Я помню, как в Тбилиси в 1985 году, когда нам было по 12-13 лет, моя одноклассница пришла ко мне с ужасом в глазах.
«Захотела воды. Открываю холодильник. Беру Боржоми. Наливаю в стакан. Выпиваю. И подпрыгиваю. Это водка.
Беру вторую бутылку Боржоми, чтобы запить водой. Это опять водка. Третья бутылка — опять водка».
Сухой закон. Антиалкогольная кампания Горбачева.
Вместо воды во всех бутылках — водка.
Это мне напоминает мои попытки «поговорить» с русскими «интеллектуалами». Каждый раз вместо воды — водка.
У меня было несколько попыток «сделать глоток чистой воды», разобраться, поговорить с «умными людьми».
Несколько лет жизни на дне тбилисской затонувшей Атлантиды с 1991 по 1995 год, среди оккупировавших Тбилиси уголовников, убийц, насильников, в кромешной темноте, страхе, голоде, отсутствии воды и газа, с чайниками на кострах, с вырубленными парками и пианино, пущенными в топку.
С молчаливым вопросом любимых людей «за что? что мы такого сделали?». Мы были напуганы, раздавлены.
Ответ был дан на московских ТВ каналах.
Анатолий Собчак в 1992 году сказал ясно: «Я предупреждал, что если грузинский народ изберет Гамсахурдиа, это закончится очень плохо для Грузии».
Из Кремля объяснили.
Москва, куда весь мир перенес центр Вселенной и наделил Москву центром «демократии, свободы и правды», была дьявольским суррогатом, фальшивкой, и под этой личиной демократического государства приступила к убийствам.
Когда, перебравшись через Крестовый перевал в 1995 году, (не подозревая. что пробираюсь рядом с моими Ичкерийскими братьями, которые, в отличие от грузин, не захотели получать инструкции из Кремля), я оказалась в Москве, а потом в Петербурге, первые дни я плакала только потому, что там был свет, работало метро, люди Жили и не знали вообще, что творилось у нас.
Меня жители Петербурга встретили анекдотами про черножопых и однообразным «ты из Урюпинска или Мухосранска»?
Поверьте, с моим покалеченным сердцем, мне было непросто выжить: ночные арденалиновые атаки, а утром — нелюди города Петербурга.
Я тогда плохо отдавала себе отчет, в чем именно заключается это «нелюди» по сравнению с нашими «людьми» в Тбилиси.
И вот тут, чтобы выжить, я начала учиться «быть как они».
Учиться «быть как они» — это натягивать на себя «петербургоцентричность».
Это не интеллектуальная или метафизическая процедура, это физиологическая процедура.
Это упражнение на уровне жизни и смерти.
От этих «нелюдей» сильно отличался Андрей, который к тому времени сделал попытку уехать навсегда из России, но вернулся. Тогда не получилось.
Он тоже был «Петербургоцентричным», но она компенсировалось его «Борромини — центричностью».
Он жил итальянской архитектурой.
Тем не менее, наша встреча была чудовищным столкновением двух миров.
Мой «Кавказ» и его «Бродский-ферштейн».
Я физически видела перед собой пропасть, я не понимала, что от меня требует Андрей с его «Бродский-ферштейн».
А он не понимал, что от него хочу я, ожидая увидеть в нем признаки Тбилиси.
Только через много лет мы вместе сформулировали эту «Петербургоцентричность».
Она — суррогат, заменитель, пустота, которая оттягивает все внимание на себя и отвлекает от настоящего.
От настоящей Грузии, Украины, Италии.
Так же, как и страшные московские «итальянские и французские» рестораны, которые обязаны быть круче итальянских и французских, потому что они московские.
Выйдя из этого ада в 2008 году, уехав в Прагу, я попала в новый экзистенциальный водоворот.
У меня начался процесс очищения. Это дикая боль.
Расплата. Чувство вины за то, что ты не можешь описать.
За то, что ты пошел на некую сделку и стал «Бродский ферштейн», «Набоков ферштейн», «Цветаева ферштейн».
Ты признал превосходство их переживаний, вторичных и несущественных по сравнению с твоими.
Ты стал «русская культура — ферштейн» и перенес туда свою систему координат, когда ты знаешь, что твоя система координат, а не их — настоящая.
Это дьявольское искушение, и расплата настигает людей врасплох, и люди теряют почву под ногами.
Сегодня война в Украине принесла этот процесс.
Первыми его почувствовали утонченные люди.
Такие, как Katia Margolis. Я вижу их боль.
Они страдают физически.
Они чувствуют ответственность.
Они пытаются объяснить это тем, кто пока защищается от этого процесса, ставят психологический барьер.
Это понятно, потому что у Кати кроме русской культуры есть еще целый мир.
Итальянский. Венецианский.
Но есть люди «Петербургоцентричной и Москвоцентричной» культуры, у которых нет ничего, кроме русского языка и русской культуры. Вот здесь будет девять кругов ада.
Их сейчас корежит от того, что проявляется настоящее — Украина.
Украина для суррогатной русской культуры — ладан для Чорта.
Зеркало, в котором русская суррогатная культура отражается в ее бесовском обличии.
Настоящая Грузия — то же самое.
Отсюда попытки «одомашнить» Грузию, русифицировать, интерпретировать Грузию.
Но настоящая Грузия не имеет ничего общего с русским представлением, с «москвоцентричным представлением» о Грузии.
Настоящая Украина, настоящий Кавказ — враждебны для людей русской культуры. Поэтому они наделяют их фольклорными местечковыми снисходительными характеристиками, льстящими русским.
В 2014 году я вынуждена была начать писать.
Описывать это неописуемое состояние соприкосновения моего тбилисского мира с миром «Петербургоцентричным».
Я написала повесть «Уши Андропова».
Это помогло мне не сойти с ума. Потому что к тому времени я уже сделала несколько попыток обсудить этот вопрос с «лучшими людьми Петербурга».
Потом с лучшими людьми Ходорковского и с самим Ходорковским, который лузгал орешки и громко плевался скорлупой, посылая мне мысль, чтобы я скорее закруглялась в своем описании Ночи Саперных Лопаток в Тбилиси.
Я уже к тому времени сделала попытку обсудить это с лучшими людьми на Радио Свобода.
Эта моя история поиска правды действительно напоминает мне историю моей одноклассницы, которая хотела воды, но трижды находила водку.
Воду я нашла.
Я припала к ней после 30 лет жажды в пустыне.
Живительной водой оказалась Ичкерия.
Ичкерия принесла правду, вернула мне себя, позволила ответить на все вопросы, поставило все на свои места.
Что мои вопросы и догадки — правильные.
А «лучшие люди Петербурга, Эха Москвы и Радио Свобода» — пусть сами разбираются, им предстоит долгая дорогая по кругам ада.
Сегодня я опубликую программу с Марио Корти, директором Русской Службы Радио Свобода с 1998 по 2003 год.
Если кто-то хочет понять, как мучительно происходит отказ от «Москвоцентричного» видения мира у людей, образованных, эрудированных, тонких, но столкнувшихся вдруг с дьявольской подоплекой русского мира, которого они раньше не замечали, обязательно посмотрите.