гомбожаб Цэбекович Цыбиков, выдающийся востоковед, исследователь Центрального Тибета. Вот если бы вы не только календари читали, а научную литературу, то знали бы это имя. Наряду с Марксом и Каутским.
- Гомбожаб? — с ненавистью спросил Шариков, сжимая кулаки. — Все издеваетесь над пролетариатом? Я вот вам покажу сейчас гоможабов…
Из смежного кабинета донесся угрожающий рев Борментавра, уловившего агрессивные тона в голосе.
- Хорошо, — забормотал Шариков. — Пусть сейчас будет по вашему. Гоможабы капиталистические. Я ухожу. Я пока у Швондера поживу. Я вам это запомню. Увидите. Потом сами в ногах валяться будете, гоможабры на велосипедах.
Шариков, осторожно обходя разбитую дверь логова Борментавра, добрался до вешалки, снял с крючка и намотал ша шею шарф, и двинулся на выход. Уже у самого выхода обернулся и показал Филиппу Филипповичу сжатый кулак.
- Вот вы где у меня все будете. Я вам такой мандриан устрою! — взвизгнул Шариков и хлопнул дверью.
Профессор залпом забросил в рот рюмку ледяной анисовой.
- Зря вы так, Филипп Филиппович, — грустно сказала Зина, заходя в кабинет. — Он ведь такой. Он припомнит.
- Садитесь за стол, Зиночка, — благодушно сказал профессор, и разлил анисовую по двум рюмкам. — Обычно я дамам не предлагаю, но… У Ивана Арнольдовича термин реабилитации, а пить одному — дурной тон. Хуже только с собакой пить. Вы помните, что я вам говорил? Что человек всегда побеждает животное? Наука не всесильна, но она сильна. Уж точно сильнее пса.
- Он к Швондеру пойдет, — плаксиво сказала Зиночка. — А там такая стая, что любого человека загрызет, вместе с наукой.
- Да, — довольно сказал Филипп Филиппович. — Именно поэтому, под предлогом лечения зубов, я всему этому пролетарскому хору имени Швондера, включая самого регента и женщину неопределенного пола, под наркозом вживил железы серой крысы. Прислушайтесь, внимательно. Сейчас начнется. Раз… два… три! Оп!
Зинаида Прокофьевна подняла глаза к потолку, внимательно вслушалась, и поперхнулась ледяной анисовой водкой.
Из смежной комнаты торжествующе заревел Борментавр.
