- Я не понимаю, — сказал Мальчиш-Плохиш, — это чувак, который все время туда-сюда на лошади мечется и орет «эй, вставайте!», он-то почему не на фронте? Он, в отличие от нас, совершеннолетний.
- Ты же видел, какой он в последний раз был, — ответил Кибальчиш, набивая ленту патронами. — Коня нет, шапки нет, сабля поломана. Мужик тоже повоевал.
- Шапки нет, — ядовито сказал Плохиш. — Ах тыж боже мой! Тяжелое ранение — шапка слетела. А потом, когда мы сорвались, почему-то похромал в противоположную от фронта сторону. Я напомню, у тебя отец с братом грузом «двести» вернулись в Ростов, а не «шапка слетела».
- Я не понимаю, — со вздохом сказал Кибальчиш, откладывая ленту. — Что тебе не так? Все есть — и черные бомбы, и белые снаряды, и желтые патроны. И пушки, и все остальное. И стрелки, как на фарт, побиты. Кто бы нас пустил на войну, если бы стрелков не побили? А так хочется из ДШК пострелять!
- Что мне не так? Что поубивают нас тут нахуй, — мрачно ответил Плохиш. — А потом этот гонец придет, уже без шапки и сапогов, и что — бабки на войну пойдут? Я, конечно, понимаю пацанские понты, чтобы девочкам понравиться, но в лучшем случае ты будешь без ног, а в худшем — в пластиковом пакете. Любой вариант девчачью любовь не предполагает.
Кстати, что у нас со снабжением?
- Банка консервов и пачка-жевачка, — гордо ответил Кибальчиш.
- На всех? Понятно, — тоскливо отозвался Плохиш. — А денежное обеспечение?
- Тридцать тысяч рублей в месяц!
- Кто-нибудь эти деньги получил?
- Так деньги в конце, — растерянно отозвался Кибальчиш. — Когда работу сделаем…
- Еще более понятно. Слушай, у меня есть встречное предложение, — Плохиш вытащил из-за отворота сложенный вчетверо листок, и протянул его Кибальчишу. Кибальчиш расправил листок на колене и начал читать, шевеля губами и морща лоб. Затем растерянно посмотрел на Плохиша, начал понемногу наливаться ненавистью, резко встал и двинулся вперед, вытаскивая на ходу из ножен шашку.
- Ах ты гадина…
- Тихо, — ледяным голосом отозвался Плохиш, уперев в лоб Кибальчишу ствол маузера. — Ты же знаешь, почему меня Плохишом назвали. Не потому что я плохо в школе учился. Спрячь зубочистку, сядь на место и поговорим.
Кибальчиш с лязгом вогнал шашку в ножны, вернулся и сел на патронный ящик. Плохиш запрыгнул на бруствер, сел, свесив ноги, и засунул пистолет в кобуру, предусмотрительно оставив ее открытой.
- Что тебе не так?
- Ты же измену предлагаешь!
- Измену кому?
- Ну вот, — Кибальчиш заводил руками вокруг себя, — Вот этому всему! Всему, что есть! Вот это вообще все!
- То есть внятно сформулировать ты не можешь. Ясно. Я тебе напомню, буржуины у нас в селе школу и поликлинику построили. И выдали кредит твоему папе-алкашу на агрокомплекс. Или ты вправду веришь, что он цветущий папоротник в ночь на Ивана-Купалы нашел?
Кибальчиш потупился и шмыгнул носом.
- А дальше было так, — холодно продолжал Плохиш, — отдавать кредит твоему батяне, и таким как он, не хотелось, и они поперли воевать. Брат не мог найти работу, а тридцать рублей в месяц — большии-и-ие деньги! Да еще пострелять можно бесплатно. И вот твоя очередь дохнуть в войне с неведомыми буржуинами. Кстати, главного заграничного буржуина зовут Вячеслав Николаевич, и он, в отличие от тебя, бурята — славянин.
- Я не бурят, я россиянин, — угрюмо отозвался Кибальчиш. — Меня за бочку варенья и ящик печенья не купишь.
- Ты думаешь только о себе, — терпеливо сказал Плохиш. — В предложении сказано — «каждому». Каждому из мальчишей по ящику печенья и бочке варенья. Всем, а не только мне и тебе. Гуманитарный буржуинский фонд «Дети на войне». Мелкий шрифт тоже читай.
Кибальчиш поднял с земли втоптанный измятый листок и начал водить по нему взглядом.
- Я понимаю, — продолжал Плохиш, — что мальчиши так и будут грызть одну консерву на тридцать человек, а мутный дядя с ранением шапки начнет таскать в тыл непонятные мешки. Но это уже не мое дело.
- Обдумать надо, — буркнул Кибальчиш, аккуратно складывая листок и пряча его во внутреннем кармане. — Тут с кондачка не решишь. Опять же денежное содержание утратим, это вычет из варенья. Скажи им — пусть по две бочки. Зря что-ли кровь собрались проливать. Особенно детскую. На смерть идем. И за батю мне отдельно бочку.
- Две так две, — легко согласился Плохиш, выбираясь из окопа. — Я передам. Слушай, один вопрос напоследок.
- Ну?
- Почему ты Кибальчиш? Ну вот я понятно, Плохиш, А что твое имя обозначает? Был бы ты Мальчиш-Тохтамыш, или Мальчиш-Хуйпроссыш — это ясно. А исконно русское «Кибальчиш» — это что?
- Не знаю, — все так же угрюмо отозвался Мальчиш-Кибальчиш. — Мамка так назвала перед тем, как в Таиланд на пип-шоу уехала. Все, иди, пока я не передумал.
- Пока, Кибальчиш. Пыщ-пыщ! Да ладно, не злись, я пошутил.
***
Плохиш шел по полю, покусывая травинку, огибая воронки и обрывки спиралей Бруно. Внезапно за спиной что-то тяжко ебнуло. Плохиш на рефлексе скатился в ближайшую воронку.
- Кажется Мальчиш-Долбоебыш таки разобрал свою мину на артиллерийском складе, — задумчиво сказал сам себе Плохиш, и осторожно выглянул из воронки.
На позициях мальчишей рвануло еще раз, и еще, и пошло рваться дальше по всей линии, укрывая пейзаж дымом. Высоко в небе кувыркалась башня танкетки. Через несколько секунд вокруг воронки посыпался щебень, и Плохиш опять вжался в грунт.
- Молодец, Тохтамыш. Разобрался — как экономить на варенье. А ведь скажут что это я все натворил, — Плохиш вздохнул, выплюнул травинку, взял сигарету, улыбнулся и посмотрел в небо.
- Летят параходы — привет Мальчишу. Плывут пианеры — привет Мальчишу. Идут буржуины — пиздец Мальчишу.
И выпустил сигаретный дым в мирное небо.
