Кое-что случилось.
Перед тем, как поехать в Украину в конце мая, мы приступили к съемкам документального фильма про архитектуру шедевра итальянского архитектора Паоло Портогези — Римской мечети.
Мы собирались, вернувшись из Украины, просить аудиенции у Паоло Портогези в его доме под Римом.
Я уже писала про Паоло Портогези, что это тот самый человек, который расшифровал послание Творца человеку.
Послание заключается в том, что Творцу нужны «помощники», а не иждивенцы, сидящие на шее и требующие у Отца больше и больше благополучия, а еще и чудес, побольше чудес.
Да получите вы свое благополучие и свое чудо, только кто будет помогать Отцу доносить до нас, корявых, не умеющих пользоваться головой и руками, Его волю?
На кого Ему рассчитывать?
Архитектор Паоло Портогези написал очень доступные тексты, чтобы человек начал делать какое-то движение в сторону Творца, оторвавшись хоть на минуту от бифштекса.
В Тбилиси я с двенадцати лет остро чувствовала Его присутствие, я проводила бессонные ночи, потому что Его присутствие было невозможно выдержать.
И я знаю, что не обязательно читать Шопенгауэра или Кьеркегора как «пособие», чтобы обнаружить Его присутствие.
Когда в Тбилиси случилась Ночь саперных лопаток 9 апреля 1989 года, я не могла «смотреть Ему в глаза».
Я представляла, как Ему больно.
С этой ношей я поплелась жить дальше, слабо соображая, как это самое «жить» возможно после 9 апреля.
Потом, в 1991-м, русские танки опять пришли к ним в Тбилиси, теперь уже свергать нашего президента. Они сделали свое дело, и в городе установилась власть отпетых уголовников, грязных урок, (забудьте о «воровской романтике», это животные, садисты, это грязь).
За каждым поворотом били по башке, отнимая буханку хлеба. Шприцы устлали все улицы, все деревья были срублены, чтобы топить буржуйки, люки от канализации крали, чтобы продать на металл.
Мы бродили в темноте как тени, скелеты, стояли в очереди к костру во дворе, чтобы вскипятить чайник.
А в это время жировали люди Шеварднадзе и Джабы Иоселиани.
Из тюрем были выпущены 4000 уголовников, которые вместе в русскими расписали Тбилиси как Пульку.
А в это время на московских каналах барскими голосами Евгений Киселев, Александр Любимов, Леонид Парфенов и все остальные, с гляцевыми харями, рассказывали, каких делов натворили «звиадисты».
Но теперь все хорошо, теперь добрый и надежный Шеварднадзе.
Война в Абхазии, геноцид грузин, беженцы, оккупация моего любимого Сухуми, убийство Звиада Гамсахурдиа.
В 1995 году меня стали снаряжать «на заработки» в Петербург, мои родители не имели делишек с людьми Джабы и Шеви. Мы тихо загибались.
Мнения разделились.
Кто-то говорил: надо спасать семью от голода.
Кто-то говорил «нельзя в Россию, Россия погубит».
Когда я переползла по военно-грузинской дороге на ту сторону, когда я оказалась в Петербурге, в котором никогда в жизни раньше не была, я поняла, что это конец.
Сегодня у украинцев есть статус пострадавшей стороны.
При всем ужасе войны, если ты признан во всем мире как пострадавшая сторона, это одна беда.
Но когда на нас в Грузии еще и повесили вину за эту войну, «потому что не надо было выбирать Звиада», это совсем другая беда.
В Петербурге никто не ждал меня в статусе «пострадавшей стороны».
Петербург встретил меня жесточайшим льдом и ржанием.
Я смогла поселиться в избушке лесника под Тосно, в самом страшном алкашеском месте в прокисшем лесу, ходила с коромыслом по воду, ухаживала за умирающей бабусей в доме лесника. После пары поездок «устроиться на работу» в Петербурге я бросила попытки и направила последние силы на умирающую в доме лесника бабушку.
В состоянии нервного истощения так бывает.
Ты направляешь всю свою хлипкую энергию на одну очень локальную задачу.
По ночам при свечке я сидела возле ее постели, электричества в доме лесника не было.
Она видела во мне свою маму и звала меня «мама».
Я таскала ее, меняла постель, надорвала сердце, которое и так было поражено ядами в Тбилиси, которые Горби дал приказ применить во время Ночи саперных лопаток на проспекте Руставели.
Когда у нее началась агония, я бросилась на колени и стала молиться в исступлении. Я умоляла, чтобы она не умерла.
Весь мир тогда сконцентрировался на жизни этой бабушки.
Я молилась до потери сознания, пока не потемнело в глазах.
Когда я очнулась, бабушка стояла на ногах и улыбалась.
Она прожила еще несколько лет и умерла в мой день рождения, 30 мая.
Я больше не «злоупотребляла» этой практикой, ненормальной, как романы Достоевского.
Но вывод я сделала.
Много чего случилось с того Рождества 1995 года.
Как из лесной опушки в Тосно я ступила на самую роскошную палубу Петербурга, как я стала совладелицей миланского модного дома, как люди вокруг даже не подозревали о моих адреналиновых ночных атаках, это отдельная история.
Отдельная история и та процедура, которая стоит за фразой «Россия опасна».
Да, она смертельно опасна.
Да, это дьявольский процесс трансформации души.
«Русский мир» — это не национальность и не идея, это метафизическая дьявольская энергия.
Да, после войны 2008 года против Грузии я уехала оттуда прочь, бросив эти треклятые деньги, бросив «блеск», о котором люди просят Творца.
Он дает блеск, если тебе так уж надо, никаких проблем.
Но что бывает потом с теми, кто с двенадцати лет ощущал Его присутствие и получал отклик?
Это умел описать Гоголь.
Но одно дело — читать «Портрет», другое дело — понять на своей шкуре.
В Праге я стала стареть и умирать. Мне прооперировали сердце. Я продолжала стареть и умирать.
«Русский мир» сотворил со мной что-то такое, чему я не могла найти объяснения.
Творец отдалился от меня.
Я лезла на стену.
Я поехала в Польшу в Ченстоховский монастырь.
Умоляла вернуться.
Ничего.
Потом случился Майдан и Небесная сотня.
Ржание русского мира над украинцами.
В июне 2014 я встретила украинского священника, черного монаха, я бросилась к нему на колени, я не могла вынести Богооставленности.
В течение двух лет каждый день я отстаивала Литургии на коленях.
Из меня опять полезла Достоевщина, я просила прощения у всех подряд (как учил старец Зосима), много просила прощения у подлецов. Унижалась.
Все бестолку. Не этого Он хотел от меня.
Потом в Праге появился Ходор, вернее литовец, который представлял его интересы и предложил нам с Андреем работать вместе. «Строить оппозиционные медиа».
Мы с радостью стали снимать для него программы, пока дело не дошло до моей позиции по Грузии.
Тут Ходора, и литовца, и его контору как ветром сдуло.
Я сказала, что создам свой медиа ресурс.
В день, когда мы поставили камеры, чтобы снимать первое в моей жизни видео, где я веду программу, мне сообщили, что в Петербурге погиб мой брат. 4 марта 2016 года.
Если бы я тогда остановила съемку, я бы умерла.
Но я записала эту программу.
Год я не могла избавиться от страшнейших приступов адреналиновых панических атак.
Но я записывала регулярно программы про агрессию русского мира.
Журналисты русской службы Радио Свобода устраивали мне буллинг, высмеивали, советовали «бросить это занятие», подсылали «специалистов, которые могут подсказать, как надо».
И тут что-то произошло.
Мой брат замолвил за меня словечко. Я это знаю.
Меня простили.
Мне дали шанс.
В моей жизни появилась Ичкерия.
Это боль и любовь, которую я не могу вынести.
Поэтому я не трачу ни минуты впустую, на глупые разговоры, на умные разговоры, не могу и не хочу.
Вместе с Ичкерией пришла и вся правда о Грузии, которую от нас скрывали.
Понимаете, это то, о чем писал Паоло Портогези.
Всевышнему нужны «работники».
В этом нет никакой мистики.
В этом рутина и обыденность дней.
Как правда от Него пробьется через толщу врущих ртов, забитых бифштексами?
Если мы не будем своими ручками писать тексты и показывать видео в интернете, то как правда, которая нужна Ему, дойдет до жителей, жующих бифштекс?
Во сне? Во время сновидений?
Я все это написала для того, чтобы написать заключительную фразу.
Великий архитектор Паоло Портогези умер в день моего рождения, 30 мая 2023 года, во время нашей с Андреем поездки в Украину, не дождавшись нашего возвращения в Рим.
Некого больше спросить о «помощниках» Творца, как он это видел.
Придется разбираться самой.