Однажды я увидел четырехмерный фрактал. Он простирался на девяносто три миллиарда световых лет в пространственных измерениях и на тринадцать с половиной миллиардов лет в видимой части временного измерения.

Сначала в нем происходили события, неописуемые с точки зрения физики, затем с точки зрения химии, потом с точки зрения биологии, и в конце концов с точки зрения истории -- науки, зародившейся, когда свалившиеся с пальм лысеющие обезьяны изобрели речь и приручили огонь. Историю изобрели тоже они, несколько позже. Равно как и биологию, химию и физику, чтобы рассматривать доступный их взору фрактал с разных сторон.

Обезьяны формировали все более крупные стада... или колонии, все сложнее устроенные, и, чтобы описывать процессы, происходящие в них, изобрели демографию, социологию и политологию. Они уделяли много внимания передаче информации, что привело к появлению семантики и лингвистики, а также своему внутреннему обезьяньему миру, что сделало возможным существование нейробиологии и психологии, а также различных форм исскуства.

Примерно в то время, когда потомки Адама в количестве восьми миллиардов человек начали возвращаться в Эдем -- их города были больше похожи уже не на стада обезьян, а на колонии кораллов или средневековые палимпсесты -- случилось событие, совершенно незначительное с точки зрения мировой истории (и тем более эволюционной биологии), но важное в масштабе одного обезьяньего семейства и характеризующееся появлением сгустка сознания, здесь и далее называемого «я». Разумеется, сгустки сознания -- всего лишь побочный продукт эволюции, видимо, помогающий их носителям выживать. (Если клювы, или крылья, или вот сгустки сознания появлялись и передавались следующим поколениям, значит, они обычно помогали своим носителям выживать -- или, по крайней мере, не сильно мешали.)

Возвращение в Эдем сопровождалось печальными событиями, описывать которые здесь не буду -- там один список жертв на несколько километров -- не то, чтобы раньше жертв было меньше, просто тогда человеческая жизнь ценилась дешевле, а пергамент дороже, поэтому списки не составлялись. Но, идя по трупам себе подобных, а также останкам представителей других видов, стая бандерлогов -- во всяком случае, некоторые представители этой стаи, называемые «золотым миллиардом» -- таки ворвались в Эдем и отменили все три проклятия. Теперь рождать детей в болезни и подчиняться мужу стало необязательным и даже архаичным, а есть хлеб в поте лица можно было -- по желанию -- не только Адаму, но и Еве. (Нужно заметить, что Ева очень долго боролась за право есть хлеб в поте лица наравне с Адамом. Деторождение же, несмотря на значительные достижения генетиков, кибернетиков и литераторов вроде Хаксли, все ещё оставалось обязанностью Евы, как свидетельство самоподобия мира, средство добавления новых итераций фракталу и слоёв палимпсесту. В просвещенном мире звучало мнение, что это -- уже не обязанность Евы, а её право; в некоторых особо просвещенных -- или же особо перенаселенных -- странах это право даже догадались ограничить; а взамен дали право не бинтовать ноги, не сжигать себя после смерти мужа и даже голосовать на выборах.) О правах змеев, птеродактилей и прочих драконов тоже говорили, но наложенное на них (а заодно и на другие формы самовоспроисводящихся ДНК) проклятие о вражде с человеком оставалось в силе.

Сгусток сознания, появившийся, как и все мы, в результате ошибки (ошибаться -- великолепнейшее свойство эволюции), и называемый здесь и далее «я», рос, учился, даже пытался где-то работать и кем-то стать, но однажды проникся словами о том, что все суета и ловление ветра, а коли так, то можно собрать рюкзак и отправиться ловить ветер в тёплые широты.

Продолжение следует...