(Этот текст был написан аккурат во время Дебальцевских событий. Учитывая что вся информация имеет вид познавательного материала, — советую читателям этот текст для того что б понять, кем были жители города Дебальцево в мирное время.)
21 век — это век технологий, правда, ФБшные юзеры? Вы же на пике информационных потоков, а значит, должны знать о чуде лоукост-рейсов, которые могли бы довезти вас за пару-тройку сотен долларов в другую страну, но были успешно похоронены кем-то из стада казнокрадов, пасущихся на наших территориях. Вы же в курсе того, как обычный Wiber в телефоне превратил вас из трясущегося элемента очереди на межконтинентальные переговоры в расслабленного студента, который сюсюкает со своей подружкой, находящейся в Канаде по обмену? Вы знаете о том, что мир открыт и требует вашего присутствия, вы офигеваете от того, как камера go-pro может превратить пьяное путешествие молодых американцев в трип, который соберет несколько сотен тысяч просмотров в ютубе.
Знаете же, красавцы? Вот и я в курсе.
Скажите, при таких исходных данных вы можете четко назвать момент, когда вы из потенциального исследователя мира, которым вы себя наверное считаете, превратились в затворников собственной страны, назвав себя «националистом», «правым» или к примеру, «донецким»?
Стало модно замыкаться в рамках и гордиться этим. Я вам немного расскажу об одной из рамок, а точнее, о последствиях гипертрофированного восприятия географической данности и о том, как из лучших побуждений дискредитировать место рождения. Этот рассказ о жителях Донбасса.
Я вот уже 25 лет веду очень плотное общение с одним из жителей Донбасса. Парень, сын потомственных заводчан, переживших голод, раскулачивание, ссылку в Сибири и этап до города-героя Дебальцево. Да, он дебальчанин! Дебальчанин, так уж вышло, родился очень творческой личностью, но добротное воспитание превратило его в технократа по образу мышления, а куча упущенных шансов и неудач — в чувака, который становится серьезным только, когда видит женскую грудь на расстоянии вытянутой руки.
Дебальчане всегда были маленькой частью немаленького региона. Слово «Донбасс» они видели всю свою жизнь повсюду. От живущего своей жизнью чугунного холодильника до вывесок на пансионатах, на памятных досках, на каких то зданиях, на разворованных комбинатах и даже на особо депрессивных генделях, которые по состоянию на данный момент, практически все уничтожены «освободителями» дебальчан от фашизма и американской чумы. Спасибо, кстати, удружили, теперь все свободны!
Во времена моей ранней юности житель донбасса выглядел, как грязный шахтер, который, морщась, докуривает папиросу и, выматерившись по поводу трехгодичной задержки зарплаты, лезет назад в забой. Такими нас показывало ТV, такими нас знали украинцы, которые это TV смотрели.
Пубертатный период принес за собой логичную встряску в самосознании. Помимо гормональных бурь в наших организмах пубертатный период коснулся и нашего региона. Спустя какое-то время — можно даже так сказать — яички у нас стали расти синхронно: и у меня с друзьями, и у Донецкого края, в котором мафия подняла голову, переоделась в дорогие костюмы и начала штурмовать высокие кабинеты, распоряжаясь огромными бюджетами.
Донецк загудел, у Донбасса появился символ успеха — и Донбасс встрепенулся! Донецк начал расстраиваться не по дням, а по часам, параллельно с интенсивной застройкой Донецка происходили интенсивные изменения в наших сознаниях. Дебальчанин наконец-то начал покидать пенаты дремлющего Дебальцево, выезжая на соревнования, его друзья начали интенсивно осваивать разные виды образований, алкоголя и стадий опьянения им, четко следуя юношескому мейнстриму. Но одно их объединяло: они все стали чем-то очень сильно гордиться. В кругу друзей было принято гордиться Донбассом. Символов было несколько: первый — это тот самый шахтер, который докуривает, матерится и лезет в забой, второй — это, по сути, частное приобретение самого известного донецкого татарина — Рината Леонидовича. В будни они гордились шахтерами, в выходные — бразильцами из «Шахтера». Что оставалось? «Донбасс-Арены» еще не было, а Сергея Бубку вспоминать было как то не с руки. Поэтому и гордились тем, что было: шахтерами и бразильцами. Временами погружаясь в ностальгию по тем временам, когда заводы работали, а по Дебальцево ходили индусы в чалмах, которые приезжали на стажировку. Да, да, индусы приезжали на стажировку в Дебальцево, Дебальцевский завод вел плотные торговые отношения с Индией, выпускал строительные краны для Румынии и что-то еще для кого-то еще. Но в настоящем нашего персонажа остались только холодные разворованные цеха и светлое прошлое, о котором каждый дебальчанин знал только из рассказов своих родителей. Хорошее было время...
Жизнь переставала юморить по отношению к обитателям донбасской глубинки уже после окончания школы. Скорость реакции на раздражитель определяла твой успех в будущем, поэтому те, кто быстро усвоил мысль, что с природными данными никому они тут не нужны, начали искать работу, получать специальности и устраивать своё будущее. «Устройством будущего» считалось поступление в железнодорожный ВУЗ. «Железка» всегда была тем местом, где были самые высокие зарплаты, воспетая в предвыборных лозунгах партии Регионов «стабильность», ну и, конечно, пенсия, о близости которой всех дебальчан старательно приучали родители с самого студенческого возраста. Так же среди ТОПовых специальностей фигурировала «мусарка» (Донецкий или Луганский юр. ВУЗ) и медицинские специальности. Но это была экзотика, билетом в лучшую жизнь всегда считалась «железка». И по достижению определенного возраста «обилеченные» жители маленького районного центра хлынули в Харьков и Артемовск, усердно грызя гранит железнодорожных премудростей, щедро разбавленный «Оболонь светлым» и угарными воспоминаниями.
Дебальчанин на тот момент успехами не выделялся. Пока стройные ряды его сверстников расхлебывали плюсы и минусы выбранных специальностей, дебальчанин колесил по Украине, зарабатывая друзей и принимая участие в соревнованиях и сборах. Спустя несколько лет некоторые из его земляков титаническими усилиями своих семей начали приобретать свои первые тонированные «десятки на титанах», делая гусарские наскоки на бары родного Дебальцево по выходным, а дебальчанин все колесил и колесил по Украине, привозя домой нужные только ему одному медальки и упорно сокращая частоту визитов в тихий и давно ему известный город.
Те редкие моменты, когда дебальчанин виделся со своими старыми друзьями, он проводил за столом, отдаленно понимая топорный юмор теперь уже действующих железнодорожников (ментов, врачей) и живя мыслью, что он до сих пор часть этого коллектива. Но коллектив так не думал. Не смотря на то, что коллектив состоял как на подбор из «благополучных» и действительно хороших парней, они не спешили считать своего земляка в доску «своим». После пары-тройки лет, проведенных в загадочном для большинства среднестатистических жителей донбасской глубинки Киеве, он был для них поводом освежить кампанию, но явно не равным собеседником.
Они всегда стремились вернуться. Жить в своем городе, отдыхать «У Иваныча» (от этого заведения на «Кресте» остались одни пеньки еще в начале мая), сделать ремонт, перекрыть крышу, завести собаку, жену, купить Яву на лето. В общем, вернуться для того, чтобы организовать свое родовое гнездо таким образом, чтоб оно соответствовало их представлениям о благополучии и реализовывало все их мужские чаяния. Это была настоящая гонка вооружений! В компании из 15-20 молодых мужиков велась постоянная холодная война с меняющимся составом стран-членов коалиции. Если у «Кабана» появлялись пластиковые окна, то вся операция разыгрывалась как по нотам. Доставка груза осуществлялась на «Тяжелом» (мотоцикл К-750) мотоцикле «Кабана»-старшего. Брутальные самцы надевали брутальные шлемы и со скоростью маршрутки направлялись в сторону Енакиево или Горловки, глядя суровым немигающим взглядом куда-то в сторону горизонта. За рулем был «Кабан»-старший, «Кабан»-младший трясся в коляске и выполнял роль штурмана. Выезжали, как правило, рано утром, что б к полудню товар был уже на базе. До вечера новые пластиковые окна, должны были занимать свое место, нагло намекая соседу «Медведю», что в лесу начинается борьба за лидерство. Что б подчеркнуть высоту своего взлета, «Кабан», во время очередного сбора всех обитателей леса, как бы случайно вспоминал, что он же поставил новые окна и не плохо было бы их обмыть. И «накрывал поляну», чем наносил авторитету «Медведя» непоправимый урон, а свою победу в этой битве делал безоговорочной. Это был вечер триумфа, тотальное превосходство. Но превосходство длилось недолго. Дебальцевские реалии всегда таили скрытую опасность, ею могло стать приобретение кем то нового скутера, установка гипсового забора, отдых в Египте, покупка овчарки, постройка бани, сбор урожая, ремонт машины и прочие маленькие приобретения, которые провоцировали волны новых и новых бытовых подвигов в коллективе коренных дебальчан.
Они варились в собственном соку и за этим было прикольно наблюдать, но принимать участие было довольно скучно. После нескольких лет подобной гонки вооружений мысль о том, что они занимаются чем-то не тем, неслышно подбиралась к каждому из обитателей города на границе Луганской и Донецкой областей. Что-то шло не так... Их родители к 20 годам уже успевали побывать на Кавказе и увидеть Байкал, мужчины в их семьях служили и работали на Севере, бывали в Прибалтике, лазили по Крымским хребтам, пили грузинское вино в Грузии и фоткались на Красной площади, сами понимаете где. А у них этого не было. А если и были шансы нечто подобное предпринять, то они всегда натыкались на финансовую составляющую, а затем спотыкались о бытовые необходимости. Поэтому на реализацию мечт ресурсов, как правило, не хватало. И, как правило, после нескольких лет чаяний необходимость в реализации мечт заменяла уверенность в том, что «и здесь можно нормально отдохнуть».
Постепенно, «нормальный отдых» на близлежащих водохранилищах в компании отдаленно и хорошо знакомых девушек становился чем-то, само собой разумеющимся, и вопрос о том: «Стоит ли поехать на Рождество во Львов», — считался не то что бы не уместным. В некоторых коллективах он считался немного еретическим. «Та шо ты там забыл», — говорил Коляну его друг Иван. — «Соберемся у Сереги, побухаем, он как раз ремонт только закончил, обмоем», — и шанс расширить кругозор утопал в бездонной миске оливье, а сверху его орошал домашний самогон на лимонных корках, который, к слову, некоторые умельцы делали так, что для меня, бармена со стажем, было большим шоком узнать, что он был выгнан в соседнем дворе, а не куплен в АТБ или где-то еще... .
Естественно, помимо компании со звериными прозвищами и относительно попсовой биографией, у нас еще были продажные менты, бандосы мэйд ин 90-е, бандосы помоложе, барыги, «комерсы», бизнесмены, менялы, «мажоры» и прочие. От уже описанных персонажей их отличало то, что их машины были быстрее, ремонты — дороже, телефоны — новее, телевизоры — больше, телки — красивее. Деньги здесь, как и люди, не работали, им просто негде было работать, поэтому все, что им оставалось — это превращаться в бани, заборы, куртки, обшивки и прочие статусные радости провинциального Дебальцево.
Жизнь молодых людей в этих краях отличалась от жизни, прожитой их родителями. Своих чад любящие родители отправляли по проторенным ими в молодости дорожкам, но в конце тропинки счастья их ожидал угрюмый мир полумертвых предприятий и скупые зарплаты. Слово «зарплата» вообще имело сакральное значение в крае масштабных комбинатов. Оторваться от неё умели не многие, те, у кого получилось, и были мазком цветной краски на черно-белой палитре донецкого кряжа. Это были первооткрыватели новых видов деятельности, рекламщики, менеджеры чужих бизнесов, разного рода продавцы, банкиры и все, кто сумел запустить свои капитальчики в свободное плавание. В этой продвинутой когорте компания со зверинными прозвищами не фигурировала, как, собственно, и 80 процентов населения Донбасса.
Такое положение вещей играло с людьми злую шутку. Медленно, но уверенно постоянное «потерпание» приводило к тому, что лишенные сравнений донбассовцы начинали взращивать мысль о том, что лучшей жизни в общем-то нет, а там, где люди живут по-другому, все равно какая-то херня. Вникать в детали они не спешили, год за годом они ограждались гипсовыми заборами, домашними проблемами, нереализованными амбициями и границей города, в котором знали каждый поворот и почти всех жителей в лицо.
К 25 годам их земляк-дезертир уже успел завязать со спортом, переругавшись с федерацией, поработать в личной охране, просто охране, в продажах, экспедитором, вернуться в Донецк, закончить высшее образование, потом — Луганск, контрабандное топливо, заработать первые деньги, первый депресс и вернуться назад в Киев уже другим человеком. «Коренные» к этому времени упели понять только, что жизнь — говно. «Дезертир» — нихера не понял, кроме того, что пустоты мозга надо чем то заполнять и ориентироваться по ходу. Каждый был по-своему прав.
Тем временем молодой Донецк стал приобретать черты вполне себе европейского города. Все блага цивилизации, начиная от горячей воды, заканчивая ровными дорогами и аэропортом, должны были облегчить жизнь дончан, поднять престиж страны и уровень счастья ее обитателей. Почти со всеми задачами успешно справились, попутно отмыв пару-тройку миллиардов в карманы наиболее ловких решал того времени. В минусе осталась только провинция. Сумашедший успех Донецка сделал его привлекательным местом для туристов из Дружковки, Дебальцево, Енакиево и прочих городов, которые влачили постсовковое существование. Теперь у парней со звериными прозвищами появилась отдушина, которая должна была закрыть вопрос отсутствия кругозора и возможности сравнивать. И круг замкнулся. Последние несколько лет жители донбасса тем и занимались, что пытались повысить свой жизненный уровень за счет бытовых подвигов, выучить детей с прицелом на то, что чадо сумеет вырваться из реальности, которой они гордились, и посещали футбольные матчи и рынки Донецка в четкой уверенности, что теперь-то они точно все знают о жизни. Теперь, когда на их глазах была написана история успеха «столицы Донбасса», кстати, «столицей» Донецк стал с легкой подачи человека, имя которого начинается на «Ри» и заканчивается на «нат», они понимают, как выглядит успех. Успех выглядит, как вечерний Донецк с сияющей «Донбасс-Ареной» и сводами «Донбасс-Паласа», успех — реконструированный парк Щербакова летом с молодыми телочками и толпами молодежи, успех — это ужин в «Донецк-Сити» и возможность постоять в пробке на Артема. И теперь он совсем рядом, в 20-30 километрах от родного города. Это был финальный этап формирования «жителя Донбасса».
Теперь они были сами с усами. Им не нужен был Львов с его не понятным языком. Им было по барабану на Крым, ведь его заменяла Юрьевка или — на крайняк — карьер на въезде в город. Никто из них не пускал в голову мысль о том, что в общем-то гордиться есть чем, но поводов не настолько много, чтобы превращать это в подобие религии. Во-первых — они долгое время гордились «вхолостую», вспоминая бандисткие разборки и прошлое, а во-вторых — теперь они не нуждались в советах. «Да что там твои Черновцы», — говорили они своему другу-дезертиру во время совместных пьянок. — «Ты в новом „НЛО“ был? Ща „Лица“ по-моему называется». «Не был», — отвечал им дезертир. «Ну так сходи, а потом говори»,- забивали последний гвоздь его «коренные» товарищи. — «И вообще, возвращайся, найдешь работу тут или в Донецке, хрена ты там сидишь вообще?».
Тогда они были патриотами, а он «нормальным пацаном», но слегка «отступником». Тогда «донецкие» и получили ту закваску, последствия которой вы сегодня видите по телевизору. Они, местные, естественно потерпали от долбанутого на всю свою башню Виктора Федоровича, но потерпали в основном те 20 процентов, кто сумел запустить капиталы в свободное плавание. Основная масса привыкла страдать, поэтому прессинг шакала из Пивновки выдерживали не без потерь, но — в целом — достаточно непринужденно. Ругать власть было модно еще со времен советского союза, поэтому в отношениях родителей и детей президент и его шакалья политика по отношению к людям стала тем фактором, который еще больше сплотил поколения. Теперь сын и отец получили тему для разговора, теперь они стали еще ближе и еще сплоченнее. Параллельно с этим дистанция между «дезертиром» и «коренными» увеличивалась. При этом ни одна из сторон особо не страдала, «дезертир» нашел себя на рынке хорека, а «коренные» нашли себя по месту жительства. Все были при своих. Донецкий патриотизм был на пике.
Это было то самое время, когда на выезде с Путиловского моста вас встречала череда рекламных бордов с улыбающимися неграми, когда оранжево-черные шмотки мелькали перед глазами в каждом районе города, когда на футбол ехали автобусы из донецкой периферии, груженые пьяными железнодорожниками, шахтерами и заводчанами. Все были как один, все гордились. Сильно гордились. Теперь их край стал символом успеха, теперь они стали одни единым народом.
Майдан!
Он поломал все. Да, да, товарищи из Западной и Центральной Украины! Поверьте мне, коренному дебальцевскому дезертиру, Майдан поломал все! Даже вы, коренные дончане, не понимаете, какой это был стресс для глубинки. А ведь именно глубинка и есть статистика, за которую борются наши политики на выборах. Жители больших городов, запомните, вы тут не главные, главные те, кто сидит за чертой вашего города, в местах, где 20 тысяч населения, плохие дороги, плохие пейзажи и море наркоманов. Так вот, как человек, который знает менталитет этого населения, я вам скажу, что взбучка, которую вы спровоцировали Майданом — это был стресс похлеще переворота в 91-м! Когда отморозки из енакиевской и горловской бригад мудохали донецкий евромайдан, они его искренне ненавидели, «добровольцев» на такие мероприятия было пруд пруди, поверьте. Белые воротнички и девочки с пухлыми щечками тогда замахнулись на святое, на повод для гордости! На «стабильность»! Они ведь могли спровоцировать беспорядки на манер киевских в любимом всей периферией Донецке! Они ведь за американцев, которых ненавидели еще родители парней с периферии! Их надо было остановить ради будущего, ради своих детей, ради Донецка! Это должно было стать самым ответственным и большим делом за всю жизнь жителя Харцизска, Дружковки, Енакиево или Дебальцева. И они поперли...
«Несчастью предшествует гордыня, а падению — высокомерие», — это из Библии, и я это загуглил. Потому что неверующий, потому что после тысячи неудач и просранных шансов могу оставаться серьезным, только глядя на женскую грудь на расстоянии вытянутой руки. История этого города кончилась несколько недель назад, достоверность персонажей вы не сможете подтвердить. Началом конца для Донбасса стал локальный, деструктивный патриотизм. Должна получиться хорошая история…
