Abstract
О том, кому негр приходится братом, о сахаре с привкусом крови, а также о строительстве утопии на деньги бездушного фабриканта
Мы, хищники, большие демократы
Нам думать о различиях смешно:
Мы нищему, равно как принцу, рады –
Здоровому желудку всё равно.
В наш славный век сильнее та фигура,
Чья правда – острый зуб и острый глаз.
Пусть даже против хищников культура,
Зато цивилизация за нас.
(с) Г. Гаранян
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. БОГОИЗБРАННЫЙ НАРОД
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕДОЛЮДИ КЕЛЬТСКОЙ РАСЫ
Ирландцы оставались главным отрицательным примером для фанатов англосаксонского расизма вплоть до Первой Мировой и последующего отделения Ирландии, но уже с конца 1850-х негры и прочие «цветные» постепенно начинают занимать всё больше и больше места в публичных дискуссиях о равенстве всех людей и природе экономики. Причиной тому послужило два огромных потрясения для англоязычного мира в целом.
Первым из них был Великий Мятеж 1856–57 в Индии, больше известный у нас как восстание сипаев. Жестокости, творимые взбунтовавшимися частями ост-индской компании, действительно заставляют дрожать от ужаса даже сейчас, 160 лет спустя. Жителей белых «резиденций» не просто вырезали, а делали это с упоением, пытая и насилуя, не делая различий ни для женщин, ни для детей. Добавили свою малую толику к истерии, разгоревшейся после первых вестей из Индии, и журналисты, создававшие кромешно-чёрный фон для и без того эффектных новостей.
Резня в Канпуре, рисунок 1857 года
Да, правительская комиссия довольно скоро обнаружила множество злоупотреблений, совершённых чиновниками Компании, спровоцировавших восстание (точнее, давших горючий материал для его амбициозных предводителей), но кто же верит официальным отчётам? Журналистские репортажи были куда популярнее, описывая «коварных дикарей», и заставлял многих ставить вопрос ребром: «А люди ли они вообще?». И, конечно же, многие с упоением заслушивались теми, кто отвечал просто: «Нет, не люди. Люди – это только мы, британцы (ну, может ещё немного французы, но это не точно).»
Вторым поводом для публичной дискуссии о том, полноценные ли люди «цветные», стал конфликт между Севером и Югом США, приведший в результате к знаменитой гражданской войне.
Дело в том, что США всё ещё оставались частью британского мира, хоть и культурно обособленной. Северяне-янки опирались на экономическую идеологию либертарианцев-"манчестерцев", а джентльмены-южане считали себя частью британской аристократической традиции (за исключением франкофилов из Нового Орлеана). США полностью находились в дискурсе своей бывшей метрополии, и события в по одну сторону Атлантики неизбежно отзывались по другую, иногда с тысячекратной силой.
После отмены рабства, в основном распространявшемся на колонии в Вест-Индии с её плантациями сахарного тростника, в британских владениях в 1834-м, США стали своеобразной "контрольной группой", позволявшей критикам этого решения (которых оставалось немало) постоянно тыкать пальцем и говорить: "Вот видите, американцы рабство не отменили – и ничего, милые душевные люди. Так может мы совершили ошибку, а?..". К примеру, знаменитая "Хижина дядюшки Тома" вызвала намного более страстный отклик в Британии, чем на родине, а рецензия (разгромная) Диккенса на этот роман весила больше всех восторгов аболиционистов.
И когда в США началась гражданская война, это стало не только ударом по текстильной промышленности Британии, спровоцировав экономическую депрессию, но и дало пищу для бурных дискуссий о моральности поведения обеих сторон: ослеплённых корыстью янки и рабовладельцах-южанах.
Рисунок 1831 года, посвящённый восстанию Ната Тёрнера. Пояснения (отмеченные цифрами) доносят мысль "или ты негров – или негры тебя"
Катарсисом этого противостояния в Британии стало дело губернатора Ямайки Эдварда Эйра.
11 октября 1865 года в Морант-Бэй, юго-восточном порту Ямайки ("мировой столицы сахара" и бывшей базы знаменитого пирата и одного из первых плантаторов Генри Моргана), вспыхнул бунт, бессмысленный и беспощадный. Поводом для него стал арест и бичевание безработного-негра, проникшего на заброшенную плантацию в поисках еды, но причины были намного более глубокими. 96% практически полумиллионного населения острова составляли "цветные", в основном негры и некоторая часть мулатов. При этом власть и экономические элиты Ямайки состояли исключительно из белых (и немногих, опять-таки, мулатов). В 1864-м из-за неурожая на острове начался голод, приведший среди прочего и к банкротству многих мелких предприятий, в основном завязанных на первичную переработку и экспорт сельскохозяйственной продукции. Религиозные комитеты, являвшиеся по факту единственной формой политической организации на Ямайке, подали в Лондон петицию с просьбой о помощи. Ответ был сформулирован до хамства просто: "Работайте – и голодать не будете!". Один из предводителей оппозиции, священник, бизнесмен и представитель местного парламента, мулат Джордж Уильям Гордон, пытаясь предупредить насилие, обратился к губернатору с просьбой не проявлять жестокость. Губернатор ответил усилением патрулей. Теперь взрыв стал вопросом времени.
Джордж Уильям Гордон (1820–65), личность сама по себе внушающая уважение, self-educated, бывший раб, ставший депутатом местного парламента. Национальный герой Ямайки с 1969 года
Неоправданная и демонстративная жестокость полиции (ничего не напоминает, не?) послужила искрой. Толпа, разъярённая видом пытки, напала на здание суда и убила 18 представителей власти, полицейских и судебных исполнителей. В ответ губернатор Эйр объявил военное положение и ввёл в город войска. Регулярные части сожгли "чёрную" часть поселения (около 1000 зданий), было убито 439 негров, арестовано и казнено по решению трибунала ещё 354. Около 600 человек, включая беременных женщин, были бичёваны. Джорджа Гордона без доказательств отдали под трибунал и повесили.
Эдвард Джон Эйр (1815–1901), знаменитый путешественник, исследователь Австралии (где в его честь названы гора, полуостров, залив, бухта, шоссе, университет, гостиница и избирательный округ – в издёвку, наверно), лейтенант-губернатор Нового Мюнстера (старое название южного из больших островов Новой Зеландии, где в честь него названы несколько посёлков, лес, гора и бухта). Когда Британии достигли новости о бойне на Ямайке, публика сначала не могла поверить, что такой человек мог приказать сделать такое. Есть версия, что у него с Гордоном был личный конфликт, но всё же...
В общем, обычная колониальная история. Таких было на год пяток, и если на месте не оказывался какой-то журналист (а большинство местных элит, умеющих писать вообще, не говоря уже о таком тонком деле как газетная заметка), то о нём тут же забывали. Но в этот раз получилось иначе, ведь Джордж Гордон был довольно известной в британских кругах личностью, более того – священником, а нападения светских властей на своих церковь никогда не спускала с рук. Неравнодушными личностями был организован Ямайский Комитет, и губернатора Эйра отдали под суд.
Конечно, обвинение было сложным и включало множество ссылок на законы и всё такое, но неформально всё сводилось к одному простому вопросу: Стоят ли жизни сотни негров слезинки одного белого ребёнка?
Оставаться нейтральным в таком деле не получилось практически ни у кого. Процесс поляризовал британское общество, и все вопросы морали и экономики, остававшиеся до того в основном на страницах журналов, всплыли разом, не оставляя возможности от них уклониться, потому что губернатор Эйр мог быть или осуждён, или оправдан – и третьего не дано.
Главой Ямайского Комитета и лидером обвинительной стороны стал один из отцов-основателей классической политэкономии, кумир современных либертерианцев Джон Стюарт Милль, но кроме того на вине Эйра настаивали и другие, не менее знаменитые личности: Чарльз Дарвин, Герберт Спенсер, Томас Хаксли, Джон Брайт... На их стороне выступили и влиятельные британские евангелисты, настаивавшие на том, что все люди – братья во Христе, даже те, кто ещё этого не знает (о союзе либералов и евангелистов, приведшем к удивительному гибриду, "моральной экономике", мы ещё поговорим ниже).
"Разве не человек я и не брат твой?". Эмблема британского антирабского общества (1795)
По другую сторону баррикады собрались люди, возглавляемые, возможно, не столь известным нам сейчас, но однозначно знаменитым в те времена Томасом Карлайлом, эссеистом и идеологом англосаксонского расизма. Среди его союзников были такие не последние люди как Чарльз Диккенс, Чарльз Кингсли, Альфред Теннисон и... наш старый знакомый Джон Раскин.
Раскин, 1863. Настоящий эстет
Старина Джон сошёлся с Карлайлом ещё в начале 1850-х на почве неприятия главенствующей на тот момент парадигмы трудовой теории экономики Адама Смита. Человек – это не механизм, постоянно подсчитывающий стоимость своего труда, – соглашались они друг с другом. Работа – это ценность сама по себе. Совместная работа – основа морали, а не источник выгоды. Разделение труда аморально. Работа угодна Богу, не работать – значит отступать от Божьих помыслов, ergo, нет ничего плохого в рабстве, ибо рабовладелец вершит промысел Божий, при помощи "благоденственного кнута"(с) заставляя ленивый скот пахать. Обращать в рабство христиан – это безусловно грех, ибо настоящий христианин не требует кнута, он сам осознаёт благородство, происходящее от работы, но для этого надо быть христианином, а не безбожным язычником.
– И конечно же католиком и не ирландцем, – добавляет Карлайл.
– Потому что они ложные христиане, – соглашается Раскин. – Вдобавок, в природе кельтской расы лежит лень и беспробудное пьянство.
– Так можно ли судить одного христианина за то, что они всеми доступными средствами защищал других христиан от ярости дикарей?
– Риторический вопрос.
– Ну, тогда понеслась!..
И Карлайл сотоварищи устраивают прибывшему в Лондон на суд губернатору Эйру торжественный банкет.
Томас Карлайл (1795–1881), историк, сатирик, переводчик, математик, философ. Взгляните в эти полные жизнелюбия глаза и осознайте всё величие англосаксонской расы!
Возможно дальнейшая полемика не была бы столь раскалённой, однако к моменту суда стороны уже составили друг о друге совершенно полное и не менее ложное представление, так что аргументы обеих сторон не имели никакого практического смысла – остаться должен был только один.
Защитники Эйра видели ВРАГОВ(тм)! ВРАГИ(тм) были замечательными, ни от кого не зависимыми людьми, добившимися всего в своей жизни сами, без чьей-либо помощи, и на основании этого считающими, что утопающему нужно дать удочку, чтобы он смог прокормить себя сам. Пардон, конечно же не дать, а одолжить. С процентами. Чтобы не поощрять нахлебничество.
Вы удивитесь, но обвинители Эйра тоже видели ВРАГОВ(тм). ВРАГИ(тм) были настолько высокоморальными, что считали людьми только себя и своих друзей, а прочие же двуногие создания без перьев классифицировались исключительно как различной степени недозрелости заготовки человека, которые можно – и нужно! – дорабатывать топором, рубанком и розгами, а в случае неудачи (ну, запорол деталь, с кем не бывает?) – пристрелить, а тушу использовать для изготовления мыла.
Ну какая между ними могла быть полемика?
– Разве не брат ты мне? – риторически вопрошали одни.
– Валлийский козёл тебе брат, – не менее риторически отвечали другие.
И расходились взаимно удовлетворёнными.
"Я человек и твой брат!" – вот такая милая пропаганда времён "дела Эйра"
Обвинители Эйра апеллировали к доводам, уходящим корнями к Адаму Смиту: быть человеком значит торговать. Необходимое условие для торговли – наличие языка, речи, потому что без неё обмен невозможен. Следовательно, всякий, кто может говорить – а значит и обмениваться товарами – человек. Dixi!
Нет! – возмущённо возражали им защитники Эйра. – Некоторые расы могут торговать, но не хотят – и это прямое доказательство их недоразвитости. Отсюда следует, что есть расы более развитые и менее развитые – высшие и низшие. Вы посмотрите на ирландцев: у них есть возможность работать – но они не работают! Разве это не доказательство их врождённой низости? Да, они не скот и имеют бессмертные души, но их разум слаб и требует присмотра старших братьев. И мы даже знаем этих ответственных и моральных людей – это мы.
Карикатура 1865 года: Джон Раскин попирает евангелиста, читающего брошюру "Политэкономия"
Процессы по двум делам (кроме криминального был ещё и гражданский иск попо двум делам (кроме криминального был ещё и гражданский иск законы и всё такое, но неформально всё сводилось к одному простом превышению служебных полномочий) длился 4 года. По итогу губернатора Эйра оправдали: действия жителей Морант-Бэй носили все признаки мятежа, и введение военного положения было признано разумным шагом – а дальше уже следуют законы военного времени, а не гражданского. Сам оправданный уже экс-губернатор немедленно удалился в загородное поместье, где и проживал свою пенсию ещё 30 лет, не появляясь на публике.
Но сам процесс взбудоражил публику, донёс до широких масс идеи, которые раньше были достоянием узкого круга интеллектуалов. Идеи о превосходстве англосаксонской расы над прочими и вообще о существовании "иерархии рас" по степени развитости. О возможности – и необходимости! – искусственного выведения сверхчеловека, объединяющего все добродетели настоящего британца и христианина и не имеющего изъянов, присущих низшим расам. То были времена Дизраэли, времена романтического империализма, когда вдохновлённые парни отправлялись за тридевять морей, чтобы гордо нести бремя белого человека, и статьи Карлайла и Раскина часто заменяли им Библию.
Интересно будущее этих двух крыльев британской интеллектуальной элиты, точнее их идей. По одну сторону образовался стойкий союз либералов и евангелистов, который породил странный гибрид под названием "моральная экономика". В смысле, на механистическую матрицу "манчестерской школы", в рамках которой человек приравнивался к своей экономической функции, наложилась евангелистская доктрина любви к ближнему, и в результате получилось что-то вроде: все люди – братья, но каждый кузнец своего счастья, поэтому эксплуатировать друг друга можно и нужно – но любя.
Идейная эволюция по другую сторону барьера была ещё более любопытной. К примеру, хотя сейчас и считается, что Томаса Карлайл был типичным консерватором, в числе своих отцов-основателей его числят и социалисты, и фашисты. Во! Уметь надо! Кстати, именно этому милому человеку принадлежит знаменитая максима "Революция задумывается идеалистами, совершается фанатиками, а её результатами пользуются подлецы". Так что в следующий раз знайте, кого цитируете. :)
Как ни странно, наш герой-ботан, в смысле, искусствовед пошёл ещё дальше. Ответом Раскина на все насущные вопросы общества стал христианский социализм. Долой разделение труда – оно рушит социальные связи. Труд священен, он объединяет, он делает нас настоящими людьми! Белыми людьми, конечно же. А если точнее, белыми христианами англосаксонской расы. Поэтому все должны дружно основать христианские коммуны и работать в радость себе, занимаясь кооперацией и взаимопомощью на основе Господних заповедей.
В общем, очередное утопическое Царство Божье (на деньги почившего батюшки, которого Раскин публично критиковал за антихристианскую тягу к наживе), которые появлялись во все времена с тех пор, как люди перестали бродить за стадами крупных копытных с каменными копьями. Факт в том, что Раскин был изумительно харизматичным проповедником, и Гильдии Труда, подробно описанные в его поздних эссе, стали возникать не только в Британии, но и в Новом Свете, а в некоторых его публичных проектах в стиле "давайте все дружно возьмёмся за лопаты и совершим стройку века за бесплатно!" подвизались такие в будущем знаменитые, а тогда молодые люди как Оскар Уайльд, Альфред Мильнер и Арнольд Тойнби. Уже в XX веке многие лейбористы признавались, что сама идея их движения (напомню, впервые ворвавшегося в политическую жизнь Британии на выборах 1910 года) была во многом основана на идеях Раскина, а идея "велфера", "заботливого государства", и вовсе из них цельнотянута.
Джон Раскин в 1882-м. А глаза добрые-добрые...
При этом в размышлениях Раскина христианский социализм спокойно уживался с жёсткой иерархичностью: равенства нет! младшие должны беспрекословно подчиняться старшим, как люди – Господу (что характерно, придумал он это уже будучи стариком и заслуженным профессором... какое удивительное совпадение). А вишенкой на тортике стала публичная поддержка проектов евгеники – селекции "нового человека" путём скрещивания самых благочестивых, способных и белых христиан англосаксонской расы. Способ же, которым Раскин и его просвещённые коллеги пришли к этой идее, прекрасно иллюстрирует печальную истину, что даже самая строгая и выверенная логика даст на выходе бред, если стартовать с бредовых посылов.
Начальной точкой евгеники, как ни странно, была не теория о происхождении Дарвина... пардон, человека от Дарвина... в общем, вы поняли. На всякий случай напомню, что книга "Происхождение человека и половой отбор", в 6-й главе которой впервые прозвучала сия крамольная мысль, вышла только в 1871 году, а тезис "человек произошёл от обезьяны" и вовсе принадлежит не Чарльзу Д., а его последователю Томасу Х. (которого мы уже встречали выше в составе Ямайского комитета) и впервые был высказан ещё 3-4 годами позже, когда евгеника (хоть и не под этим именем) уже начала набирать популярность.
Нет, изначальный посыл "улучшателей человеческой природы" произошёл от... химиков. Точнее, от недоучек, которые чего-то услышали, ничего не поняли, но бросились писать посты в ФБ... упс... в воскресные журналы для джентльменов. Первоначально тезис звучал так:
Лжеучёные, зовущие себя экономистами, пытаются представить людей как идентичные математические функции, безвольно подчиняющиеся законам спроса и предложения. Но это не так! Природу человека следует сравнивать не с математической функцией, а с химическим составом вещества! Да, как замена одних элементов другими или даже изменение их соотношений приводит к появлению нового вещества, так и человек состоит из различных элементов – душевных, конечно же. И для получения чистого вещества человека требуется ректификация (химики уже делают фейспалм, но при этом не могут отрицать, что перегонка спирта – это очень интересная аналогия для получения морально чистого человека).
Вышедшая после этого скандальная книга Дарвина, конечно же, не могла пройти мимо любителей подобных рассуждений (и первого из них, двоюродного брата Дарвина, Френсиса Гальтона), потому что она добавляла к цели средство её достижения – искусственный отбор. Так что цели ясны: Больше! Лучше! Белее! (как и многие другие лозунги, приведенные в данной статье, этот является не выдумкой, а цитатой из произведений публицистов описываемого времени).
Схема британского общества по Гальтону, печальный пережиток эпохи, когда никто ещё не знал о неравновесных системах
Закончим же эту главу нашего рассказа небольшим, но закономерным курьёзом. Джон Раскин очень любил говорить о силе истинной красоты и своём презрении к наживе, но когда папино наследство закончилось, а христианская коммуна почему-то так и не вышла на самоокупаемость, он вполне рационально вложил оставшиеся средства в чайный магазин на Паддингтон стрит 29, в центре Лондона. И, судя по всему, не чувствовал никаких моральных угрызений.
Чего и вам желаем :)
продолжение следует ЗДЕСЬ