Когда мой старший сын был младенцем, он отлично спал. В сущности, он только и делал, что спал. И я могла себе позволить, скажем, выскочить из дому на пять минут в магазин на углу, за хлебом.
В одно из этих «выскакиваний» меня накрыло волной паники: а что, если вот сейчас, на пешеходном переходе, меня собьёт машина, и мой мальчик останется один-одинёшенек в запертой квартире? Он будет плакать, а никто не подойдет, потому что я буду без сознания и меня увезут в больницу... Фантазия эта, как, наверное, случается с каждой молодой мамочкой, была настолько пронзительной и живой, что я задохнулась от ужаса. Надо сказать, что я не мать-одиночка, и самое плохое (впрочем, достаточно плохое), что грозило бы моему сыну, — повопить в одиночестве часок до прибытия десанта папы и тётушек. Но мне хватило и этого. Больше я в магазин не бегала.
Несколько дней назад в центре Киева умер от голода маленький ребёнок. Его сестричка сейчас в реанимации. Женщина, которая его родила (я не могу использовать тут слово «мама»), оставила детей в запертой квартире и ушла гулять. На девять дней. Девять. Блядь. Дней.
Когда я об этом думаю, у меня начинается истерика. Ничего чудовищнее я не могу себе представить.
При этом меньше всего в этой жуткой истории меня интересует женщина, родившая этих детей. Она где-то за гранью моего представления о зле в принципе. Судя по всему, она не вполне нормальна: детей она оставила не для того, чтобы избавиться от них, а именно потому, что хотелось погулять. Через девять дней вернулась и очень удивилась, что малыш умер, так и говорит: «Я не знала, что от этого можно умереть». Сама вызвала «скорую» для его сестрёнки. Всё это, повторюсь, за гранью моего представления о том, что такое «зло».
Чуть интереснее — бабушка детей. Она вроде бы приходила к ним, даже приносила еду. Постояла под дверью, послушала, как кричат дети. Не смогла открыть дверь. Развернулась и ушла. Впрочем, нет. Если было именно так, это тоже за гранью. В конце концов, именно она воспитала ту, «удивлённую».
Оставлю явную патологию по ту сторону зла.
В таких историях гораздо больше интересуют те люди, которые, в общем, нормальны. Например, полиция. По первым сообщениям, полицейские там были. Если представить, что люди не соврали в этом, выходит вот что. Приехав по вызову соседей, полицейский наряд, которому сообщили, что в квартире несколько дней плачут маленькие дети, потоптался неуверенно на пороге, заявил, что оснований выбивать дверь нет, и... уехал.
Нет оснований. НЕТ ОСНОВАНИЙ.
Я лично знаю парочку историй о дверях, вскрытых из-за лопнувшей трубы. У соседей снизу текло с потолка, жильцов не было дома, слесарь из жека вызывал участкового и вскрывал квартиру в отсутствие хозяев.
То есть текущая с потолка вода — это основание. Необходимость сделать ремонт и уменьшить траты на него — самое что ни на есть основание.
А умирающие от голода за запертой дверью дети — нет. Дети, которые кричат и зовут на помощь несколько дней кряду. Не основание.
Я, наверное, никогда не перестану об этом думать.
И на мой взгляд, если это правда, это — самое яркое свидетельство того, что наша полицейская реформа провалилась. Ни разбитые «приусы», ни дурацкие истории со стрельбой меня к этому выводу не приводили. А вот эта невыбитая дверь — привела.
Полицейские, не видящие оснований войти в квартиру, где несколько дней кричат дети, профнепригодны. Полицейские, пасующие перед закрытой дверью, за которой «какие-то семейные дела», профнепригодны. Реформа, которая привела этих людей на должность, провалена.
Мы не можем запретить всем «странным» женщинам рожать детей. Мы не можем запретить мужчинам, любящим лупить домашних, жениться и заводить семью. Правоохранительные органы — единственный механизм недопущения подобных трагедий. Должен бы быть.
Но он не работает. Потому что полицейские «не видят оснований».
Впрочем, полиция утверждает, что соседка соврала, наряда не было, посмотрите журнал вызовов, мы вообще об этом адресе впервые слышим, ну ладно, не впервые, нас вызвала эта женщина, родившая несчастных детей, когда домой вернулась.
Очень хочется им верить. Пусть так и будет. Так всё же чуть легче.
И вот соседи ещё интересны. Я не обвиняю их, упаси боже. Это, на самом деле, довольно распространенная тема, психологам хорошо известная: когда много людей видят трагедию, каждый думает, что другой «уже вмешался». Может, поэтому одна из соседок и сказала журналистам на камеру, что «дети плакали» и «полиция приезжала» — была уверена, что ну кто-то же полицию вызвал, не может же быть так, чтоб никто.
Может.
Каждый думает «Ну уж этот-то, из 117-й квартиры, точно уже вызвал, ему ж даже слышнее, чем мне! О, вот лифт заработал: точно полиция приехала». Каждый боится и не хочет вмешаться самостоятельно (опять же, в «семейные» разборки у нас не принято не лезть не только полиции). Каждый считает: а вдруг скандал, так пусть лучше этот, из 117-й, поскандалит, а я что, крайний...
А дети устают и затихают...
Я в ужасе не только от кошмарности этой детской смерти. Я в ужасе от того, что «предохранителя» от нее у нас в стране нет. Вообще.
Пожалуй, если вдруг мне доведётся куда-то выскочить на минуточку, оставив дома детей одних, я повешу на входную дверь табличку:
«Дорогие соседи, если мои дети долго кричат у двери, пожалуйста, не вызывайте полицию. Не ждите других соседей. ВЫБЕЙТЕ МОЮ ДВЕРЬ. Пожалуйста».
Выбейте эту проклятую дверь сами. Не рассчитывайте ни на кого.
