На «Радио Свобода» 3 июня обсуждали скидывание активистами в Харькове памятника Жукову. Это не первая попытка скинуть конкретный памятник — уже опрокидывали примерно месяц назад.
Принципиальное отношение к безумной борьбе с памятниками я уже озвучивал в январе сего года, когда поводом стала замена памятника Суворову на памятник Богуну в Киеве. Точно такое же отношение и к попыткам левых активистов уничтожить памятники Конфедерации в штатах американского Юга.
Разумеется, нет никакого смысла повторяться, но в данном случае есть пара дополнительных соображений.
Как и многие выросшие в СССР, я с одной стороны получил положенную долю пропагандистской промывки мозгов — чуть ли не в каждом фильме про войну хоть в одном кадре был мудрый Георгий Константинович (особенно, когда создатели не хотели вводить в кадр Сталина).
С другой стороны, я еще успел послушать рассказы настоящих фронтовиков, у которых отношение к Жукову было довольно негативное. Примерно в том же ключе, что у Астафьева — «мясник», «сжег в огне войны русский народ». Не только я такие рассказы слышал, о том же есть стихотворение Бродского:
...Сколько он пролил крови солдатской
в землю чужую! Что ж, горевал?
Вспомнил ли их, умирающий в штатской
белой кровати? Полный провал.
Что он ответит, встретившись в адской
области с ними? «Я воевал».
Безусловно, образ большого советского начальника, перед которым нужно преклоняться, отнюдь не исключает то, что за этим начальником — реки крови, горы черепов или могилы до горизонта. Не мной подмечено, что русская/советская/российская культура обладает явным некрофилическим вкусом — чем больше трупов оставил деятель, тем сильнее к нему народная любовь и крепче память о нем. Примеров с избытком: Иван Грозный, Петр Первый, Ленин, Сталин...
Потому вполне логично предположить, что Жуков был самым кровавым сталинским маршалом, который в меньшей степени, чем другие советские военачальники ценил жизни солдат (стоит вспомнить, что в начале 1995 в Грозном российские генералы в основном проявили точно такое же небрежение жизнями солдат). Однако не будем забывать, что логичность, т.е. возможность, некоего события не означает, что именно оно и случилось.
В ходе вышеупомянутой дискуссии на «Радио Свобода„ один из участников — историк Борис Соколов, — высказывался крайне критично в отношении Жукова, предполагал у последнего большие потери, чем у других командующих фронтами. Вот только к методологии Бориса Соколова у многих историков — безо всякой связи с данным обсуждением, — есть серьезные претензии. Его добросовестность и точность под большим вопросом. В упомянутой дискуссии Соколов отвечает историку Алексею Исаеву, что во время битвы за Берлин не общие потери Красной армии 300 тысяч, но только убитыми.
Если мы обратимся к статьям Википедии на английском и немецком, то обнаружим ту же цифру общих потерь, что назвал Исаев, то есть мы говорим о порядка 80 тысяч убитых, а не о 300. Вот только более внимательный взгляд раскрывает источник этих данных и для англоязычных, и для германоязычных — переведенная на английский в 1997 году книга советского/российского генерала. Может ли она быть лживой? Разумеется, может. Российские военные псевдо-историки озвучивали в основном нужные партийному/государственному руководству идеи и подкрепляли их какими-то «нужными» данными. Лгал ли в конкретной работе генерал-полковник Кривошеев? Не знаю, но то, что на Западе ее восприняли как достаточно надежный источник, свидетельствует, что нет серьезных расхождений с работами западных историков, отнюдь не связанных обязательствами перед компартией и министерством обороны СССР/РФ.
Может ли быть, что прав Борис Соколов, а не остальные? Теоретически — да, но скорее правы все же остальные. Точно проверить, похоже, нельзя, но шансы не в пользу Соколова.
Принимая во внимание вышесказанное о ненадежности источников и зависимости последних от данных отнюдь не правдивого советско-российского министерства обороны, все же проверим какие последствия имели операции проведенные Жуковым. Отталкиваемся мы от англоязычной Википедии или от русскоязычной, не имеет значения: в начале войны в основном операции Жукова обходились Красной армии дороже, чем Вермахту, а в конце войны — где-то с 1944, — потери немцев уже были заметно выше.
Например, Ржевская битва с начала 1942 по начало 1943 стоило пытающейся наступать Красной армии под командованием Жукова 400 тысяч убитыми и еще 100 тысяч пропавшими без вести, т.е. в 500 тысяч (плюс 800 тысяч раненных), а немцам — в примерно 200 тысяч убитыми (162 тыс) и пропавшими без вести (36 тыс). В ходе освобождения Белоруссии летом 1944 — операция Багратион, — потери немцев от примерно 50 до 200 тысяч убитыми и пропавшими без вести (советские источники оценивают потери немцев до 380 тысяч, но это мы проигнорируем), потери Красной армии — 180 тысяч убитыми и пропавшими без вести. Если брать общие потери по одному и тому же источнику (Glantz David, House Jonathan "When Titans Clashed: How the Red Army Stopped Hitler" 1995, University Press of Kansas), то получим 450 тысяч у Вермахта и около 800 тысяч у Красной армии. Поскольку то было наступление, то большие — примерно в 2 раза, — потери советских не удивительны.
А вот в Висло-Одерской операции в начале 1945 — потери Красной армии — примерно 45 тысяч, а Вермахта — до 300 тысяч (правда, с немецкой стороны участвовало 450 тысяч, а с советской — более 2 млн, т.е. преимущество было настолько подавляющим, что разница в жертвах означает, скорее всего, полное техническое превосходство нападающей стороны).
Если сравнить потери солдат в частях под командованием Жукова с другими — например, Конева и Рокоссовского в 1945, — то у Жукова потери относительно ниже. Я не знаю деталей, не исключено, что войскам Конева и Рокоссовского приходилось выполнять более сложные задачи, брать более укрепленные участки, отсюда большие потери. Или у Жукова была возможность получать под свое командование более квалифицированные, более опытные части, а остальным доставались новобранцы, потери среди коих всегда выше. Я не имеют ответа ни на один из этих вопросов, я не историк и не пытаюсь выдать себя за такового. Я могу, как и все остальные, посмотреть доступные материалы и сделать выводы на основе полученной информации.
И эта самая полученная информация свидетельствует о том, что консенсус, отраженный в «народной энциклопедии», не дает оснований для больших плевков в сторону Жукова по сравнению с другими советскими командующими фронтов во время Второй Мировой. Если бы какой-то английский, канадский или американский историк раскопал бы нечто здорово компрометирующее Жукова, об этом было бы известно и отражено в англоязычной версии Википедии. Во многих случаях именно это и наблюдается при сравнении версий на русском и английском (и тогда я по умолчанию доверяю англоязычным источникам, как менее предвзятым).
Тем не менее стоит отметить интересную особенность: вроде как никаких фактов о большей «кровавости», т.е. большем числе жертв в частях, коими командовал Жуков, нет, но именно Жукова сделали самым кровавым советским командующим, «мясником».
Частично это можно объяснить не особо лестными для Жукова воспоминаниями других полководцев. Да, зависть должна была сыграть роль, тем более, что в нескольких мемуарах о Жукове отзывались критично, а его собственные были слишком уж ангажированными.
Тем не менее я сомневаюсь, что тома воспоминаний маршалов и генералов определяли воспоминания простых солдат и невысокого полета офицеров, коих мне посчастливилось услышать, или с кем общался Иосиф Бродский. Почему же ненависть к военным потерям сконцентрировалась в значительной степени на Жукове?
Я бы предположил наложение нескольких факторов. Как уже отмечалось выше, Жукова часто показывали в кино, он в большей степени ассоциируется с главным генералом в фильме — показан или нет генералиссимус, не имеет значение, т.к. почти все понимают, что Сталин осуществлял скорее политическое руководство, а в военных делах понимал явно меньше генералов, — так что первая фамилия советского полководца, всплывающая в памяти обывателя, именно Жуков (ее и запомнить проще, чем длинные фамилии Черняховский, Малиновский, Василевский или Рокоссовский).
Еще один важный момент — как представитель ставки, пользовавшийся доверием Сталина, Жуков участвовал — в том числе на довольно поверхностном уровне, — в проведении многих операций. Так одна из претензий Рокоссовского к Жукова касалась того, что ни одного стратегического и тактического решения в битве на Курской дуге последний не принял, но воспринимается всеми как командовавший советскими войсками. В результате существенно большее количество солдат, воевавших на разных фронтах, в разных частях могут винить Жукова в гибели своих товарищей — сравнительно с маршалами, которые все войну командовали только одним фронтом.
Если мы посмотрим на пропорцию потерь в частях Жукова в ходе Висло-Одерской операции — 7.5%, а у Конева в той же операции — 10.7%. В ходе другой операции в начале 1945 года — Восточно-Померанской, — части, подчинявшиеся Жукову потеряли 14.5%, а подчинявшиеся Рокоссовскому — 30.9%. Следует понимать, что не все солдаты данного фронта или участвовавших армий, дивизий, бригад, полков и т.д. были на передовой. В боевое столкновение с противником входило обычно не более четверти (редко до половины), т.е. потери в 30% означают, что многие взводы, роты, батальоны были уничтожены полностью, практически никого не осталось, кто мог бы рассказывать потомкам о ненужных жертвах. И чем ниже потери, тем больше остается выживших, которые могут озвучить претензии к командующему.
Военные действия похожи на любой проект, на котором работают люди в мирное время, тем, что ошибки и просчеты неизбежны. Но плата за ошибку выше — это не задержка с созданием продукта или в самом худшем случае — увольнение, а ненужные смерти солдат и офицером. Поскольку противники не делятся друг с другом своими планами, то ошибочные предположения командования неизбежны (в современном мире современные средства слежения и коммуникации позволяют быстрее корректировать просчеты, но в прошлом, включая Вторую Мировую, ошибки обнаруживались позже и выражались большими потерями). Когда солдаты видят, как гибнут их товарищи, потому что противник ожидал удара именно в данном месте, или ударил оттуда, откуда не ждали, они винят командиров. Если же они видят, насколько бесправен командир, что он обречен слепо выполнять команды вышестоящих начальников, не обладающих той информацией, которая доступна непосредственно на поле боя, то вина переносится все выше по иерархической лестнице вплоть до командующего фронтом.
Я не прославляю Жукова, я лишь пытаюсь понять, почему ненависть к нему выше, чем к другим советским командующим фронтами. Не исключено, что через год-пять-двадцать, наконец, будут раскрыты архивы или на основании уже известных фактов опубликуют исследование, из которого мы узнаем, что Жуков был более жестоким, чем другие маршалы, и намеренно стремился к большему числу жертв среди солдат, — в этом случае нужно будет многое пересмотреть. Но только после того, как мы получим новую информацию. Новые факты означают новый взгляд на вещи. А вот ненависть или неприязнь к кому-то не создают никаких фактов, но могут влиять на наше отношение к людям или событиям. Как, похоже, и произошло с Жуковым.
Это была около-историческая часть комментария. Теперь перейдем к политической.
Я не собираюсь спорить с тем, что законы нужно исполнять. Речь не о законах вообще, а о конкретных украинских законах о «декоммунизации» — насколько они хороши и соответствуют международному праву? Европейцы — отнюдь не самые большие друзья свободы слова (с тоталитарными режимами, как в КНР и КНДР, или авторитарными, как в РФ, разумеется не сравниваем, пока в ЕС свободы немного больше), — посчитали законы не соответствующими европейским стандартам. Они рекомендовали четче прописать детали — какие именно символы, когда нельзя, когда можно воспроизводить и т.п.
Как либертарианец, я против любых ограничений свободы слова (если нет прямых призывов к насилию).
Рискну предположить, что симпатий к советским символам у меня не больше, чем у депутатов Рады или нынешних харьковских активистов, но если кто-то настолько глуп, чтобы ходить под красным флагом или вывешивать его на собственном доме, я не собираюсь запрещать или оправдывать запрет. Потому что каждый имеет право на собственный выбор, на собственную глупость. И покуда сторонники красных флагов не заставляют остальных вывешивать такие же, т.е. нападать на свободу слова, пусть делают любые глупости, какие им только нравятся. Это их право.
Не нравится памятник Жукову/Иванову/Петрову/Смирнову — не ходи на этот памятник смотреть. Точно также, как мы не едим то, что нам не нравится, мы можем не читать книги, которые нам не нравятся, не смотреть фильмы, не слушать музыку. Те, кому нравятся памятник/книга/песня/фильм, будут читать/смотреть/слушать. Каждому свое. В этом и есть свобода.
Если же одна из сторон, ради сколь угодно светлых целей навязывает свою точку зрения другой, это называется авторитаризм, или тоталитаризм, или диктатура. Именно к этому по сути ведут страну якобы борющиеся с коммунизмом активисты.
Помните шварцевского «Дракона„ или фильм по этой пьесе? Самое главное там, что победитель дракона превращается в дракона, становится им. У борцов с коммунизмом нередко происходит подобное превращение — их методы оказываются откровенно тоталитарными, они не оставляют людям никакой свободы, т.е. действуют точно также, как их враги. И в чем разница, перестает быть ясным (в измерении личных прав и политических свобод, с экономическими свободами обычно дела не столь печальны).
При этом можно понять общий настрой тех, кто снес памятники Ленину в Украине: никакой исторической или художественной ценности они не представляли, были стандартными и пошлыми. Смотреть в каждом городе на этого политического деятеля никакой нужды не было. Решили снести то, что было на государственной/общественной земле. Никаких претензий. Но нужно предложить людям получить эти статуи бесплатно или по цене материала/металлолома. При этом каждый должен иметь право ставить у себя во дворе/на своей земле статуи Ленина, Сталина, Кагановича, Косиора или, наоборот, Романа Шухевича. Право частной собственности и свобода слова должны это разрешать.
На своей земле должно быть разрешено ставить статуи хоть серийных убийц, хоть диктаторов. Но если с городской/деревенской территории будет виден памятник Гитлеру или Чикатило, местный совет может обязать владельца земли поставить забор достаточной высоты, чтобы никого не раздражать.
Естественно, активистам логика и мнение окружающих не указ, они никого не слышат, на факты внимания не обращают, живут исключительно эмоциями, как маленькие дети. Это их право. Но право разумных людей относиться к активистам так, как они того заслуживают, как к тупым существам. И выражать свою позицию не только минимизацией социальных контактов с особо ярыми (читай — особо дурными) активистами, но и политически — отказом поддерживать политические силы, которые раздувают истерию и пытаются навязать свою волю всем остальным.
Как показали последние выборы, украинцы оказались удивительно разумными, чтобы послать лесом всех активистов и выбрать кандидата с лучшей, наиболее практичной программой (я рискнул бы сказать, что такой процент — 73! — голосов, отданных за здравый смысл, является мечтой не только в сползающей в политкорректный самоубийственный маразм Европе, но и в Канаде и Штатах!). Так что можно надеяться на дальнейшие разумные действия в Украине. Хотя скандалы, типа сноса памятника Жукову, неизбежны и в будущем.
Оригинал — https://khvostik.wordpress.com/2019/06/07/zhukov-i...
