Мы шли мимо книжных рядов, раскинувшихся, как тентакли Ктулху, как корни Игдрассиля. Сколько здесь книг? Я взялся считать шкафы, но после сотого оставил затею. Пыли на полках не было.
– Библиотека жива, голубчик. Она самоочищается, саморегенерируется... Когда вырванный лист отрастет, а когда и вся книга восстанет из пепла, – профессор подмигнул, а меня передернуло. – Библиотека открыта для сотрудников института, аспирантов, студентов. Было бы преступлением хранить такое сокровище себе одному. Но, конечно, я не стану пускать в свой рабочий кабинет стаю бандерлогов. Книги любят тишину, покой, –Викентий Вячеславович подошел к громадному почтовому ящику и вынул из него с десяток заказов. – Постой, я сейчас.
Профессор вернулся со стопкой томов, сунул книги в почтовый ящик и продолжил экскурсию.
– Книги – это зеркало мира, голубчик. Зазеркалье наших душ или что у нас там. Разумеется я, как ученый, должен считать человека произведением эволюции, а разум – продуктом взаимодействия девяноста миллиардов нейронов. Никакого тебе витализма, креацианизма и оккультизма! – Профессор ласкал корешки книг, как воды Меконга ласкают вьетнамские рисовые поля.
Библия и апокрифические Писания, Коран, Тора и Талмуд, Трипитака, Веды, Старшая и Младшая Эдда, Калевала, Авеста, Египетская и Тибетская книги мертвых... «Иллиада» и «Одиссея» Гомера, «Книга Закона» Алистера Кроули, «Черная Библия» Антона Шандора ЛаВея, полное собрание сочинений Рона Хаббарда и Карлоса Кастанеды. Чтобы стать священным, текст должен утратить авторство. «Золотая ветвь» Джеймса Фрезера. Какофония латиницы, кириллицы, рун, арабской вязи и деванагари. Профессор продолжил:
– Получается, я должен сжечь эти сборники сказок, этих богов, созданных человеком по своему образу и подобию, и водрузить на пьедестал учебники нейробиологии? Но ведь учебники, да и сама речь тоже – плод людской фантазии, иллюзия того, что мы хоть чем-то отличаемся от мартышек... Кроме страсти к разрушению мира, конечно... И даже микроскопы, телескопы, спектрометры – творение разума, они искусственны, они не имеют ничего общего с природой, так же, как и мифы про Перуна, Инти, Осириса, Тангароа или Иегову. Но телескоп, будучи сам творением разума, помогает нам объяснять явления мира. Возможно, миф выполнял ту же функцию до изобретения телескопа?
– Да, так и есть,– согласился я, разглядывая Библию на языке полари, арго британских геев. Как по-ихнему будет «не ложись с мужчиной, как с женщиной»?
– Конечно, религия устарела. Но не знаю, кто вымрет первым – боги или люди. Не знаю даже, что из этого хуже. Зачем разрушать старые храмы? Стройте новые! Никто не бросался с топором на арбалет после изобретения аркебузы – просто сын вешал его на стену, внук забрасывал на чердак, а правнук сдавал в музей. Другое дело, что глупо идти с арбалетами против танков, хотя такие случаи истории тоже известны. А людям нужны сказки: уберите Христа – получите Марию Деви. Или сайентологию, или культ карго... Попробуйте выкорчевать Аллаха, Милостивого, Милосердного и посвятившего неверным целую суру – получайте «Аль-Каиду» и «Талибан». А «салам-алейкум», между тем, – Викентий Вячеславович сладострастно провел пальцем по корешку книги с арабской вязью, – означает «мир вам». Тебе какие религии больше нравятся: монотеистические или политеистические?
Вот так, просто: платье – красное или зеленое? Бабочку или галстук?
– Вера как отечество – ее не выбирают, – когда-то я слышал эту фразу от матери. Она ее тоже, видимо, где-то слышала.
– Ну будет тебе, давай без штампов. И с верой, и с отечеством ты загнул – ты вот гражданин Украины, Сталина на тебя нет, а кто-то до сих пор в Советском Союзе живет. А захочешь – поработаешь пяток лет во Франции – и станешь соотечественником Виктора Гюго. Или паспорт Антарктиды получишь... А в Христиании и документов не надо... Дети цветов против бюрократии... Так что и гражданство, и религию мы вольны выбирать. Князь Владимир же выбрал...
Мои познания в вопросах веры ограничивались курсом религиоведения и освящением куличей на Пасху. Раз разговлялся с друзьями-мусульманами в мечети после вечерней молитвы. Вода и финики, а потом бараний плов... Раз зашел в индуистский храм спросить, почему Шива синего цвета... Раз прошел курс медитации, десять дней мира, спокойствия и молчания...
– Мне, пожалуй, буддизм близок. Только без всех этих мандал, кор, пудж и прочих форм буддопоклонства, – робко начал я. – Не убий, не укради, не блуди, не лги... Живи в мире с собой и с миром... Медитируй. Все просто.
– Отчего же, кора и пуджа – своеобразные формы медитации. Изображение мандал и танок – тоже. Подобно тому, как в православии иконопись считается формой молитвы. Я и сам рисую, – профессор подвел меня к мольберту.
Житийная икона, в среднике – молитва о Чаше. Маслина, вместо тени у которой – крест. На клеймах – история христианства. Лев выпускает кишки мученика на арене Колизея. Истощенный затворник хлещет себя плетью в подземелье. Заушение Ария. Девушку сжигают на костре, вместо дров – книги. Крестовый поход. Еврейский погром. Монах валяется в канаве в обнимку с бутылкой. Чекист бьет прикладом старуху с распятием. Немецкий офицер читает молитвенник, в небе – бомбардировщики с крестами на крыльях. Солдаты насилуют чеченку в Грозном. Батюшка за рулем мерседеса. Патриарх Кирилл беседует с Путиным.
Я понял, о какой Чаше молился Спаситель.
Превью: Basilique du Sacré-Cœur, Брюссель, Бельгия. Немного современной иконографии.
