Abstract
О причинах, по которым с мальчиками надо гулять осторожно; о романтике военного дела; а также о чудесной школе в замке посреди озера
Пошла я как-то на лужок
Flores adunare
Да захотел меня дружок
Ibi deflorare
Он взял меня под локоток,
Sed non indecenter
И прямо в рощу уволок
Valde fraudulenter
(с) Вагантская песня XIII века
Имена некоторых великих людей навсегда опошлены тем, что ими восторгалась всякая сволочь. Особенно чётко это видно на истории Германии. Первыми на ум, конечно же, приходят Ницше и Вагнер, но есть и другие, несправедливо забытые именно в силу того, что их посмертно поимела пропагандистская машина. И сегодня (и ещё два месяца) я поговорю о трёх таких людях...
Что характерно, хотя все трое прославили не просто Германию, а Пруссию, ни один из них пруссаком не был – как незадолго до них старина фон Шверин. Первый родился в городе Росток, в герцогстве Мекленбург; второй – в Борденау, курфюршество Брауншвейг-Люнебург (больше известное нам как Ганновер); третий – в Шильдау, курфюршество Саксонии. И хотя их звёзды сойдутся именно под прусскими знамёнами, в момент её наибольшего позора и одновременно великолепнейшего перерождения, пока что об этим никто не знает. Начнём, как ни странно, со второго в списке. Остальные подтянутся, не бойтесь.
1751 год в Борденау, небольшой деревне у северо-западных ворот Ганновера, ознаменовался скандалом. У кроткой и миловидной Фредерики-Вильгельмины, младшей дочери вольного бауэра Тегтмайера, начал не по дням, а по часам расти живот. Стоит ли уточнять, что красавица была незамужней и даже не обручённой? Виновника тоже долго искать не стоило – это был брикнзитцер Эрнст-Вильгельм, квартирмейстер местного драгунского полка, безземельщина и голодранец, уже давно подбивавший клинья к одной из самых завидных невест посёлка. Чем именно сумел он сбить девицу с благочестивого пути и когда именно они успели вскочить в гречку, история умалчивает, однако результат был налицо. Старый Тегтмайер рвал на голове остатки волос, крыл матом дочь-распутницу и жену-дуру, родившую ему такую тупую овцу, пока Фредерика раньше срока не принесла дочь. Тогда он выдохнул и смирился с неизбежным. В конце концов, Эрнст-Вильгельм, сделав своё паскудное дело, не сбежал, как это было в драгунских обычаях, а честно посватался и поклялся, что обеспечит его дочери достойную жизнь. Дочь ушла под венец: с глаз долой, из сердца вон. Правда, зятя вольный бауэр в дом не пускал и в церкви на воскресных богослужениях с ним не здоровался.
Три года спустя Тегтмайер смягчился. Хоть его беспутная дочь и жила в хлеву, который домом назвать было стыдно, однако зять действительно взялся за ум, и всё село соглашалось, что не такой уж он и драгун, как все думали. И 12 ноября 1755 года, когда у пары родился первый законный ребёнок, Тегтмайер даже пришёл на крестины и подержал в руках внука, записанного в приходской книге под именем Герхард-Иоганн-Давид и фамилией отца – Шарнхорст.
Маленький Герхард рос весь в деда – крепко сбитый, коренастый, немногословный и не отлынивавший от работы. И было бы у него всё хорошо, но тут старый Тегтмайер двинул кони. Вроде бы ничего особенно: Богу виднее, кому сколько суждено, – да и Эрнст-Вильгельм к тому времени уже обзавёлся собственным хозяйством, но ещё через 2 года за Тегтмайером последовала его вдова – и две незамужние сестры Фредерики немедленно обвинили зятя в покушении на имущество семьи. А поскольку дело происходило не в Московии и не на Сицилии, то дело немедленно пошло в суд. В смысле, пошло немедленно, но там и осталось на долгие 11 лет, и средства, которые можно было бы с толком истратить на семью, всё это время шли в карман всяким крючкотворам и взяточникам, боровшимся до последнего пфеннига за наследство Тегтмайера. Хуже того, в 1765 году сгорело всё хозяйство Шарнхорстов, и они опять стали нищими.
Лишь в 1772-м, когда Герхарду было уже почти 17, суд наконец-то присудил имущество покойного Тегтмайера Фредерике и её мужу, и семья смогла сбросить вериги нищеты. Эрнст-Вильгельм справедливо рассудил, что единственная карьера, которая поможет его сыну вырваться из постылого крестьянского круговорота – военная. А чтобы не упереться в стеклянный потолок, остановивший в своё время его самого на чине прапорщика, требовалось образование. Доходы от унаследованной усадьбы Тегтмайера позволили нанять для Герхарда первого учителя – отставного капитана, давшего ему основы математики. Но дальше нужно было идти в офицерскую школу, а с этим в Ганновере были проблемы. Нет, не с наличием школ, а с допуском в них простолюдинов вроде Шарнхорста. Но, к счастью, буквально по другую сторону реки Лайне от родного Борденау лежало княжество Шаумбург-Липпе, чей правитель, граф Вильгельм, внезапно решил открыть своё собственное военное заведение – с равенством, братством и бесплатными обедами. Упускать такой шанс было бы глупо.
Графство Шаумбург-Липпе, гигант германского мира
Граф Вильгельм был чудаком. Причём именно на букву Ч. Знал пять языков и пианино, не знал равных в фехтовании на шпагах, рапирах, саблях и табуретках, умел за время дуэли написать эпиграмму и начертать её на манжетах в промежутках между выпадами, а также грезил о мире во всём мире, всеобщем благополучии и повсеместной образованности, что, впрочем, не мешало ему быть смелым солдатом и знаменитым военным теоретиком. Во времена оно это называлось «быть просвещённым монархом».
Поддержание мира и справедливости он представлял довольно экстравагантно, в духе античных авторов: мол, каждый гражданин мужского пола должен уметь обращаться с ружьём, а при надобности – и самому обращаться в злобного партизанена. А поскольку добрый германский мужик завсегда знает свою землю лучше всякого завоевателя, то спасу от него никакого не будет и любой враг оставит идею вторжения как заведомо бессмысленную – так и наступит благоденствие. (Сразу стоит заметить, что сии прогрессивные идеи князь высказал за несколько лет до начала войны за независимость в Североамериканских колониях, так что они явно витали в воздухе). Дело было за малым – научить добрых бауэров стрелять белке в глаз, что было довольно проблематично, так как белки при западногерманской плотности населения уже водились исключительно в парках, а самим германским мужикам владение оружием было возбранено не одну сотню лет. Вдобавок, без офицеров не могли существовать даже самые прогрессивные партизанены, а откуда взяться офицерам?
Карикатура 1831 года на графство Шаумбург-Липпе. Справа и слева таможенные рогатки на противоположных границах «политического субъекта»
Но нет препятствий для учёного разума. Ну и пусть, что графство Вильгельма фон Шаумбург-Липпе было четвёртым по величине среди 238 субъектов Священной Римской Империи Германской Нации... с хвоста. 20 тысяч населения, что-то типа ПГТ. Зато независимое и богатое, благодаря запасам руд в местном холме, гордо именуемом горой (кстати, именно за эту гору Вильгельм постоянно грызся с соседним злобным и загребущим ландграфством Гессен-Кассель), поэтому на недостаток денег князь не жаловался. Посреди местного озера он, с истинно королевским размахом, приказал насыпать искусственный остров, а на нём построить замок. В этот замок же приказал свезти самых талантливых юношей, невзирая на их происхождение. Сказано же, просвещённый монарх.
Вильхельмштайн посреди Штайнхудер Меер
В общем, можно было бы сказать, что князь Вильгельм был романтическим мечтателем... если бы.. если бы он в своё время не был одним из лучших военачальников Европы. В не столь далёкие времена Семилетней войны он, внук (пускай и незаконный) британского короля и ганноверского курфюрста в одном лице, естественно выступил на стороне своей далёкой родины. Когда французы вторглись в германские земли, именно он возглавил оборону родного края. В битве при Миндене, буквально на другом берегу Везера от своего гигантского герцогства, он командовал британско-ганноверской артиллерией, и пока несколько батальонов пехоты вопреки всей военной науки атаковали широким фронтом французскую конницу, его орудия в многочасовой дуэли заставили замолчать вражеские батареи, чем обеспечили полную и совершенно неожиданную победу.
Три года спустя граф Вильгельм, уже командовавший всей союзной артиллерией, был срочно вызван в Португалию: Испания решила воспользоваться моментом и объявила войну Британии и её неизменной союзнице Португалии. Даже с учётом британской помощи дела короля Жозе были печальны: франко-испанские силы превышали португальские втрое, имели куда лучшее вооружение и опыт. Но Вильгельм фон Липпе, уже в звании генералиссимуса, изменил всё. Три раза завоеватели переходили границу в разных местах – и трижды с позором бежали, не в силах противостоять тысячам «комариных укусов», которые чёртов британский немец организовывал врагам в каждой деревне, в каждом ущелье, из-за каждой скалы. Результат был ошеломляющий: британцы с португальцами потеряли меньше тысячи солдат, и то в основном от болезней; испанцы и французы – около 30 тысяч, из них 12 тысяч убитыми!
Дело это стало знаменитым на всю Европу, однако очень скоро ушло в тень куда более красочных событий войны за независимость США, а позже испанской герильи и краха Русского похода. Но в тот момент оно произвело немалое впечатление. Например, капитан Дюмурье, находившийся в неудачливой армии вторжения, явно сделал выводы, которые пригодятся ему 30 лет спустя при Вальми. А авторитет генералиссимуса Вильгельма стал неоспорим.
Граф Вильгельм цу Шаумбург-Липпе (1724–77), сын Альбрехта-Вольфганга, незаконного отпрыска короля Великобритании Георга I. Родился в Лондоне, учился в Женеве, Лейдене и Монпелье, начал службу прапорщиком в британской королевской гвардии, потом сопровождал своего отца в Голландии, где воевал против французов, а потом поступил в имперскую армию и воевал в Италии. Заполировал это всё учёбой военному делу у Фридриха Великого в Берлине
Так что у графа фон Липпе были все причины считать свою идею вооружения простых людей верной. «Народная война», назовут это потом, всё такое... Происходи это четверть веком позже, объявили бы князя опасным якобинцем да заточили бы в высокую башню, чтобы чего не вышло, а так... У богатых свои причуды, чо... Так и пошли кадры от сохи в академии. Ох, если бы знали учителя...
Конечно, поначалу у Герхарда нашего с непроизносимой фамилией Шарнхорст всё было нелегко. Неуклюжий парень, с трудом согласующий времена в сложноподчинённых предложениях и зачастую путающий контингент с котангенсом, на первый год обучения едва сумел сдать переходной экзамен. Зато пять лет спустя выпустился с отличием, обогнав всех своих учёных сокурсников. Чья здесь роль больше – учителя или ученика – сказать сложно. Однако юный Шарнхорст воспринял не только формальную сторону учения: алгебру, геометрию и прикладную алхимию, – но и самую суть. О научился учиться и понял, что этому же следует учить других. Мы не знаем, как относился к нему сам граф-реформатор, но надеемся, что во взоре его мелькала отеческая любовь, надежда и всё такое прочее.
Впрочем, все сказки кончаются, кончилась и эта. В 1777-м граф Вильгельм умер, не оставив наследника (не то, чтобы у него были с этим делом проблемы – половина Европы, поди, была засеяна незаконными отпрысками его благородных кровей – просто у аристократов такого ранга женитьба и секс совпадали исключительно по счастливому совпадению, а гинекология и акушерство по-прежнему оставались на уровне средневековых повитух, так что оба княжеских дитяти от весьма позднего брака умерли в младенчестве, забрав с собой и ни в чём не повинную мать), а получившие столь щедрый подарок кузены немедленно прекратили благообразные безобразия в виде свобод, льгот и академий, замок посреди озера переоборудовали в спа-салон, дармоедов разогнали, ружья у простолюдинов поотбирали, белок вернули из тиров в парки и принялись тратить доходы на модные айфоны, ламборджини и бридж на раздевание.
Вот так Герхарду Шарнхорсту, крестьянскому драгунскому сыну, 22 лет отроду пришлось искать новое пристанище. Благо, аттестат был благоприятственным, рекомендации поощряющими, а звёзды – конъюгирующими, и HRы в родном Ганновере как раз искали молодых перспективных джуниоров со своим дыроколом. Пара слов с бывшими одноклассниками, с которыми молодой талант не успел побить горшки, – и Совет Министров Его Сиятельного Высочества Георга (по совместительству Его Величества короля Британии) милостиво благоволит принять герра Шарнхорста на службу в чине энсина (корнета) 8-го драгунского полка. Того самого, в котором когда-то служил квартирмейстером его отец.
Молодой Герхард Шарнхорст. Вымышленный портрет
Герхард не в том положении, чтобы оспаривать условия сделки, и курфюршество Ганновер принимает его обратно в свои объятья. Есть, правда, одна проблема: после графа Вильгельма прочие правители, фельдмаршалы и командующие были для него что-то вроде червей в мясе... Но это будет для всех сюрпризом, так что не будем спешить и мы.
продолжение следует ЗДЕСЬ
https://site.ua/khavryuchenko.oleksiy/gercogstvo-bez-gercoga-i036o8n