Abstract
О влиянии колебаний национальной валюты
на упорядоченные колебания неидеальных
струн в ангармоническом приближении;
о дефолте и прогибе; а также о странной
судьбе, которая сводит в одном месте и
времени совершенно разных персонажей
Буратино был тупой!
Тупой, как дрова!
(с) Псой Галактионович Короленко
Его отец был скрипичным мастером. Его старший брат был изготовителем струнных смычков. Поглядев на младшего, папа решил, что третий – лишний, и определил его в ученики к часовщику. Учить грамоте не стал – а зачем?
Отец ошибся, к счастью для всех любителей музыки.
Младшего сына звали Франсуа Турт, и ещё в далёкое от кончины время он стал известен как «Страдивари скрипичного смычка».
Как именно Франсуа оставил своё часовщичество и приобщился к семейному делу, остаётся неизвестным. Записей он не оставил (ибо, как уже было сказано, не умел ни читать, ни писать), хроники о простолюдинах тогда писали только в случае судебных процессов над оными, о коих тоже ничего не известно. А судя по сохранившемуся портрету, Турт-младший был хмурым и не очень обаятельным человеком, так что нет и воспоминаний друзей.
Спросите меня, как радоваться жизни
В любом случае, после смерти отца в 1764 году, 17-летний Франсуа уже мастерит смычки в семейной мастерской, рядом с братом. И хотя часть усовершенствований явно принадлежит старшенькому, в определённый момент именно младший брат становится «витриной» фамильного бизнеса. Судя по всему, он обладал весьма незаурядным упрямством в достижении цели и потрясающей работоспособностью, а ученичество у часовщика научило его обращению с мелкими деталями.
Так или иначе, к 1785 году Франсуа Турт был уже признанным мастером, так что визит в свою мастерскую приезжей знаменитости, Джованни Батисты Виотти, воспринял если и как неожиданность, то не очень удивительную. Как и задачи, поставленные гастролёром: сделать смычок лёгким, а звук – непрерывным.
С последним получилось разобраться довольно стандартными (как для механика) методами: конский волос теперь пропускался не через круглое отверстие, а через уплощённое – ферулу. Также Турт увеличил и толщину «тетивы» – теперь она составляла 175-225 волосин (причём каждую он отбирал и просматривал вручную, чтобы они были идеально цилиндрической формы, без утолщений и утончений). Уже этого было достаточно, чтобы отбить главные упрёки к заказчику – в неровном легато.
Но Франсуа был настойчив. Ему мало было сделать хорошо – ему требовалось сделать идеально. И он принялся подыскивать идеальный материал для смычка. Всего лишь несколько лет беспрерывных экспериментов – и нужный материал найден... на складах красильщиков. Это тот самый пау-бразил, фернабмук, пернамбуковое дерево, о котором мы говорили в самом начале. Только оно имеет необходимое сочетание лёгкости, прочности и упругости.
Правда, есть нюанс. Пернамбуковое дерево – очень корявое. Чтобы найти одну прямую палочку, требуется перебрать 8-10 тонн пернамбука (!!!). Кстати, дерево это совсем не дешёвое – 6 франков за фунт (плюс перебои из-за войн с Британией). И Турт днями вручную перебирает складские запасы, чтобы выбрать несколько заготовок среди тонн брака. Стоит ли удивляться, что свои лучшие смычки, пусть даже инкрустированные золотом и черепаховой костью, он брал до 24 ливров золотом?
Турт же установил и стандарт для длины смычка: 74-75 см для скрипичного, 74 см для альта, 72 см – для виолончели. Ему же принадлежит и утверждение (возможно её автором был старший брат) идеи о том, что древко смычка должно быть обратно изогнуто, и выпрямляться только при натяжении волос.
Для придания такой неестественной формы Турт беспощадно издевался над пернамбуком: размачивал его, а потом медленно нагревал на спиртовке. Спирт из-за низкой теплообразующей способности давал «мягкий» нагрев, который неравномерно нагревал «перед» и «зад» будущего смычка – так и получался фирменный изгиб.
Всё это, напоминаю, без каких либо расчётов – ибо Турт даже не умел писать. Просто методом проб и ошибок.
70 лет спустя настойчивый разум естествоиспытателя (в лице первого биографа Турта, Ф. Дж. Фетиса) описал алгеброй гармонию и дал математическое описание «идеального изгиба смычка».
Иллюстрация из книги Фетиса 1864 г. с
комментарием: Профиль смычка является
логарифмической кривой, в которой
ордината увеличивается в арифметической
прогрессии, абсцисса – в геометрической,
а изгиб профиля выражается уравнением
y = –3,11 + 2,57 logx.
При изменении х от 17.5 до 7.65 мм получаются
соответствующие значения y
в качестве радиусов.
Кроме того, Турт впервые стал использовать металлический винт для натяжения волоса и установил центр тяжести смычка – в 18 см от колодки.
Сказать, что Виотти был доволен работой – не сказать ничего. Уже довольно скоро все претензии со стороны привередливой парижской публики исчезли. Впрочем, на большую сцену тот возвращаться не спешил – его вполне устраивала салонная жизнь.
По вторникам – салон мадам Гельветиус (Анны-Катерины де Ланьвиль). Изысканное общество знаменитых энциклопедистов: Дени Дидро, Жан д'Аламбер, Жан-Франсуа Мармонтель, аббат Андрэ Моррель, Андрэ Шенье, Доминик-Жозеф Гара. До 1785-го в салон обычно приходит и знаменитый гость с той стороны океана – философ, естествоиспытатель, дипломат и бабник Бенджамин Франклин, грузный и острый на язык, но по-прежнему не пропускающий ни одной юбки... по крайней мере взглядом.
Анна-Катерина де Ланьвилль, она же Мадам Гельветикус
(по мужу, известному философу). Она же La Minette, «Кошечка»...
и нет, не из-за того, что вы подумали, а
из-за пристрастия к разведению редких
на тот момент ангорских кошек
Большинство гостей салона – масоны «Ложи Девяти Сестёр». Именно через них в своё время Франклин дошёл до королевских министров, чтобы склонить их к вступлению Франции в войну с Британией на стороне бунтующих североамериканских колоний.
Там же Виотти встречает знаменитого анатома Жан-Жозефа Сю (деда будущей знаменитости, писателя Эжена Сю). И если прочие гости салона рассматривали Джованни, скорее, как часть приятного музыкального фона, то с Жан-Жозефом у него сложились довольно хорошие отношения: скрипач показывал хирургу, как именно скрипачи держат инструмент и смычок, а тот со своей точки зрения давал советы, как лучше изменить центр тяжести смычка и способ прикосновения, чтобы не сковывать кисть и не вызывать спазм мышц (следует ли уточнять, что эта информация в конечном счёте достигала мастера Франсуа Турта...).
Аббат Моррель в свою очередь собирал свой салон по воскресеньям днём. Тут компания была, скорее, эстетская, музыкальная. Виотти и другие гости часто исполняли камерные концерты под фортепьянный аккомпанемент племянницы аббата, мадмуазель Бельц. Позже начались музыкальные салоны мадам де Бриш (в воскресные вечера), куда также любила заходить писательская братия; и салоны мадам де Сталь, дочери будущего министра финансов Франции Неккера и мужа шведского посла (в некотором роде мадам де Сталь была самой первой феминисткой... но это уже совсем другая история). И, конечно же, собственные приёмы, которые Виотти и его новый друг Луиджи Керубини, подселившийся к нему в 1786-м, давали каждое воскресенье утром.
Анна-Луиза Жермена де Сталь-Гольштейн (1766-1817), дочь
Неккера, она же знаменитая Мадам де
Сталь (Staël) — по имени мужа, шведского
посла. Причёска ещё старорежимная, она
сама — молода, а её салон — ещё не самый
скандально вольнодумный во всей Европе
Ах, и нельзя забывать о масонской деятельности! Буквально с прибытия в Париж Виотти «вписывается» в ложу «Олимпийского общества» (взнос за него делает вышеупомянутый барон де Брагге), которая включает около 500 человек (не считая дочерних женских лож – предмет вечных споров с «ортодоксами» из шотландских и английских ячеек) и даёт для своих членов регулярные концерты.
Общество там не менее изысканное, чем у мадам Гельветиус или мадам де Сталь. Глава общества – Клод, граф де Богарне, капитан королевской гвардии, сын знаменитого адмирала и не менее знаменитой в великосветских кругах Фанни де Богарне. Временами в салоне появляется и его двоюродный брат, Александр, виконт де Богарне, в сопровождении своей жены, смуглой красавицы с точёными чертами лица и забавным креольским акцентом, Мари-Роз-Жозефы. Его визиты обязательно сопровождаются красочными рассказами о войне в североамериканских колониях и том, они задали жару этим англичашкам под Йорктауном.
Александр де Богарне (1760-94), виконт,
полковник. Герой американской войны,
председатель Национального Собрания
летом 1791. Но знаем мы его вовсе не за это...
Тут же присутствует и барон Жак-Франсуа Мену, будущий депутат Генеральных Штатов 1789-го и председатель Национального Собрания, либерально настроенный и экстравагантный. Никто ещё не знает, какую роль он сыграет в истории Франции, египтологии и лично семьи Виотти.
Важные люди неспешно обсуждают мировые проблемы, а почётные гости временами берутся за инструменты, чтобы под аккомпанемент прекрасных пианисток привести сознание хозяев мира в гармонию с этим самым миром. Вот где-то так и выглядел старорежимный быт. Да, эти люди не знали, что такое выходной день – для них все дни были выходными. Подобные салоны, фактически, были единственным местом, где пересекались люди разных сословий и рангов. Но это временно...
Музыкальный салон Марии-Антуанетты
в дворце Фонтенбло
Весной 1787-го Виотти в очередной раз играет в составе камерного концерта в Версале, при дворе королевы. Общество, как всегда, элегантное и учтивое, музыканты, как всегда – непревзойдённые, особенно любимые теноры Марии-Антуанетты. Джованни, как всегда, надеется получить синекуру, которую, как всегда, обещают уже вот-вот...
Плохие новости обрушиваются на него, не сильно интересующегося политикой, внезапно...
– Мсьё Неккер несносен, – очаровательно морща носик, говорит королева, когда концерт закончился и в салоне за игровым столиком (где Мария-Антуанетта имела обычай просаживать огромные деньги каждый вечер) ведётся светская беседа.
Мнения Виотти никто не спрашивает: он в данном обществе – слуга Её Величества, призванный развлекать её друзей, – но он внутренне согласен. Господина Неккера, недавно назначенного министром финансов, он неплохо знал по салону его дочери, Мадам де Сталь. От него действительно попахивало... торгашеством.
– Мсьё Калонн – настоящий галантный кавалер, – соглашается одна из королевских подруг, вспоминая предыдущего министра финансов. – Он никогда не осмелился бы тревожить Его Величество разговорами о деньгах.
Некоторые присутствующие скромно отводят глаза. Да, мсьё Калонн не стал бы утруждать короля — и те более королеву — такими низкими темами... он обращался с предложениями реформ и повышения налогов к собранию пэров. И был весьма удивлён, когда нотабли королевства с ним не согласились, вместо этого убедив Луи XVI удалить наглеца от двора.
– Парижские газеты рисуют меня каким-то неблагодарным чудовищем, – продолжала жаловаться Мария-Антуанетта. – Как будто я специально отбираю последний су у бедняков, как будто я не полна сострадания к нищим... Ещё немного, и они скажут, что я советую им есть паштетные корочки вместо хлеба.
Присутствующие с пониманием улыбаются. Анекдот о принцессе Виктуар, дочери покойного Людовика XVI, которая по малолетству предложила накормить голодающих крестьян ненавистными ей паштетными корочками, с лёгкой руки Руссо стал общим местом в аристократических кругах. Никто не знал, что через несколько лет один из журналистов, прослышав об этой истории, припишет её авторство самой Марии-Антуанетте, заменив паштет на более понятные бриоши; и что этот афоризм останется главной памятью о ненавистной Парижу «австриячке».
Шарль-Александр Калонн (1734-1802) и Жак Неккер (1732-1802), два генеральных
контролёра финансов Его Величества Луи
XVI
После окончания концерта Виотии с предчувствием беды спешит к министру двора (не с королевой же обсуждать низменные денежные вопросы). И тот, печально вздыхая, подтверждает его худшие опасения.
– Её Величество очарована мсьё Калонном и не любит мсьё Неккера, хотя разница между ними лишь в том, что первый доносит обиняками то же, что второй говорит прямо. Я боюсь, что вопрос вашей синекуры теперь не актуален. Бюджет ждёт секвестр, многие существующие должности будут сокращены, а о новых не стоит даже заикаться. Я рад бы вам чем-то помочь, мсьё Виотти, но, боюсь, в ближайшее время ваше дело не может увенчаться успехом.
Это был удар. 5 лет ждать, просить, верить в то, что вот-вот... Но Джованни скоро переходит от депрессии к активной деятельности. Что ж, если деньги нельзя получить, то надо их заработать. Раз уж таковы правила даже в Париже...
Через год проект оформляется. Да, у Виотти не слишком много денег, но у него есть слава и есть связи в нужных кругах. Летом 1788-го он входит в коммерческие отношения с весьма интересным человеком, Леонардом-Алексисом Отье по прозвищу Мсьё Леонард – парикмахером Её Величества.
Как вы понимаете, иметь физический доступ к королевской особе простой человек не может. Этот человек должен быть верным и безупречным – а эти вещи в королевском кругу всегда оплачиваются очень щедро. Да и возможность в нужный момент донести до королевских ушей нужную мысль... это тоже ценится.
И, конечно же, он талантлив в своём деле. Именно Мсьё Леонарду принадлежит знаменитая «высокая причёска», которая в нашей памяти ассоциируется с модой умирающего «старого режима».
Та самая причёска работы Мсьё Леонарда
Задумывают они, ни много ни мало, открыть собственный театр. Театр, который не был бы специализированным (как уже существовавшие на тот момент Опера и Итальянский театр), а исполнял бы любые постановки, от итальянской оперы буфф до французских прозаических драм – лишь бы пользовалось популярностью публики. Покровителем театр становится королевский брат, граф Прованский (женатый на одной из савойских принцесс, так что и здесь связи пригодились), известный под неофициальным прозвищем Месьё – так что и театр стали называть «Театром Месьё». Располагается он тоже не где-нибудь, а прямо в дворцовом комплексе Тюильри, в бывшем Зале Машин. Для выступлений приглашают лучших музыкантов и певцов Европы (в основном итальянцев – здесь уже работают связи Виотти), платят им вдвое больше, чем местным – что немедленно вызвало потоки жёлчи со стороны парижских конкурентов.
Премьера театра происходит перед Рождеством 1788-го и немедленно вызывает фурор. Зрители валят в него потоком, стабильная прибыль обеспечена. Ещё несколько лет, и инвестиции отобьются полностью...
Как мы уже знаем, этих нескольких лет не будет.
Той же зимой театр вынужден временно закрыться из-за небывалых морозов. Париж бьётся в агонии: не хватает дров, цены на хлеб взлетают до небес, деловые круги встревожены слухами о предстоящем дефолте казны. Одним морозным днём на улицах столицы карета Марии-Антуанетты сбивает насмерть какого-то нищего. Толпы бедняков обходят все королевские учреждения с его телом, требуя наказания. Естественно, никто никого не наказывает.
Но Виотти по-прежнему не интересуется политикой. Весной 1789-го им овладевает новая идея – стать директором знаменитой парижской Опера. Джованни атакует письмами министров и грозится дойти до короля. Он не обращает внимания на то, что в салонах становится тревожно, а многие военные, в частности полковник швейцарской гвардии, постоянно удаляются в кабинет, чтобы обсудить вопросы безопасности столицы; не слышит разговоров о предстоящих Генеральных Штатах, которые должны собраться, чтобы утвердить новые налоги; не придаёт важности новостям о смертельной болезни наследника, которая отвлекает всё внимание короля.
В конце концов он получает официальный отказ. Но это уже не имеет особого значения, потому что Париж начинает кипеть. Представители оппозиции во всех трёх сословиях Генеральных Штатов отказываются утвердить новые налоги и объявляют себя Законодательным Собранием, полномочным разрабатывать законы и требовать ответа от королевских министров. Дальнейшая история, конечно же, известна: король, скорбящий над умершим сыном, отказывается принять требования Штатов, а потом и вовсе увольняет кумира парижских кругов, Неккера; в столице начинается бунт, а введённые в город военные части, не получив приказов на подавление восстания силой, удаляются. А потом Бастилия...
Париж и вся страна поляризуются, споры между монархистами и сторонниками государственных реформ задевают все сферы жизни, включая музыку. Театр Месьё внезапно превращается в глазах публики в «роялистской заведение». В него ходят даже не столько для удовольствия, сколько для демонстрации политической позиции.
Да, вам это может показаться странным, но во время революции люди продолжали ходить в оперу и театры, где наслаждались музыкой и игрой актёров. Может они просто не знали, что находятся внутри Великой Французской Революции, как знать. А может просто им не болело за Францию...
Виотти, худрук театра, оказался в очень неудобном положении. С одной стороны, часть актёров и авторов заняла откровенно революционную позицию, что немедленно отразилось на репертуаре (например, героическая опера «Лодоиска„, в которой народ штурмовал замок феодального властителя, стала немедленно ассоциироваться с Бастилией), а либерально настроенный герцог Орлеанский (гражданин Эгалите) даже предоставил двор своего Пале-Рояля для открытых концертов. Под давлением обстоятельств театр вынужден переехать из Тюильри. С другой, окружение короля использовало свои появления в театре для демонстрации силы и уверенности – не всегда к удовольствию публики.
"Théâtre français et italien de la rue Feydeau" или просто
Театр Фейдо (по названию улицы) — так
стал называться бывший «Театр Мсьё»
после переезда из Тюильри. Прежнее
название было чересчур «старорежимным»
В любом случае, театр продолжал плыть и пользоваться популярностью. Согласно легенде, именно по пути на концерт в Театре Месьё умер знаменитый оратор Революции – Оноре де Мирабо.
Виотти крутится как может. Под его руководством возникает целая кузня кадров: Керубини, Крёйцер и многие другие становятся постоянными исполнителями, работающими «в технике Виотти», подразумевающую использование новых смычков работы Франсуа Турта. Он выискивает новые способы художественной выразительности, переформатирует свои концерты под арии и наоборот (исходя из трендов популярности). Для большей мощи звука собираются огромные (в десятки людей) оркестры: ведь усилков не было – приходилось компенсировать количеством. Синтезаторов и микшеров тоже – так что приходилось держать все возможные инструменты... ну, и музыкантов заодно.
Тогда же он впервые использовал и ещё одно своё нововведение – дирижёрскую палочку для управления этим оркестром (раньше всем командовала первая скрипка или пианист). Поначалу палочка, вызывавшая ассоциации с капральской палкой, вызывала поток ядовитых комментариев... а потом привыкли.
А в феврале 1791-го толпа «простых парижан», вооружённых ружьями и даже пушками, врывается в покои королевы в Тюильри. Гибнет несколько сот человек, включая почти всех швейцарских гвардейцев. Большая лестница, ведущая в Швейцарский Зал, где Виотти удостоился своих первых оваций на Духовном Концерте, покрывается телами убитых и раненных.
Та самая лестница, та самая битва
А потом происходит ещё более серьёзное событие. 20 июня 1791 королевская семья пытается тайком сбежать из страны. Побег тщательно спланирован: на каждой остановке королевский экипаж должен встречать отряд драгун под предводительством верных офицеров, чтобы сопроводить их до следующей точки. Но случается непредвиденная задержка при выезде из города, и один из офицеров, не дождавшись короля, возвращает своих солдат в казармы (чтобы не вызывать лишних подозрений) и отсылает гонца к остальным с вестью, что побег сорвался.
Дальнейшее известно: королевский экипаж «голенький», без сопровождения, ехал дальше, пока на станции в Варенне король не явил свой лик, узнаваемый по чеканке на монетах, из окошка кареты. Его опознали, арестовали и вернули в Париж, где и его, и Марию-Антуанетту после долгого процесса ждала гильотина по обвинению в государственной измене.
Гонца, который принёс ошибочную весть, звали Леонард-Алексис Отье по прозвищу Мсьё Леонард, и он был бизнес-партнёром Виотти по театру. Так Джованни попал меж двух огней: для революционеров он стал сообщником предателя, для роялистов – партнёром человека, который погубил короля (пусть и не по своей вине).
Виотти не стал дожидаться, пока за ним придут национальные гвардейцы с трёхцветными кокардами, и сбежал в Англию, бросив всё, над чем трудился 11 лет, и вынужденный начинать с нуля.
Дальше было много чего. Совершенно авантюрная попытка спасти своих друзей из революционного Парижа. Концерты в Лондоне и Бате. Сотрудничество с Муцио Клементи (у тех, кто учился играть на ф-но, сейчас наверняка что-то ёкнуло внутри), который обеспечил Виотти заработок через публикацию и продажу его нот. Безнадёжная любовь к жене лучшего друга (нет, ничего у них не было, так и страдали). Изгнание из Британии по обвинению... в якобинстве (вот ирония судьбы, да). Временное возвращение в Париж при Наполеоне. Вожделенная позиция директора Опера при Реставрации. Долги, попытки выбить пенсию и смерть в георгианском Лондоне в 1824-м.
Виотти в 1806 году. Портрет работы
Элизабет Виже Лё Брён
(Vigée Le Brun), портретессы Её Величества и
верной подруги Джованни по многим
салонам Европы (где её, убеждённую
роялистку, носило после бегства из
революционного Парижа). Ей же принадлежат
известные мемуары, подробно описывающие
салонную жизнь при l“Ancien Régime
Уже по возвращению в Париж Джованни осознал, что музыкальный мир ушёл вперёд. Его ученики и последователи создали целую школу, в которой обучение происходило по методе Виотти, с использованием его техники и, конечно же, смычков Турта. Он перестал вызывать удивление – он стал частью нормы, сотворённую им самим. И лишь поколение спустя новый гений показал, что из скрипки можно извлечь даже больше. Его звали Николо Паганини.
https://www.youtube.com/watch?v=W8AiCj8AEDg
Франсуа Турт благополучно пережил две революции, наполеоновские войны и реставрацию, и умер в 1835 году, до последнего дня продолжая изготавливать свои знаменитые смычки.
Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.
Acknowledgments
Не могу не посоветовать некоторую литературу, которую я активно юзал в процессе написания статьи.
О жизни Дж. Б. Виотти — Warwick Lister, 'Amico. The Life of Giovanni Battista Viotti', Oxford Press, 2009.
Об эволюции скрипки и, в частности, о Франсуа Турте — 'Notice of Anthony Stradivari, preceded by historical and critical reseaches on the origin and transformations of bow instruments, and followed by a theoretical analysis of the bow, and remarks on Francis Tourte, tr. by J. Bishop', 1864
Об источниках исторических анекдотов о Марии-Антуанетте
О парижских салонах предреволюционного времени — раз и два
О парижской моде и жизни Марии-Антуанетты — раз и два
В порядке саморекламы
Вашему вниманию предлагается уже три (!!!) книги:
1. Сим объявляется подписка на новую книгу Хавра „Величний Світанок OFTHEMAYBUTNIE“. (вполне себе приключенческую! „на злобу дня, месяца, года, века!..“ ;-) Спешите добыть -- и не говорите, что не слышали! :)))
https://balovstvo.me/khavr/svitanok
2. Перед вами единственная и уникальная (вру, третья и улучшенная) форма для заказа книги Алекса Хавра „Сказки Нового Времени, или что вам не говорили в школе, да вы и не спрашивали“. Спешите, последняя гастроль в этом тысячелетии!
https://balovstvo.me/skazki-novogo-vremeni
3. Передзамовлення книги „А потім прийшов Цезар…“ видавництва „Фабула“
https://fabulabook.com/product/a-potim-pryjshov-tsezar/
В порядке саморекламы-2
Канал в Телеграме: https://telegram.me/KhavrHistory
Мои гениальные работы, вдохновляющие цитаты и просто материалы на историческую тему, которые мне кажутся интересными :)
Если у вас внезапно есть желание поддержать исторический Провал канал, чтобы он не сильно проваливался, то вы можете сделать это здесь
