Abstract
Безпрецедентная кража секретных документов прямо в Генеральном Штабе. Данные по разработке артиллерийских систем сливаются противнику «кротом», имеющим доступ к военной тайне. Расследование выводит на сговор переселенцев с оккупированных территорий, проникших в высшее руководство армией. Военный министр свидетельствует против главного подозреваемого.

Война слишком важное дело, чтобы доверять ее военным.
(с) Жорж Клемансо

Украинский читатель настолько свыкся с ежедневными новостями о зраде: реальной и вымышленной, – что его это слово перестало волновать. Зря, зря... Именно так и гасится иммунитет – через усыпление чувств, формирование привычки... Так что сейчас я вам расскажу о настоящем предательстве, да таком, которое из пустяка переросло в буквальном смысле в вопрос мировой политики. Это будет история о трусости, легкомысленности, напыщенном патриотизме, лжи, клевете, подлоге, жадности, ненависти и многих смертях. Я уже упоминал о ней дважды (здесь и здесь) в наивном предположении, что такая знаменитая история не может не быть известной каждому.

Итак, речь пойдёт о знаменитом деле Дрейфуса.

Но прежде ещё раз подробно опишем место событий, чтобы логика каждого преступления и каждого подвига была ясна читателю, а не появлялась роялем в кустах. В конце концов, даже у героизма есть рациональные основания.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Начнём мы рассказ с сентября 1870-го года. Место событий – город Париж, столица Империи французов. Всего четыре месяца прошло после очередного плебисцита, 86-ю процентами сделавшего бонапартистскую монархию наследственной, и всего два – с момента ура-патриотического подъёма, вызванного объявлением войны Пруссии.

И вот... Уже на следующий день после прихода новостей о поражении под Седаном и пленении императора Законодательное собрание, сборище марионеток и дельцов, которые за долгие 19 лет империи отвыкли решать и нести ответственность за свои решения, не просто становится единственным легитимным органом власти в стране, но и, под влиянием последнего выжившего десятка депутатов-либералов, провозглашают во Франции республику.

Как?

А очень просто. Республиканцы во главе с Фавром и Гамбеттой зашли в зал и сказали: «Или вы сами провозглашаете республику, или там за дверью стоит толпа злых парижан, готовых вспомнить времена Робеспьера. Вы помните времена Робеспьера, господа?».

Господа депутаты помнили.

Господа депутаты также помнили, какими злыми бывают парижане.

И господа депутаты помнили, что 19 лет назад многие из них аплодировали генералу Сент-Арно, приказавшему расстрелять митинг на Больших Бульварах, где у многих из стоящих теперь за дверями собрания погибли близкие.

Провозглашение Гамбеттой республики. Романтическая версия

Вот так, на коленке, без должного протокола, прямо посреди безнадёжной войны с немцами и возникла Третья Республика, до сих пор самая долгоживущая из всех пяти французских. Из парижских депутатов было сформировано Временное правительство, которое взяло на себя ответственность и за оборону столицы от пруссаков (подступивших к парижским фортам уже две недели спустя), и за организацию новой армии ("бандитов Гамбетты"), и за подобие выборов в стране, треть которой была оккупирована вражескими войсками (представляете, враг на пороге – а они бюллетени считают!.. странные люди).

В избранном в феврале 1871-го года парламенте, удивительно дело, республиканцы остались в меньшинстве – победили разного рода монархисты, и республику спасло лишь то, что монархисты эти первым делом перегрызлись между собой за то, какой монарх более легитимный: Бонапарт (в немецком плену), Орлеан (внук предыдущего короля) или Бурбон (внук позапрошлого легитимыча). Последние двое вроде даже договорились между собой, и всё было готово к торжественному возвращению Бурбонов на трон, но... Суровый принципиальный старик Анри, граф де Шамбор, без пяти минут Генрих Пятый, потребовал убрать из символики всё, что напоминало о республике, и в первую очередь – знаменитый французский триколор. Это был эпик фейл. Даже самые отъявленные монархисты понимали, что посреди войны отказаться от флага, которому присягало четыре поколения французов – это быстрое политическое самоубийство, но донести эту простую мысль до человека, проведшего в изгнании почти всю жизнь, так и не удалось. Решили подождать, пока проблема решится "естественным путём", а тем временем главой правительства был избран старик Тьер, единственный, кого могли вытерпеть и республиканцы, и все разновидности монархистов.

Как вы понимаете, временное решение пережило не только де Шамбора с Тьером, но и саму Третью Республику.

Анри д'Артуа, граф де Шамбор (1820–83), несостоявшийся Генрих V. Мало того, что из-за его упрямства Франция не вернулась к монархии, так ещё и прожил достаточно долго, преградив путь к трону другим, более сговорчивым принцам

Для возобновления финансов шаткое версальское правительство попыталось заручиться доверием собственников и отменило мораторий на взыскание коммунальных долгов... чем немедленно спровоцировало восстание в столице – знаменитую Парижскую коммуну. От 15 до 30 тысяч расстрелянных без суда прямо на улицах, ещё 21 тысяча сослана в колонии – и полуразрушенный город на Сене гостеприимно принял республику обратно в своё сердце.

Через два года Тьер устал прыгать между капельками, одновременно угождая монархистам и республиканцам, либералам и клерикалам, а попутно разыскивая международные займы для покрытия огромной контрибуции. Человеком он был, при всех своих талантах, склочным и таки доигрался до отставки. Вместо него главой страны был избран маршал МакМагон, бескомпромиссный монархист-бонапартист, бывший командующий войсками под Седаном (sic!) и при подавлении Коммуны. При нём и установилось окончательное устройство Республики: двухпалатный парламент, избирающий правительство (для руководства) и президента (для поддержания баланса и всяческого престижу).

Старый солдат не знал слов любви и резко заложил руль вправо. Республиканцы последовательно увольнялись со всех государственных должностей, была введена неявная цензура и запреты на общественные собрания. Но было поздно, поезд монархии ушёл – и летом 1879-го, после неудачной попытки монархистского переворота двумя годами прежде, МакМагон проиграл выборы на всех уровнях (муниципальный, палата депутатов, Сенат). Президентом стал республиканец из течения со сладким для нашего уха названием "оппортунисты".

Возникает разумный вопрос: а как они друг друга не перестреляли при таких отношениях-то? И ответ на него тоже известен: "Терпите, не то Бисмарк нападёт!".

И вправду, лишь ненависть к грязным бошам не позволила монархистам с республиканцами немедленно вцепиться друг другу в глотки. В стране, где практически ни одна семья не осталась без потерь в результате недавней войны, разжигать особо и стараться не надо было. #Эльзаснаш (#иЛотарингиятоже), всё такое.

Ну, и Бисмарк, человек экспансивный и неуравновешенный, истеричного склада, да ещё и лелеющий личную ненависть к французам после тяжёлого ранения старшего сына Герберта в безумной кавалерийской атаке при Марс-ла-Туре, тоже не всегда сдерживал свои порывы. Все знали, что немецкие войска в буквальном смысле слова стоят на пороге Франции, и несколько раз от войны спасала только дипломатия – ибо усиления Германии за счёт лягушатников не желал в Европе никто.

Битва при Марс-ла-Туре, последнее крупное кавалерийское сражение в истории Европы

С другой стороны, Франция оказалась в тот период белой вороной монархической Европы. Например, в дипломатических документах других стран её часто называли просто Республикой – и все понимали, о чём идёт речь, ведь других в мире просто не было. Побуждения "взять пример с остальных" были весьма сильны очень долгое время.

И после падения МакМагона Республика обнаружила себя в очень странном положении. Со всех сторон – подозрительно косящиеся монархи. Разрушенная экономика. Огромные долги. Слабая армия. Угроза вторжения в любой момент.

Республиканцы обоснованно боялись всего: монархистов, коммунаров, немцев, англичан, анархистов, клерикалов (именно тогда началось сближение с масонскими ложами ВВФ)... Политическая система последовательно загоняла быдло в бараки, подальше с глаз приличных людей (право голоса имело только 12 из 40 миллионов французов), было запрещено всё, кроме публичного патриотизма. И орудие для поддержания порядка было под рукой ещё со времён первого Наполеона – шпики.

Лови анархиста!

Да, французская полицейская система не зря славилась по всему миру. Досье на всех и вся, тайная слежка, провокации, заказные кампании в прессе – обращайтесь к профи. Всех нужно было держать под контролем. На всякий случай.

Отогнав монархистов от кормушки на расстояние удара хлыстом, республиканцы естественным образом перегрызлись между собой, немедленно разделившись на правых, левых и оппортунистов (от слова "возможность"... то есть беспринципных). От них, вдобавок, тут же откололись радикалы, выступавшие за полное отделение церкви от государства (тру-республиканцы всё больше старались проскочить между капельками, хотя и выгнали попов из школ ещё в 1880-м), за что решительно были заклеймены "масонскими прихвостнями" (почему прихвостнями? они и были масонами). Сбоку над этим пейзажем уныло реяли социалисты и грозили мировым пожаром. А в подвале кузнецы анархисты ковали революцию.

Вот такая стабильность и демократия.

Но наша полиция нас бережёт!

Правда, была одна зона ответственности, в которую республиканцы совались с опаской – армия.

Бывшая гордость Второй Империи, белая кость, герои Севастополя и Алжира – они оказались оболганными и покинутыми. Да, Франции были нужны их услуги, но никто не доверял бонапартистам – а офицерский корпус по странному совпадению состоял из них на 99%. На них повесили всех собак за проигранную войну, а те в ответ тихо шипели, что тыл их предал.

Но была и отдушина: ведь вся Франция теперь превратилась в сплошные казармы. Была введена общая воинская повинность. Занятия в школах велись побатальонно, проводились уроки патриотизма и гимнастики (не смейтесь, именно так), и весь смысл обучения сводился к тому, какую пользу ученик в будущем мог бы принести армии.

И вчерашние бонапартисты, в душе проклиная эту чёртову Республику, принялись учить детей тому, что умели сами: ходить строем, подчиняться приказам, стрелять, терпеть лишения и... ненавидеть.

Анри Пуанкаре (1854–1912), "последний математик, знавший всю математику", в возрасте 19 лет. Почему в форме? Потому что тогда все были в форме, включая патологически рассеянного студента-математика, пережившего в детстве частичный паралич и немоту. Потому что нет просто науки: математика – это просто инструмент достижения славы и могущества Франции, а учёные – те же солдаты, только на интеллектуальном фронте

Вот прошло 15 лет после войны, и семена начали давать всходы. Новые люди, выросшие и воспитанные уже при Республике один за другим приходили на государственные должности. Мало кто из них видел реальную войну, зато многие о ней слышали. В основном рассказы о подвигах "наших" и подлости врагов. И эти люди жаждали действий со всем пылом молодости.

Рано или поздно у них должен был появиться лидер – и ним стал генерал Жорж Буланже. Выпускник военной академии Сен-Сир, участник франко-австрийской войны и оккупации Кохинхины, герой обороны Парижа. Протеже МакМагона и принца Анри Орлеанского. Военный министр в 1886–87, он всего за полтора года сумел навести порядок в расположении военных частей по стране, улучшить быт унтер-офицеров, ввести на службу скорострельную винтовку Лебеля и разрывные снаряды с мелинитом, укрепить границу с Германией и упростить схему мобилизации. Когда немцы обманом захватывают французского полицейского-эльзасца – Буланже выступает с гневным обвинением и добивается его освобождения.

На знамёнах без экивоков написано "Слава императору!"

В определённый момент Буланже говорит прямо: мы уже сильны, пора начистить мерзкие бошевские рожи и вернуть то, что является французским по праву! Следует дипломатический инцидент, Германия грозит войной. Республиканское правительство даёт заднюю, так как не верит в собственные силы. Буланже, воспользовавшись ближайшим министерским кризисом (которые во Франции случались раз в неделю), выгоняют на мороз без выходного пособия.

Естественно, после этого он становится всеобщим любимцем. Причём как радикалов-антиклерикалов, так и монархистов. Все подталкивают Буланже к перевороту, но тот колеблется. Он предпочитает путь Бонапартов – чтобы любящий народ сам привёл его к власти. И народ идёт ему навстречу: он избран депутатом сразу по пяти округам, а восхищённая толпа чуть ли не вносит его на руках прямо в парламент.

Буланже ведёт французов на штурм парламентской Бастилии

Конечно же, не один Буланже в курсе славного пути обоих Наполеонов, и республиканцы не намеренный ждать, пока какой-то очередной Мюрат наведёт на них орудия конной артиллерии. Сначала идут в ход обвинения в дезертирстве – но выясняется, что дивизионный генерал сбежал в Париж к своей любовнице, и его популярность только увеличивается. За финансы тоже трудно уцепится: его спонсируют богатые патриоты... настоящие патриоты Франции, а не масоны и либерасты, захватившие власть (если вы меня понимаете). В конце концов зарвавшегося генерала тупо берут на понт – угрожают арестом и оставляют дорожку к бегству. На этот раз провокация срабатывает: Буланже сбегает в Брюссель к смертельно больной даме сердца, а через несколько месяцев стреляется прямо у неё на могиле.

Справедливость торжествует.

Однако... с исчезновением Буланже все те люди, которые его поддерживали, никуда не исчезают. Они занимают свои места в министерствах и департаментах, они обладают властью и деньгами...

...И тут наступает 1894-й год. Год начала нашей драмы.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА (первая порция)

Огюст Мерсье (1833–1921).

Родился в Аррасе (Па-де-Кале) в семье отставного офицера-валлонца, выпустился из Эколь Политекник в 1854-м в чине младшего лейтенанта вторым по успеваемости на курсе артиллерии, в 1856-м был произведён в лейтенанты. В чине капитана в 1862–64 участвует в Мексиканской кампании адъютантом начальника штаба. С 1864 служит при Генеральной Ставке. Участвует в франко-прусской войне, попадает в плен вместе с армией Базена в Меце, освобождён по условиям перемирия с правительством Тьера и принимает участие в штурме Парижа, захваченного Коммуной. В 1874–80 – начальник пиротехнической военной школы. С 1876 по 89-й проходит карьерный путь от подполковника до дивизионного генерала. С 1884 начинает делать политическую карьеру, заняв пост начальника административного отдела в Военном министерстве. 3 декабря 1893 года становится военным министром в кабинете левого республиканца Жана Казимир-Перье.

Через несколько дней, при утверждении программы правительства произошёл довольно известный казус: анархисты подорвали бомбу в зале парламента, но председатель палаты, Шарль Дюпюи, спокойно провозгласил "Господа, заседание продолжается!"; фраза стала крылатой и дошла до нас через Остапа Бендера. Мерсье же при этом оставался спокойным и, взяв в руки острую щепку, чуть не попавшую ему в голову, хладнокровно спросил соседа "Это ваше?"

60 лет, высокий, худой, угрюмый. Пышные седые усы, вечно полуприщуренные глаза, решительный, холодный, методичный, пуритански настроенный, авторитарный. Так его характеризовали коллеги.

Жорж Пикар (1854–1914).

Родился в Гёдерхайме, неподалёку от Страсбурга (Эльзас) в семье налогового инспектора и в возрасте 16 лет был вынужден покинуть родину, оккупированную немцами. Возможно по этой причине он, всего через 8 месяцев после получения матерью французского гражданства (отец умер ещё до войны), принял решение пойти на военную службу и в 1872-м сумел поступить в Сен-Сир (главную военную академию Франции), откуда выпустился с отличием, 5-м из 304 сокурсников и вторым из 25-ти коллег по подготовительным курсам. Уже в 1880-м он становится капитаном, а в 1883-м попадает на службу в Генеральную Ставку. Участвует в кампаниях в Алжире и Тонкине. В 1890-м преподаёт на Высших Воинских Курсах топографию, а в октябре 93-го, уже в чине полковника, возвращается в Генеральную Ставку, в подчинение генерала Гастона де Галифе (того самого, который кавалерийские штаны).

39 лет, высокий, подтянутый, весёлый, великолепный наездник, полиглот (свободное владение 6 языками), ценитель музыки и друг Густава Малера. Восходящая звезда Генштаба.

Рафаил Дрейфус (1818–93).

Типичный self-made man эпохи первичного накопления капитала, как будто сошёл со страниц "Историй богатства и успеха". Бедный еврейский мальчик, уроженец Риксхайма (Эльзас), начинавший бизнес торговли тканями вразнос ("купите три отреза по цене четырёх и получите один бесплатно!"), уже в 1860-х стал владельцем собственной текстильной фабрики в славном Мюлузе и отцом 10-ти детей. В молодости сознательно перешёл в католическую веру, перетянув туда же жену, и всех отпрысков воспитывал в русле французской культуры и языка, видя себя частью великой французской нации. В 1870-м увёз семью на подконтрольную территорию, чтобы сыновей не загребли в немецкую армию (а старший сын, Жак, даже пошёл добровольцем в Эльзасский легион). Двое самых младших сыновей, Матьё и Альфред (1857 и 59 гг. р.), заставшие войну в школьном возрасте, уверенно выбрали военную карьеру: первый сразу пошёл в гусарский полк, а второй в 1877-м поступил в Эколь Политекник. Впрочем, Матьё быстро образумился и вернулся к семейному бизнесу, в 85-м переняв у отца заботы по фабрике в Мюлузе (новые границы новыми границами, патриотизм патриотизмом – а дело-то бросать нельзя). А вот Альфред быстро пошёл в гору: становится артиллерийским офицером и уже в 90-м, буквально через неделю после женитьбы, получает направление на Высшие Воинские Курсы, где, среди прочего, посещает занятия другого "переселенца" – подполковника Пикара.

Правда, на выпускных экзаменах происходит неприятный инцидент: один из экзаменаторов, генерал Боннефон, тупо поставил самый низкий допустимый балл Альфреду и ещё одному курсанту, без экивоков аргументировав это тем, что "расплодилось тут жидов, не продохнуть". Оба подают апелляцию директору школы, но тот лишь разводит руками: "Вы правы, но я не могу ничего сделать. Поднимется un scandale, а это недопустимо для армии и патриотического духа".

С такой вот двоякой характеристикой: отличием за учёбу и минусом "за компанейскость", капитан Альфред Дрейфус и попадает на службу в Генштаб. Там его ждёт холодный приём: аристократический офицерский корпус не сильно рад видеть в своём обществе сына фабриканта с немецкой фамилией да ещё и с родственниками по ту сторону "нуля". Вскоре Альфред обнаруживает себя парией, но делать нечего, и он просто честно выполняет свою работу.

13 декабря 1893 года умирает его отец.

Можно сказать, что ему повезло.

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

24 июня 1894 года во Франции случился очередной внеочередной кризис: президент Республики Сади Карно (племянник и тёзка того самого Карно, который человек и параход цикл и теория тепловых машин), необычайно популярный и взвешенный политик, стремившийся к согласию во французском обществе, был убит итальянским анархистом во время международной выставки в Лионе. Его место занял премьер-министр, а новое правительство, во многом повторявшее предыдущее, принялось усиленно заверять парламентариев, что всё в норме.

Не отставал от других и переутверждённый на своём посту генерал Мерсье. "Никогда ещё французская армия не была так едина и готова к войне!" – повторял он раз за разом с парламентской трибуны и в ответах журналистам. Все аплодировали.

На самом деле Мерсье блефовал. Уже с начала года контрразведка доносила, что в Генштабе таинственно пропадают, а потом появляются на том же месте некоторые документы, связанные с самыми "горячими" военными разработками – 120 мм орудием. Их явно кто-то переписывал (портативных фотоаппаратов ещё не было), а потом возвращал на место. Была опасность, что скоро доберутся и до предполагаемого французского сверхсекретного супероружия – 75 мм безоткатной пушки.

Куда вели ниточки, ясно и самому тупому летёхе – к немецкому военному атташе, эльзасцу графу фон Шварцкоппену, гнусному педриле (впрочем, как и все боши), уже не первый год крадущему французские секреты. Вполне возможно, что в этом был замешан и его хахаль, военный атташе Италии граф Паниццарди (странно, что они в рамках Тройственного союза ещё и австрийского атташе долбут, хехехе). Но кто именно крот?

И контрразведка, скрывающаяся под скромным названием "Статистический отдел", формулирует ТЗ: сотрудник Генштаба, артиллерист, знает немецкий, имеет причины ненавидеть Францию. Поиск по ключевым словам выдаёт одно единственное имя – капитан Альфред Дрейфус, эльзасский еврей, под подозрением ещё со времён стажировки (спасибо бдительному генералу Боннефону). Ну понятно, эльзасцы через одного предатели, и этот туда же. Очкастая падла!

Да уж, не самый харизматичный сотрудник "Статистического отдела"

В октябре подкупленный сторож немецкого посольства находит в мусорном ящике небрежно разорванный документ бордеро – опись доставленных ценностей, в которых идёт речь и о пресловутой 120-мм-вке. Бумагу показывают штатному графологу с вопросом "Это почерк Дрейфуса?". Тот выдаёт экспертное заключение "Да хрен его знает". Вызывают эксперта без диплома, но знающего толк в патриотизме, и задают тот же вопрос. "А тут как посмотреть... – с пониманием отвечает тот. – Вот оно вроде и нет, но если пациент сознательно искажал свой почерк – то очень даже может быть".

Тот самый злополучный слон бордеро

"Спасибо, Матрица вас не забудет", – и уже скоро капитана Дрейфуса, экстренно вызванного в штаб в штатском (sic!), арестовывают без предъявления обвинения. Дело национальной важности, вы же понимаете. Но вот незадача, обвиняемый отпирается и уходит в несознанку. Хотя всем понятно, что это бессмысленно – больше некому. Следователь, великий эстет и гуманист, устраивает ночные допросы, арестовывает жену (это при наличии трёхлетнего и годовалого детей) и шантажирует ими подследственного, грозит всеми казнями египетскими – но подлый жид упорно стоит на своём: "Не был, нет, не состоял, даже рядом не стоял"(с). Его заставляют писать один и тот же текст, левой рукой, правой ногой, стоя на голове, другими пальцами – но результат упорно не сходится. В конце концов следователь кладёт перед ним револьвер с патроном, намекая на почётных уход от ответственности, но Дрейфус удивлённо смотрит поверх круглых очков и спрашивает "А с какой радости, если я не виноват?", чем ещё раз подтверждает в глазах обвинения то, что он еврей... в смысле, виновен... впрочем, разве есть разница?

Тем временем информацию сливают в нужные источники. Нужный источник – это ультраклерикал, католик, автор первой сертифицированной антисемитской методички "Еврейская Франция", редактор газеты "Свободное слово" Эдуард Дрюмон. Тому долго объяснять не надо, и уже через день вся Франция в курсе того, как подлый немецкий еврей змеёй вполз в самое сердце нашей Родины, чтобы ужалить его своей отравленной менорой, но наши доблестные сыны нации, честные католики и истинные французы придавили гадину кованным сапогом. Боши не пройдут!

Пипл хавает.

Космополиты – они такие

О генерале Мерсье, обычно холодном и сдержанном, все говорят, что он стал дёрганным и взбудораженным. Ещё бы, вскрыть такое предательство! Не дожидаясь суда, он дважды объявляет газетам, что Дрейфус виновен.

Через два месяца за закрытыми дверями происходит военный суд. Почему за закрытыми? Так военная тайна же! Хуже того, чтобы Бисмарк не напал! (Ведь получив на руки материалы дела, немцы могут и войну объявить!). Более того, адвокат получает доступ к... пустой папке. Все документы засекречены. А так, ваше право на защиту никто не ограничивает. Чтобы окончательно убедить судей, один из свидетелей обвинения, майор Анри (мы ещё услышим о нём) показывает на крест, висящий на стене и говорят "Мамой клянусь!" "Богом клянусь, что Дрейфус – предатель!".

А чтобы окончательно добить судей, им показывают перехваченное послание Шварцкоппена своему любовнику Паниццарди (показывают тайно, потому что аморально рассказывать о таком народу), в котором упоминается "эта каналья Д.".

Знай предателя в лицо!

Итог предсказуем: капитана Альфреда Дрейфуса признают виновным в государственной измене и приговаривают к "гражданской казни" и пожизненной ссылке на Чёртовом острове в Гвиане (процент выживаемости недавно вырос до небывалых 3%).

"Гражданскую казнь" приводят в исполнение очень скоро. Дрейфуса выводят на плац, перед строем срывают с него погоны и ломают его офицерскую шпагу. Всё, больше для Франции нет человека с таким именем. Есть только каторжник, назидание прочим, чтобы неповадно было предавать Родину.

Гражданская казнь Альфреда Дрейфуса

Генерал Мерсье становится кавалером Ордена Почётного Легиона... но это ему не сильно помогает. Уже в январе 95-го правительство Дюпюи входит в очередной конфликт с президентом и уходит в отставку. Больше Мерсье в правительство не вернётся.

продолжение следует ЗДЕСЬ