Abstract
Об эгоистичных генах защитников, справедливых выборах в парадигме раннего феодализма и достижении устойчивого дна
– Для продолжения рода необходимо совсем другое.
(с) Г. Горин «Тот самый Мюнхгаузен»
В ходе полемики под предыдущей статьёй о «национальности» Анны Ярославны я осознал, что никто не поднял вопрос, а кем, собственно, являлся её супруг – Генрих Капетинг? Для наших людей достаточно, что он был королём Франции, а значит Русь породнилась с одной из ведущих европейских стран.
Увы, в последнем предложении практически всё – неправда. В лучшем случае, правда с очень большой натяжкой. Генрих не был правителем Франции, как мы её себе представляем, более того, он не был королём французов. Но чтобы объяснить, как это так получается, нам придётся откатиться ещё на тысячу лет назад, во времена Римской империи.
Территория современной Франции, как известно, была практически вся (за исключением Наробоннской Галлии – сейчас это Прованс) завоёвана Юлием Цезарем в 40-х годах до н.э. Следует заметить, что и сами галлы, против которых воевал первый император Рима, были пришельцами на этих землях, появившимися за несколько столетий до того в ходе великой кельтской экспансии. Германцы на тот момент жили по ту сторону Рейна и всё порывались переселиться на юг, поближе к средиземноморскому теплу и римским винным погребам, а римляне, наоборот, «защищали» галлов. Для этой защиты был построен знаменитый «германский лимес» – система укреплений на границе (значительная часть которых сейчас является известными городами – Утрехт, Трир, Майнц, Страсбург, Регенсбург, Вена), который с переменным успехом разделял две стихии. Во второй половине III-го века римские императоры, пытаясь доказать друг другу, кто из них на самом деле император, а кто самозванец, стали один за другим снимать части с границы. Добром это закончиться не могло, и лимес пал, а Галлия подверглась жестокому разграблению.
Одним из племён, поучаствовавшем в большом шухере, были франки. Следует заметить, что они (да и все прочие населенцы нынешней Германии) не были германцами в генетическом смысле слова – высокими, голубоглазыми и рыжими (эта честь досталась скандинавам). Они были в основном потомками до-германского населения северной Европы со значительной примесью германцев по мужской линии (что даёт некоторое представление о процессе покорения этих земель скандинавскими германцами), и по внешности не сильно уж отличались от тех же галлов. Некоторые из этих «народов» вообще были «союзами молодёжи» (аллеманы именно так и переводятся) – то есть ватагами молодых разноплемённых гопников, решивших промышлять разбоем вместо размеренной патриархальной жизни.
Хорошо, что теперь есть генетический анализ. Сверху — карты распределения отцовской ДНК по народам (ориентировочно) и гаплогруппам (наследникам характеристической мутации). Снизу карты распределения кельтских генов по отцовским линиям (слева) и современные доминирующие языки (справа). Заметьте, что языки с генами не совпадают. Тут ещё больше карт.
P.S. Когда при вас спросят, зачем историку знать естественные науки и какой вообще от наук смысл, вспомните, что таких подробных генетических карт для Украины до сих пор нет. Большое зелёное пятно с надписью Slavs означает, что не хватает данных для того, чтобы достоверно различить украинцев с поляками, я уж молчу о древлянах с тиверцами.
Нет, франки не завоевали Галлию. Точнее, сделали они это не сразу. Поначалу они просто селились на восточном берегу Рейна и, получая плату от Рима, защищали внутренние земли от набегов других варваров, не таких везучих. Рано или поздно кому-то из них обязана была прийти в голову мысль, что проще получить всё и сразу, чем часть и потом. Не первым, кто это попытался сделать, но первым, кому удалось, стал знаменитый Хлодвиг (Кловис, Людвиг, Людовик, Луи), который в 486-м году разбил самопровозглашённого правителя префектория Галлии и провозгласил королевство франков.
И здесь следует сделать несколько очень важных замечаний:
1) Франки были не единственными и не самыми успешными из германцев, разделивших Галлию. Им принадлежала лишь северная часть – от Рейна до Луары. Ещё раньше на юге утвердились вестготы, а на востоке – бургунды и алеманны.
2) Не вся территория современной Франции была захвачена германцами. Непокорённой осталась Бретань, которая осталась галльским анклавом ещё на тысячу лет (в историях о короле Артуре Гэльская Арморика фигурирует среди родственных земель наряду с валлийскими и ирландскими).
3) Самое, наверное, главное. Германцев было несколько сот тысяч человек. На фоне многомиллионного романизированного галльского населения они были каплей в море, что прекрасно видно даже сейчас по генетическому распределению – германскими являются только земли близ Рейна (где они жили несколько сот лет при римлянах), а на остальных территориях доминирующими всё ещё являются кельтские и смешанно-кельтские гаплогруппы (галлов от римлян отличить не представляется возможным, так как у северных италиков совпадает с кельтами гаплогруппа).
Более того, у германцев и галло-романцев не были никаких иллюзий насчёт мирного сосуществования. Франки, готы и бургунды считали местных разнеженными слабаками, только и годными, чтобы быть рабами, а себя – хозяевами по праву силы, которых можно лишь убить, но не покорить (юридическая формула «франк означает свободный» сохранилась до позднего средневековья и во многом определила самосознание французов). Фактически франки стали чем-то вроде правящего сословия на территории северной Галлии: зачастую селившиеся отдельно, с иным языком, культурой, традициями и – правами. Да, как гласят классики марксизма-ленинизма французской истории конца XIX-го века, большинство франкских общинников разорилось и по имущественному составу перестали отличаться от местных, но даже последний бедняк помнил, что он вольный, а не серв (раб на латыни) и имеет право на королевскую и общинную справедливость. Франка имели право судить только франки – причём по франкской правде – и угадайте, как его судили, если потерпевшими были «римляне».
Естественно, при таких раскладах местные тоже стремились стать «франками», как раньше стремились в «римляне» (естественно, речь шла не о обмерах черепа или цвете волос, а о правах римского гражданина), и у многих это получалось. Так или иначе, иметь какие-то права можно было только франку, так что лишь их голос остался записанным в истории.
Тем временем завоеватели занялись самоедством и с завидным упорством принялись крошить друг друга в капусту. История Меровингов (потомков Хлодвига) – это сплошная череда войн, в которых союзы заключались исключительно ради предательства, а мирная жизнь была позором для короля. Братья, сыновья, племянники, жёны и воспитанники последовательно резали друг друга, разбивали в бесконечных битвах, призывали чужаков на «родные» земли и клялись, клялись, клялись в верности и дружбе. Естественно, ни о каких постоянных границах, да и вообще о чём-либо постоянном и речь быть не могло.
Кстати, именно такой была жизнь на Руси при ранних Рюриковичах (кем бы они там ни были, варягами или крымскими готами), с той лишь существенной разницей, что франки завоевали цивилизацию, на порядок превышающую их культурно-хозяйственный уровень, и доведшие её до полной деградации, а русы с местными славянами находились в лучшем случае на одной ступени развития, так что деградировать им особо было некуда.
(В порядке курьёза. В знаменитой битве на Каталаунских полях готы-союзники Рима получили в подарок от полководца Аэция или попросту захватили среди добычи огромное золотое блюдо, украшенное драгоценными камнями. Оно стало символом славы и богатства готов и в хрониках часто называется просто Сокровищем. За обладание ним боролись веками германские короли, включая франков, бургундов и алеманнов. В рассказах блюдо постепенно превратилось в чашу, а потом в кольцо – и стало центральным объектом «Повести о Нибелунгах», Золотом Рейна. На основе этих рассказов некий английский профессор-германист написал эпопею о Кольце Всевластия. Сами же хроники Меровингов послужили основой для «Сильмариллиона» с его бесконечно режущими друг друга Феанорычами и Финголфинычами).
При такой весёлой жизни Меровинги закономерно закончились, и им на смену пришли потомки Карла Мартелла, победителя арабов, которые как раз на пике своей экспансии добрались до Луары. Его внук Карл, известный как Великий, на короткое время объединил все германские земли в одно государство. Для местного населения бывшей Галлии, впрочем, это ничего не изменило: воевали за власть по-прежнему потомки германских завоевателей и примазавшихся к ним римских патрициев, а от населения не требовалось ничего, кроме покорности и налогов. Для самоидентификации им хватало понятий «мы местные» и «мы люди имярека». Знатного имярека же генетическая история вилланов интересовала мало – лишь бы работали.
Земли переходили из рук в руки, расслабившихся и прореженных франков начали щемить новые варвары – викинги, династии возникали и исчезали, империя Карла Великого была поделена между внуками на три части, которые продолжили дробиться дальше. Под конец первого тысячелетия потомки Шарлеманя наконец-то извели друг друга окончательно, остались лишь такие дальние родственники, что стыдно и говорить. На востоке бывшей империи власть взял герцог Саксонии Генрих «Птицелов», первый из немецких королей. В западной же части на первый план вышел граф парижский Гуго Великий, племянник бывшего короля Робера I.
Это были два персонажа абсолютно разного порядка. Генрих Птицелов, герцог Везерских болот и непокорных саксов, военной силой подчинил немецких баронов и дал своему сыну Оттону возможность захватить Рим и короноваться императором новой Священной Римской империи. Гуго был местным каудильо, полководцем, успешно защищавшим Париж от постоянных набегов викингов, закрепившихся в Нормандии. Когда у него, подобно его дяде, возникла возможность короноваться королём франков, он благоразумно отказался – и за это получил немыслимые для того времени привилегии, включая титул Герцога Франков. Плоды трудов пожал его сын – Гуго Капет.
Молодой граф парижский и герцог франков приходился дальним родственником Карлу Великому и двоюродным братом немецкому императору Оттону, который хотел окончательно убрать с политической сцены Каролингов, имеющих право оспаривать легитимность его императорского титула, и поэтому поддержал своего родича. С другой стороны, для такого решительного шага, как провозглашения себя королём, никак нельзя было обойтись без благословения церкви (страшного суда бароны таки побаивались). В общем, можно сказать, что нового короля сделал архиепископ Реймский в рамках немецкой интриги.
Так или иначе, в 987-м году последний из Каролингов, молодой Людовик V, немного неудачно для своей жизни упал с лошади во время охоты, и Гуго был избран королём франков (для сверки часов, через год князь Владимир загонит население Киева в Почайну и расскажет им, что теперь у них новый бог).
Не устаю напоминать, что королём франков был тот, кого хотели франки – то есть свободные люди. В число которых не входили ни вилланы (селюки), ни буржуа (горожане), а только те, у кого был меч – потому что свободного человека без меча не бывало. По сути же, короля избирали бароны со своими дружинами.
Последствия не заставили себя ждать: весь «готский» юг Франции за Луарой (Аквитания и «страна языка ок» – Лангедок) нового короля не признал. Пришлось немного повоевать, и компромисс был найден: мы тут на юге зовём вас королём, а вы там на севере не интересуетесь, чем мы здесь на юге занимаемся. Вариантов у Гуго было негусто, так что он согласился. Такая ситуация сохранялась более 200 лет и породила рассвет «куртуазной» культуры Лангедока, которая пала в 1215-м под мечами северных варваров, пришедших под знаменем крестового похода против катарской ереси.
Северные герцоги и графы живо последовали примеру южных коллег, и вскоре Гуго Капет, горестно восклицая «Да какого ж я король?!», остался фактическим правителем своего домена, составлявшего окрестности Парижа и Орлеана, и до конца жизни боялся выехать за его пределы (его даже пытались похитить для выдачи немцам – и в результате он был вынужден «простить» незадачливых заговорщиков, потому что никаких шансов покарать их не было). Опасаясь раздоров после своей смерти, он уговорил архиепископа короновать вместе с ним и его сына Робера, и вскоре (996) умер.
Королевство франков при Гуго Капете (987–996). Синее – это то, что ему подчинялось. Впечатляет?
Кстати, обратите внимание на королевство Бургундию
За своё долгое правление Робер II не успел отличиться ничем, кроме бурной половой жизни, за которую его даже немного отлучили от церкви (что, однако, не помешало ему остаться в истории под прозвищем Благочестивый, ибо еретиков и евреев он жёг на кострах без устали). Впрочем, была одна мелочь, за которую все будущие Капетинги, вероятно, в глубине души благодарили своего благочестивого предка: при нём впервые возник миф о короле-чудотворце, наполовину священнике, способному исцелять золотушных возложением рук. Новоявленные короли были также и монахами – аббатами нескольких монастырей. В мире, где духовное слово могло определить будущее династии, это был очень важный бонус. Впрочем, Роберу это не сильно помогло: под конец жизни подросшие сыновья устроили ему рокош и отправили умирать в монастырь. Старший сын, Гуго, погиб в битве, а второй, 19-летний Генрих I, в 1027-м году при живом отце стал следующим королём франков.
Правление Генриха I заслуженно считается днищем французской истории. О достижениях его известно мало, как и о его жизни. По какой-то причине он не настолько интересовал хронистов, как его скандальный сын. Известно только, что во имя мира в стране он уступил младшему брату герцогство Бургундское (не путать с Бургундским королевством), чем заложил под королевство мину, взорвавшуюся аж через 400 лет, во время Столетней войны.
Генрих был один раз помолвлен, один раз женат, обе его избранницы умерли молодыми, не оставив детей. Времена были опасные, отсутствие наследника означало пресечение династии, и в 41 год уже старый по меркам того времени король отправил сватов в далёкую Русь. Дело в том, что большинство принцесс на выданье в Европе доводились ему кузинами, а папский престол следил за близкородственными связями сурово. Жениться на местных было чревато – жена обязательно привозила с собой родственников, и король, получается, собственноручно, усиливал партию интриганов, направляющих государственную политику к своей пользе.
С другой стороны, князь далёкого Киева уже успел прославиться победами и богатством, три его дочери были замужем за коллегами по цеху: королями Норвегии и Англии, а также венгерским принцем. И явно никаких опасных родственников она с собой не притащит.
О жизни самой Анны много говорить не буду – и без меня сказано. Достаточно того, что в жёстком патриархальном мире она заняла такое место, что королевские указы подписывались с приметкой «в согласии с королевой„, а после скорой смерти Генриха знать без проблем признала её регентшей (правда, наравне с зятем покойного короля Болдуином Фландрским) при малолетнем сыне Филиппе. В общем, франки, ни в грош не ставящие ничего, кроме силы, признали её королевой.
Парижские графы оставались королями франков ещё очень долго. Филипп I, сбежавший от жены к любовнице и за это попавший под очередное отлучение от церкви, тоже не пользовался особым авторитетом среди знати. Кстати, многие знают о Клермонском соборе 1095-го года, открывшем эпоху крестовых походов, но мало кто помнит, что поход-то был лишь вторым пунктом выступления папы, а первый был посвящён именно нечестивому Филиппу. Да и сам крестовый поход не в последнюю очередь должен был продемонстрировать, что короли – никто в сравнении с папами. В итоге, большинство знатных франков ушло к Гробу Господнему, а Филипп – остался. Может он об этом и жалел, но своей выгоды при этом не потерял.
И он, и его наследники (все – прямые потомки Анны и Генриха) продолжали потихоньку округлять королевский домен: мелкими войнами, присоединением выморочных владений, династическими браками. И лишь 115 лет спустя после смерти Анны король Филипп II Август, желая подчеркнуть свою «инакость» от германских императоров, всё ещё претендовавших на полное наследие Карла Великого, стал использовать титул «король Франции» (rex Francis) вместо «короля франков» (rex Francorum). Впрочем, изменение титула ещё ничего не говорило о наличии соответствующего самоопределения у народа. Лишь в XV-м веке при Жанне Д'Арк впервые появляются признаки национального сознания, внесословного идейного единения, при котором мы можем говорить (условно) о французах. Однако, только в XVIII-м веке появляется французская нация, какой мы её знаем...
Но это совсем другая история.
Acknowledgments
Очень рекомендую описание германских войн. Там красочно описывается, как происходил захват Галлии.
А для любителей – «Хроники длинноволосых королей» под редакцией Николая Горелова. Узнаете, чем был наполнен быт Галлии после её захвата варварами.
Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.
