Ощущая душистый аромат свежеиспечённого хлеба, я часто не могу устоять и покупаю его больше чем нужно. Когда он плесневеет и его приходится выбрасывать. я всегда испытываю чувство неловкости и стыда. Мой старший брат, который уже вступил в восьмой десяток, приезжая в гости, справедливо ругает меня, если видит испорченный хлеб. В своё время ругала за это и мама. Она никогда не забывала, насколько ценным и желанным был для неё в начале 30-х кусочек хлеба. Для ребёнка в небольшом украинском посёлке это был главный деликатес тогда.

Вспоминаю и её, и бабушкины рассказы о том, с каким нетерпением они ждали мая, чтобы побаловаться супом из одуванчиков. Вслед за одуванчиками наступала очередь варить крапиву и лебеду. А там и другой подножный корм созревал. Летом было проще. Летом от голода почти никто не умирал. Почти…

Вспоминаю друга моего отца — Григория Чеха. Дядя Гришу. Они оба были виолончелистами, но если папа уже в 60-е ушёл из оркестра и стал настройщиком, то дядя Гриша вплоть до начала 80-х годов продолжал играть в симфоническом оркестре Днепропетровской филармонии. Всю жизнь он оставался одиноким, и когда приходил к нам в гости, мама всегда старалась его накормить. Если она предлагала ему и борщ и кашу, например, он высыпал второе в первое, перемешивал, и жадно ел. Он не выпивал, в отличии от большинства музыкантов, а всё что зарабатывал — проедал. От такого питания в 70-е у него уже был огромный живот и изрядно лишний вес. Левый карман его пиджака был оттопырен и засален. Там всегда лежал солидный кусок чёрного хлеба. Иногда, когда он видел на столе хлеб, а тот что в кармане подсыхал, он доставал его, обмакивал в смеси борща и каши, и съедал. А только что отрезанный кусок нырял со стола в этот же карман. Из правого кармана, который выглядел гораздо опрятнее, он часто доставал пару карамелек, которые приносил мне в качестве гостинца.

Добрейший человек, с искалеченной голодомором судьбой. В то время он был подростком-сиротой и психологическая травма осталась у него на всю жизнь. Фронтовик. Вспоминая войну он всегда говорил, что там было очень страшно, но было лучше чем в начале 30-х. Там умирали. Но умирали быстро, а не медленно и мучительно, как умирали от голода. Там кормили — и для него это тогда было главное.

Умер он в конце 80-х. Сытым и с неизменным куском хлеба в кармане.

И когда мы вспоминаем о голодоморе и погибших в те годы, давайте помнить и тех, кто сумел пережить этот ужас. Выжил, а потом боролся со своими воспоминаниями об этом кошмаре всю оставшуюся жизнь.

Вечная память и тем и другим. И здоровья тем единицам, кому сейчас уже около 90, и в чьей памяти ещё сохранились те страшные годы.

Берегите стариков. И предложите им сегодня самый свежий и ароматный хлеб.